— Хер догадаешься, что случилось?

И когда я расписываю ему перспективы контракта, Тони мычит нечто вроде «Угу», потупив взгляд. И выглядит он сам каким-то растерянным, не от мира сего.

— С тобой все в порядке, Тони? — спрашиваю я.

— У меня тоже есть новости — тихо говорит он.

Чувствую, сердце останавливается. Бледнею. Я подумал, что у него кто-то умер: мама или папа. Должно было случиться что-то отвратительное, раз он не рад факту, что у нас есть менеджер.

— Что с тобой?

— Со мной связался Иэн Андерсон — говорит он, отводя взгляд. — От них ушел гитарист. И Андерсон попросил меня, чтобы я его заменил, ну и я согласился. Извините, парни, не смог отказать. Десятого декабря играем с «Роллингами» в «Wembley» [24].

Мы в шоке. Это конец. То, что было так близко, вдруг отдалилось на миллионы световых лет.

— Тони. — я пытаюсь что-то сказать, но ком подкатил к горлу. — Зашибись, старик! Ты всегда этого хотел.

— Поздравляю, Тони. — Гизер откладывает гитару в сторону и подходит, чтобы похлопать его по плечу.

— Вот именно — добавляет Билл. — Если кто из нас этого заслуживает, то наверняка это ты. Надеюсь, «Tull» понимают, как им с тобой повезло.

— Спасибо, парни! — с трудом выдавливает из себя Тони, как будто ему трудно дышать. — Вот увидите, у вас все получится. Со мной или без меня.

Могу сказать откровенно, что мы не кривили душой — с Тони за последние несколько месяцев мы прошли многое, и каждый из нас искренне желал ему успехов.

Несмотря на это, это была самая хреновая новость, которую я услышал в своей жизни.

Мы были убиты горем, зная что никогда не найдем другого такого гитариста как Тони. С ним у нас все получалось. Может потому, что мы выросли на соседних улицах? Может потому, что мы были голодранцами, лишенными надежд и отдавали себе отчет в том, как сложится наша жизнь без рок-н-ролла. Во всяком случае, мы понимали друг друга с полуслова, это мог подтвердить каждый, кто видел нас вместе на сцене.

Помню, как после той злосчастной репетиции, я лежал в постели, закрыв лицо руками. В комнату вошел отец и присел на кровати.

— Поди-ка, сынок, выпей с друзьями — и вложил мне в руку десять шиллингов. Должно быть, я выглядел настолько хреново, раз он так поступил, принимая во внимание неоплаченные счета на кухонном столе, над которыми сокрушалась мама. — Свет клином на Тони не сошелся. Найдете другого гитариста.

Хорошим человеком был мой отец. Но в этот раз ошибся — другие гитаристы для нас не существовали — таких как Тони не было.

Так я оказался в пабе вместе с Биллом, где мы с горя нажрались. Билл, как обычно, заливался сидром, деревенским пойлом, на вкус чуть лучше, чем отрава. Чтобы сидр был не очень кислым, Билл разбавлял его соком черной смородины. Большой бокал тогда стоил два шиллинга, поэтому все его глушили. Но Билл не изменил своей привычке, даже когда уже мог себе позволить шампанское. Реально подсел на сидр. Этим пойлом трудно было упиться, просто после пары бокалов трещала башка.

В тот вечер главной темой наших разговоров был Тони и я могу с абсолютной уверенностью сказать, что нас не съедала зависть. Просто мы были подавлены. Хотя мы оба любили «Jethro Tull», но считали, что «Earth» может быть в сто раз лучше. Тони перед уходом колдовал над мощными риффами — самыми тяжелыми, которые я когда-либо слышал, а Гизер начал писать улетные тексты в тему. Что касается меня и Билла, то мы прогрессировали с каждым концертом. В отличие от большинства групп — однодневок из хит-парада, мы не выглядели как подделка. Нас собрал вместе не какой-то хрен в галстуке где-нибудь в прокуренном лондонском кабинете. Одна звезда, крутое название плюс банда сессионных музыкантов, причем для каждого тура — разные. Все это не про нас. Мы давали, блин, настоящий продукт.

Тони ушел от нас в декабре 1968 года.

Зима была такой морозной, что я начал припоминать те времена, когда вкалывал водопроводчиком, заглядывая в колодцы, а моя жопа покрывалась инеем. Не хер нам было ловить без Тони. Мы просиживали целыми днями, жалуясь на судьбу, запивая это чаем. Все наши концерты были отменены, а так как мы дневную работу давно позабросили — ни у кого из нас денег не было. А значит, отменялись и походы в пивную.

Несмотря на это, никто и не задумался о поиске «настоящей» работы.

— В 1968 году Джон Осборн был восходящей звездой рок-н-ролла — пародировал я голос за кадром, меряя шагами свою комнату. — В 1969 году он уже стал восходящей звездой помоек.

Единственное, что нас держало на плаву-то, что мы увидим Тони по телеку. Би-Би-Си планировало трансляцию лондонского концерта «Rolling Stones». Все это под названием «Рок-н-ролльный цирк «Rolling Stones». Такого еще не было: «Стоуны», собственно, организовывали частный концерт с участием приглашенных друзей по цеху. Действо должно было пройти в «Intertel Studios» в лондонском районе Уэмбли, где была построена сцена в виде цирковой арены и накрыта большим шатром. Представление открывали «Jethro Tull», потом на арену выходили парни из «The Who», Мик Джаггер даже уговорил Джона Леннона исполнить новую версию «Yer Blues» в сопровождении спешно сколоченной специально для этого случая группы «Dirty Mac»: Эрик Клэптон, барабанщик Митч Митчелл, бас — Кейт Ричардс. Я даже не знал, что Ричардс умеет играть на бас-гитаре. Пресса просто визжала от восторга, это было первое публичное выступление Леннона со времен последнего шоу «Битлз» 1966 года. (Позже мне рассказали, как один из крутых продюсеров Би-Би-Си позвонил Леннону с вопросом, какой бы он хотел усилитель. На что Джон коротко ответил: «Исправный». Просто отпад. Жаль, что я с ним не был знаком.)

В конце концов, Би-Би-Си ничего не показало. Дело запороли «Стоуны», поговаривают, Джеггеру не понравилось звучание группы во время концерта. И только 28 лет спустя этот материал был показан на нью-йоркском кинофестивале. Если будете смотреть, парень в белом капюшоне с огромными усами — это Тони. Хорошо у него получился «Song For Jeffrey», но между ним и Иэном Андерсоном нет искорки. Может поэтому, спустя четыре дня, Тони решил оттуда уйти.

— Как это ты ушел?! — спрашивает Гизер на военном совете в пабе, за несколько дней до Рождества.

— Не моя тема — говорит Тони и пожимает плечами. В тот день он проставлялся.

— Как можно играть в «Jethro Tull» и говорить «не мое» — удивился Гизер. — Ты же выступал вместе с Джоном Ленноном, старик!

— Я предпочитаю играть в собственной группе. Не хочу быть чьим-то наемником.

— Так что, Иэн Андерсон — мудило? — спрашиваю я, переходя к сути.

— Нет, он парень в порядке. Ну, разве что, не было в этом никакого прикола. Не то, что с вами.

Билл уже приговорил третий бокал сидра, Билл выглядел так, будто вот-вот расплачется.

— Ну что, снова вместе? — Гизер всегда спокоен, старается не улыбаться.

— Если вы меня примете.

— Хорошо, только прошу вас, давайте придумаем другое название — предлагаю я.

— Послушайте, название — это все чушь! — говорит Тони. — Мы должны четко себе уяснить, что это серьезно. Завязываем валять дурака. Я видел, как пашут в «Jethro Tull». Они, в натуре, пашут. Перед каждым концертом — четыре дня репетиций. Мы тоже должны так делать. Обязательно играть собственные песни на собственные тексты, даже если нас зафукают. Пипл схавает. Только так мы выработаем свой фирменный стиль. Мы должны подумать о пластинке. Поговорим завтра с Джимом Симпсоном.

Все уважительно закивали головами.

Скажу как на духу, никто из нас не осознал тогда, как же нам чертовски повезло. Не сошел ли Тони с ума? Люди в здравом рассудке не уходят из таких групп, откуда ушел Тони. Даже Роберт Плант, в конце концов, махнул на свою «Хоббсхрень» и рванул к Джимми Пэйджу, чтобы влиться в «The New Yardbirds». В общем, я бы не поступил, так как Тони. Как бы я не горевал, когда распалась «Earth», но если бы мне предложили место в популярной английской группе, красной строкой выступающей на рок-фестивалях, с контрактом на запись пластинки — сказал бы только: «Э… Ну пока, парни!» Подводя итог: снимаем шляпу перед Тони Айомми. Он знал, чего хочет и, скорее всего, знал, что добьется успеха без помощи Иэна Андерсона.