Мередит смотрелся прекрасно. Тут, конечно, многое зависело от режиссера, от операторов, от монтажа и от освещения, но, даже принимая все эти тонкости во внимание, Мелисса ощущала, какой чисто физической притягательностью и мощью обладает образ главного героя. Или, вернее, сочетание образа героя и человека, сидевшего по соседству с ней.
– Пришлось же вам попыхтеть, – прошептала она Мередиту.
– Да, – согласился он, – но за это прилично заплатили.
Завораживающее впечатление после просмотра не рассеялось, несмотря даже на короткие реплики, которыми они перебрасывались, и Мелисса поймала себя на том, что то и дело посматривает на Мередита. И еще на том, что испытала явное облегчение, когда любовная сцена на экране сменилась очередным кровопролитием.
Когда фильм кончился и затихли овации, Мелисса и Мередит вышли из кинотеатра на залитый огнями Бродвей, миновали отделенные полицейскими кордонами зрительские толпы, пересекли улицу и вошли в «Астор». Мелиссе показалось довольно занятным, что их видят вместе с Мередитом сразу после премьеры. Любопытные взгляды, шепот и приветственные возгласы, люди, еле сдерживаемые полицейскими, – все это напомнило ей некоторые сцены из только что виденного фильма. Пеструю толпу на баррикадах. Ей даже стало приятно оказаться на некоторое время не в центре всеобщего внимания – как одной из богатейших женщин в мире, привыкшей к всеобщему поклонению, а по соседству с этим центром.
В огромном зале яблоку негде было упасть. Помимо гостей, набилось множество телевизионщиков, которые понаставили повсюду осветительные приборы, камеры и прочую аппаратуру, растянули множество проводов и кабелей. Мелиссу и ее спутника усадили за центральный стол, и Мередит сразу заказал шампанское. Поговорить им почти не удавалось, поскольку без конца подходили какие-то люди, которые поздравляли Мередита с успехом. Находились, правда, и такие, которые благодарили Мелиссу за помощь в организации вечера и за поддержку Фонда борьбы с сердечными заболеваниями. Наконец, улучив благоприятный миг, Мередит шепнул, что неплохо было бы улизнуть и потанцевать.
– Да, давайте, – с облегчением согласилась Мелисса.
Они станцевали. А затем еще и еще – вальсы, фокстроты, танго и даже чарльстон. Мелиссу приятно поразили легкость, изящество и отточенность движений Мередита. Он оказался изумительным танцором. Между ними развернулось что-то вроде соревнования – кто проявит большую музыкальность, большую изобретательность и экстравагантность в танце. Ни тому ни другому не хотелось возвращаться в серую обыденность сидения за столом, к необходимости выслушивания бесконечных поздравлений, приветствий и излияний благодарности. И самое главное – ни один не хотел признать, что устал. Уж слишком они были необычными, совершенными и возвышенными, чтобы признаться в слабости, свойственной обычным смертным, влачащим бренное существование. Да, кружась в объятиях Мередита, Мелисса испытывала подлинный восторг, который углублялся от сознания того, что на них сейчас устремлены все взоры гостей – не только тех, кто присутствовал в зале, но и всех тех, кто, затаив дыхание, прильнул сейчас к экранам телевизоров – ведь благодаря многоглазому чудовищу, направленному на танцующую парочку оператором, за ними следила сейчас вся страна.
Но на этом ощущения Мелиссы не кончались. В еще больший трепет приводило ее острое ощущение самого Мередита, его физического мужского начала. Это одновременно пугало, очаровывало и завораживало Мелиссу, так как этого она не могла и представить. Танцевали ли они медленный танец, и она кружилась в его объятиях, или они переходили на быстрый ритм, и она чувствовала его мимолетные прикосновения – но Мелисса вся пылала.
– А вы, оказывается, очень волнующий мужчина, – проговорила она, переводя дыхание. А мгновением позже, вряд ли отдавая себе отчет в своих словах, добавила:
– Долго мы еще собираемся оставаться здесь посреди этой толпы?
– Давайте уйдем, – предложил Мередит.
– Но сейчас еще только начинают подавать на стол… – Вы голодны? – участливо спросил Мередит.
– Нет, – ответила она. Есть, во всяком случае, ей явно не хотелось.
Они ушли внезапно, ни с кем не попрощавшись. Мелисса ощутила себя Золушкой, второпях убегающей с бала. С той лишь разницей, что на сей раз принц исчезал с ней вместе. Парочка забралась в лимузин, который доставил беглецов в апартаменты-«люкс» в «Хэмпшир-хаусе».
Колетт и Морис, как и полагалось, встретили их. Колетт всегда готовила госпоже чай с тостами перед отходом ко сну. Морис открыл дверь и принял у Мелиссы манто.
– Шампанского! – приказала она и добавила – Потом можешь идти.
– Oui, mademoiselle.
– Bon soir, mademoiselle, – сказала Колетт.
– Bonne nuit, – ответила Мелисса. – Сегодня мне больше ничего не потребуется.
– Mais, mademoiselle… [16]—начала было Колетт, но осеклась.
Мелисса прищурилась; глаза ее метали молнии.
– Я же сказала: мне больше ничего не потребуется. Колетт, потупив взор, удалилась в комнаты прислуги.
Морис поставил шампанское на кофейный столик, сказал: Bonne nuit, mademoiselle, monsieur» [17]и последовал за женой.
– Я должна извиниться за своих слуг, – сказала Мелисса. – Они привыкли, что должны ограждать меня от излишне назойливых мужчин. Да так, чтобы остальным неповадно было. Они очень преданные, но с трудом привыкают к новой обстановке. Расстегните мне «молнию», пожалуйста.
Мередит подумал, что Мелисса хочет выйти в спальню и переодеться во что-нибудь более свободное и удобное. Тем более что прислугу она только что отослала и помочь ей было больше некому. Это показалось ему вполне логичным, хотя и несколько необычным. Мелисса повернулась к нему спиной, и Мередит опустил застежку «молнии» до самого низа.
Мелисса повернулась к нему лицом, посмотрела прямо в глаза, потом чуть повела плечами, и платье соскользнуло к ее ногам. Бюстгальтера на ней не оказалось – фасон платья от Гивенши не оставлял для него места. Мелисса протянула к нему стройные руки, и Мередит поцеловал ее.
– Захвати шампанское, – проговорила она с чуть заметной хрипотцой, высвободилась из объятий Мередита и исчезла в спальне.
Мередит взял со столика серебряный поднос и последовал за ней. Мелисса, уже совершенно обнаженная, лежала в постели, откинув покрывала. Мередит поставил поднос на ночной столик и начал раздеваться, в то время как Мелисса, привалившись спиной к подушке и скрестив руки на груди, наблюдала за ним. Грудь у нее была нежная и едва сформировавшаяся, словно у девочки-подростка.
– Ты очень красиво раздеваешься, – заметила она. – Почему никто до сих пор не устраивает мужского стриптиза?
– Возможно, будь больше таких женщин, как ты, появление мужского стриптиза тоже не заставило бы себя долго ждать.
– Как я? Ты же меня совсем не знаешь. Иди ко мне. Скорей!
Мередит сбросил лакированные бальные туфли, снял носки, спустил трусы и лег рядом с Мелиссой. Их губы сразу слились в поцелуе, а руки нашли друг друга и начали жадно обследовать незнакомые, но такие манящие тела. Наконец, Мередит оторвался от губ Мелиссы и попытался было раздвинуть ее ноги и возлечь на нее, но Мелисса оттолкнула его:
– Нет, не сейчас. Не спеши. Потерпи.
– Мне показалось, что ты сама спешишь.
– Мне не терпелось забраться в постель, – поправила Мелисса. – Но не выбраться из нее.
– Но я… – начал было Мередит.
– Ну, пожалуйста, – прервала его Мелисса. – Медленно, медленно, медленно.
– Хорошо, – пожал плечами Мередит. – Почему бы и нет?
Они еще долго лежали рядом. Мередит гладил крохотные грудки, обводил пальцем нежные сосочки, ласкал углубление, в котором скрывался изящный пупок, проводил ладонью по атласной коже живота, спускаясь к треугольнику мягких пушистых завитков и лишь время от времени, словно невзначай, легонько касаясь пышущего жаром углубления между внутренними поверхностями бедер. И Мелисса обеими руками гладила его тело, обследуя выпуклости на груди, сжимая крепкие бедра и иногда задерживая пальцы на его мощном фаллосе – робко, словно даже боязливо.