— О, тут я согласен. — Он отпустил ее руку и опустился ниже на сиденье, потянув ее с собой, к себе в объятия, пока она не оказалась на нем полулежа. — Думаю, нам требуется вспомогательный состав, а?

— Вспомогательный?

Он поднял вверх два пальца. Два длинных, загорелых, сильных пальца, и когда он взял их в рот, его напряженный взгляд задержался на ней, и тепло растеклось у нее внизу живота. Затем он вытащил пальцы, и они порочно заблестели в тусклом свете.

— Партнеры-звезды, — прошептал он. Реакция не замедлила явиться в виде горячей вспышки в паху.

— Трев, п-постой. — Она с трудом выдавила слова. Он заводит эту игру слишком далеко. Одно дело опустить нескромную руку под стол — единственное, что ей нужно было сделать, чтобы довести его до кульминации, и единственное, что она готова сделать в общественном месте; но совсем другое — если нечто подобное станет проделывать он. Она не может позволить себе оказаться в таком уязвимом положении. — Ты… ты не должен, то есть я же не могу…

— Что ты не можешь?

Требовательность его тона напомнила ей, что, если она отступит, он одержит верх. Пока она лихорадочно пыталась отыскать благовидный предлог, чтобы обойти вызов, он вернул ее к игре поцелуем — горячим, настойчивым слиянием ртов, заставляя забыться, пока она не обхватила его руками за шею и не отдалась непреодолимой страсти. Поцелуй становился все настойчивее, смелее и чувственнее. Волна возбуждения накрыла ее с головой. Она никогда не умела устоять перед его поцелуями… или интимными прикосновениями.

Его рука тем временем заскользила вверх по бедру. Она не остановила его, даже обвила ногой его ногу под столом, облегчая ему доступ. Хрипло пробормотав что-то одобрительное, он костяшками пальцев стал медленно поглаживать красный шелковый треугольник, пока она не застонала.

Пока она пыталась задержать рвущиеся стоны, его пальцы пробрались под шелковую полоску и заскользили дразнящими дорожками. Огонь вспыхнул в ее крови. Спина выгнулась. Бедра задвигались. И со стоном нетерпения он глубоко погрузил пальцы внутрь, а большой палец оставался снаружи, лаская, гладя, дразня.

Раскаленная лава растекалась по ней с головокружительной силой по мере того, как наслаждение росло, а напряжение сгущалось. Она теряла контроль, и знала это. Тело извивалось по собственной воле, и невозможно было сдержать звуки, рвущиеся из горла. С каждым ритмичным скольжением пальцев ее страсть воспаряла.

— Трев, — прошептала она в отчаянии, вонзаясь пальцами в твердые мускулы его плеч. — Остановись. Мы должны остановиться.

Он сделал паузу, но не убрал пальцев.

— Почему? — спросил он низким, хриплым шепотом, возродившим в памяти жаркие ночи страстной любви. — Скажи мне, почему, Джен?

— Потому что я… мы… — Она с трудом говорила между неровными вдохами, оглушающим стуком сердца и сводящими с ума движениями его большого пальца. Стремительно приближаясь к краю, она заглушила вскрик и в отчаянии схватила его за запястье.

Они уставились друг на друга в горячем, напряженном молчании, пока где-то внизу под ними публика не зааплодировала.

Он медленно вынул пальцы из ее пульсирующей интимной сердцевины, и само это движение породило еще один всплеск ощущений.

— Ты не ответила мне, — прошептал он. — Зачем останавливаться?

Она, конечно, знала: он хочет, чтобы она призналась, как ей неловко и что все ее рассказы — ложь, никаких оргий не было, а она просто страстная женщина, любящая секс.

— Если ты боишься, что нас поймают, — сказал он, прокладывая ладонью медленную соблазнительную дорожку вдоль ее бедра, — или если смущаешься делать это в общественном месте, скажи.

Хотя его прикосновения не давали ей остыть, она пробормотала:

— Я не сказала, что боюсь или смущаюсь, но… но… — она лихорадочно подыскивала точку опоры, — но почему мне одной наслаждаться действием? Это несправедливо. Ты же сам говорил, что одноактная пьеса не может быть возбуждающей.

— Чертовски возбуждающая. — Его рука снова нацелилась вверх, когда он наклонился ближе и, губами прикусив мочку уха, прошептал: — Мне никогда не надоест быть внутри тебя, Джен. Чувствовать твой жар, твою тесноту. Держать тебя и наблюдать, как ты возносишься к вершине.

Она застонала от возбуждения, зажала его надвигающуюся ладонь между бедрами, пока он окончательно не погубил ее, и не дала ему сказать больше ни слова, заткнув рот поцелуем. Но поцелуй только ухудшил дело, подтолкнув их обоих дальше к головокружительному безрассудству. Его ладони сминали тонкую ткань платья под блейзером, он ласкал грудь, перекатывая между пальцами затвердевшие вершины.

Словно стрелы молний, ощущения пронзали и опаляли ее. Как легко было бы отдаться ему!

Взрыв смеха зрителей привел ее в чувство. Здесь не место предаваться страсти. Хотя снизу из зала видны лишь их головы, они могут не заметить, как официантка или кто-то еще будет подниматься по лестнице. Потрясенная своим грехопадением, она прервала поцелуй, перехватила руки Трева на своей груди и переплела с ним пальцы, надежно удерживая их.

— Ты восхитительный мужчина, Трев Монтгомери, — сказала она дрожащим, задыхающимся шепотом. — Мне не нужен фактор риска, чтобы получить наслаждение. Что скажешь насчет того, чтобы нам отправиться на поиски кровати? — Эта идея показалась ей просто блестящей.

Он слегка отстранился и напряженно уставился на нее. В этом взгляде было недоумение.

— Что случилось, Джен? — Кривая улыбка углубила морщинки вокруг рта, но не смягчила напряженность взгляда. — Струсила?

Ни один мужчина никогда так не раздражал ее! Правда, они всегда любили поддразнивать друг друга. Отдернув руки, она гневно зыркнула на него.

— Нет, я не струсила. Но я и не рехнулась. Почему, по-твоему, меня еще не арестовали, как других девушек «ночной смены», которых я знаю? Потому что я соблюдаю осторожность.

— Например, занимаясь сексом в лифте? — Он держал палец на кнопке! — Почему бы тебе не признаться, что ты не делала всех этих вещей — и никогда не сделаешь, — и если даже ты и продавалась кому-то, то только мне?

О, этому не будет конца. Он опять взбирается на своего белого коня, облаченный в сияющие доспехи, готовый мчаться ей на выручку, хочет она того или нет.

— Найди нам лифт, — бросила она вызов, — и посмотрим, кто первый пойдет на попятный.

— Я не намерен держать кнопку лифта, когда ты в моих руках. — Его взгляд прожигал ее насквозь. — Для моих пальцев найдется занятие получше.

Предательская волна жара прокатилась по ней, прихлынув к лицу, и она отвернулась, не уверенная, что темнота скроет ее яркий румянец. Он взял ее за подбородок и приподнял лицо.

— Ну, перестань, Джен. Ты же знаешь, нам не нужен лифт. Официантка сказала, что не потревожит нас во время спектакля, и никому снизу не видно, что делается под этим столом. Темно. Мы одни. И все, что нужно, у нас здесь. Ты, я, — он полез в задний карман и бросил на стол маленький пакетик из фольги, — и все необходимое.

Она разинула рот. Презерватив! С ума сошел! Дженифер посмотрела на него и поняла, что может отказать ему, тогда он поймет, где предел ее сексуальной смелости, и это будет означать, что она наврала про все свои похождения. Или, может, продолжить игру и найти предел его сексуальной смелости? То, что он проделал парочку дерзких штучек под столом, не означает, что он действительно займется сексом в кабинке ресторана, полного людей. Она в это не верит.

— Пока я подготовлюсь, — пробормотал он, беря пакетик со стола и окидывая ее намеренно непристойным взглядом, — почему бы тебе не снять эти хорошенькие красные трусики? Если ты, конечно, не хочешь подождать моей помощи.

Никто, кроме Трева Монтгомери, не умел так разжечь ее гнев и чувственность одновременно.

Ощущая себя горячей и возбужденной, она подцепила пальцами кружевную полоску и, немного поерзав, стащила шелковый треугольник вниз, сбросила туфли и наклонилась, чтобы поднять вещицу. Затем выпрямилась и помахала ею перед ним, словно победным красным флагом.