Наверное, однажды доктор Йохансен привез Берна сюда и Берн не упустил возможности закрутить, как он сам это называл, «головокружительный роман».

Было уже далеко за полдень, когда доктор и Фелисити наконец распрощались со своими очаровательными хозяевами и их дочерью. Они поехали обратно в клинику кружным путем, что заняло у них больше времени, и по дороге доктор Йохансен показал ей развалины маленькой церкви, стоявшей когда-то на вершине скалы.

— Очень выгодное положение, — произнес он, когда они с Фелисити пробирались через заросли дикой травы и сорняков. — Ее называют «церковь гибнущих кораблей», потому что ее огни обманывали мореходов и направляли их корабли прямо на скалы, где они и разбивались, и туда сразу спускались мародеры, но не для того, чтобы спасти выживших, а для того, чтобы выловить все, что всплывет после гибели корабля.

— Да, такое случалось на всех побережьях, в том числе и у нас, в Англии.

Он кивнул:

— И в Скандинавии тоже.

— А почему разрушили церковь?

— Ну, об этом, конечно, тоже есть своя легенда. Некоторые говорят, что в определенные ночи здесь появляется туманная фигура девушки и заманивает моряков сюда, чтобы погубить. Другие же варианты отвергают эту историю и повествуют, что любовник этой девушки погиб в одном из таких кораблекрушений, а сама она умерла от горя, и с тех пор ее дух появляется на скале, чтобы предупредить моряков и отпугнуть их от этого утеса. Но церковь пришла в упадок, как видите, и от нее теперь почти ничего не осталось. В городе есть еще две церкви, а в эту все равно было слишком трудно добираться.

Когда он привез Фелисити обратно в клинику, она поблагодарила его за приятный день.

— Как любезно с вашей стороны было организовать эту небольшую экскурсию, — заметила она.

Доктор Йохансен широко улыбнулся:

— Нет, не могу приписать себе эту заслугу. На самом деле это была идея Берна Мэллори. Наверное, я и сам мог бы со временем догадаться, но он специально попросил меня об этом вчера вечером.

— Ах вот как. Ну, все равно большое спасибо.

Идя к себе на виллу, Фелисити размышляла о том, насколько заботливым может быть Берн, когда захочет. Или он пытается дать ей понять, что у него нет возражений, если она поедет кататься с другим мужчиной? Она постаралась отогнать от себя эту недостойную мысль. Раз она не понимает Берна, говорила себе Фелисити, то не надо все время приписывать ему дурные мотивы.

Возле лестницы, которая вела к ее комнате, девушка вдруг остановилась. Для ужина было еще рано, так что она может еще погулять по территории клиники.

Возле главного здания она встретила Изабель и пошла вместе с ней по дорожке.

— Хорошо прошел день? — спросила у нее Изабель. — Мне сказали, ты уезжала с Хендриком.

— Да, мне очень понравилось. Он показывал мне гранатовые сады, руины церкви и все такое.

— Знаешь, по-моему, тебя ожидают довольно хорошие новости насчет Тревора, — прошептала Изабель. — Только пока не очень обнадеживайся и не говори, что узнала об этом от меня.

Глаза Фелисити радостно загорелись.

— О, спасибо, Изабель. Я никому ничего не скажу, пока мне официально не объявят.

— Сегодня его еще нельзя навещать, наверное, только завтра разрешат. Берн всегда держит своих пациентов в изоляции. А завтра у него будет пациентка. По-моему, очень сложный случай.

Еще поболтав, Изабель сказала:

— А теперь мне пора бежать. Увидимся вечером.

Фелисити смотрела, как стройная фигурка Изабель в белом халате исчезает за углом. В некотором смысле она была очень далека от этого мира врачей, медсестер, она здесь была только в качестве опытной секретарши и стенографистки. Она даже не говорила по-итальянски и до сих пор не могла понять, почему доктор Йохансен решился привезти ее сюда из Лондона, когда наверняка гораздо легче было найти в Риме или Милане итальянку, говорящую по-английски.

Она медленно побрела к высоким аркам, окружающим внутренний дворик бывшего монастыря. Ноэль рассказывал, что, когда это здание перестраивали в летнюю резиденцию, многие стены келий снесли и получились длинные элегантные салоны.

— Кое-где нам пришлось поставить тонкие перегородки, чтобы получились отдельные палаты, — отметил он. — Но все двери в кельи, простые деревянные створки, были удалены, и теперь ты видишь красивые стеклянные двери, которые ведут прямо под арочные своды.

Сейчас Фелисити медленно прогуливалась по дворику, здороваясь то с одним пациентом, то с другим, и пыталась нарисовать в своем воображении картину былых веселых безумств, балов и развлечений, которые видели эти стены. Резкий контраст, нет слов, с суровым, уединенным монастырским бытом. Теперь колесо судьбы снова повернулось, и место уединения превратилось в место покоя и оздоровления.

К ней подошла молоденькая медсестра и сказала Фелисити, что ее спрашивают по телефону. Она взяла трубку в офисе доктора Йохансена и услышала голос Берна.

— По-моему, все прошло неплохо. Но пока мы не можем быть уверены в успехе, мы только надеемся.

— А вы не скажете, когда я могу навестить Тревора? — спросила она.

— В лучшем случае завтра вечером. Хочу, чтобы он находился пока в полном покое. Если он начнет спрашивать вас, я дам вам знать.

Он повесил трубку телефона, прежде чем она успела его поблагодарить.

Следующий день тянулся томительно медленно, час за часом, и наконец в шесть часов Фелисити торопливо пошла в глазную клинику.

— Пять минут, не больше, — предупредила ее дежурная медсестра.

— И все?

— Си, си.

Берн, видимо, куда-то ушел, но сейчас все мысли Фелисити были сосредоточены на Треворе. На глазах у него была повязка, и лицо казалось неестественно бледным, но голос звучал очень бодро.

— Ну что, справился он? — спросил Тревор. — Или все провалил?

— Ты же знаешь, он хороший врач, — возразила девушка. — Надо подождать…

— А там посмотрим, — закончил за нее Тревор. — Я и сам на это надеюсь.

Пять минут промелькнули незаметно, но в некотором смысле Фелисити была даже рада, что ей пора уходить, потому что брат засыпал ее вопросами. Она пообещала прийти навестить его еще раз, как только ей разрешат.

— Флисси, сделай для меня одну вещь, — прошептал он ей на ухо. — Я здесь ничего не могу.

— Да, что такое?

— Помнишь ту итальянку, Зию? Ты ее встречала пару раз.

— Ну. — Фелисити надеялась, что за столько дней пребывания в клинике Тревор уже забыл о ней.

— Понимаешь, я обещал ей, что скажу ей насчет лодки. Она тут знает кое-кого, кто может продать мне лодку совсем дешево…

— Послушай, Тревор, пока еще рано говорить о лодках, вот вылечишься, будешь опять хорошо видеть, тогда сам пойдешь в гавань и обо всем договоришься.

— Да, но Зия не знает, что я сейчас не могу туда прийти. Ты не можешь сказать ей это?

— Синьорина! — нетерпеливо прокричала сестра.

Тревор сжал руку Фелисити:

— Пойди сегодня ночью к Джино и посмотри, нет ли ее там…

— К Джино! — в ужасе воскликнула Фелисити. — Я не могу туда пойти.

— О, ну не будь такой ханжой! Никто тебе там не перережет горло. Ну хорошо, тогда попробуй зайти к Мариано. Для тебя он, надеюсь, достаточно респектабелен. Он все про всех знает. Скажи ему, пусть он передаст…

— Пожалуйста, прошу вас! — непреклонно произнесла медсестра, появляясь в дверях.

— Хорошо, Тревор, я постараюсь, — пообещала Фелисити, в то время как ее более или менее насильственно выдворяли из палаты.

После ужина она все-таки решила сходить к гавани, причем чем раньше, тем лучше, хотя по дороге все еще размышляла, правильно ли она поступает. Берн решительно запретил Тревору даже думать о лодках еще долгое время после операции, боясь осложнений. Ничего ведь не случится, если ее брат упустит шанс купить недорогую лодку при посредничестве Зии?

С другой стороны, в следующий раз, когда она придет его навещать, он потребует у нее ответа, и она не сможет солгать. Но она ни за что не пойдет в этот ночной клуб к Джино.