Сергей Семёнович Петренко, Ольга Владимировна Златогорская

Калейдоскоп

Вообще-то, мы с сестрой ладим, но последние дни её переклинило. Кажется, Алька завидует. Потому что она идёт в школу, а я — нет.

Алька топает в коридоре, громко разговаривает с мамой и смеётся, как ненормальная. Хорошо ещё, что мы живём в разных комнатах. Если бы она всё это делала у меня над ухом, вообще не дала бы спать.

Дверь приоткрылась. Я закрыл глаза и засопел. Буду назло Альке делать вид, что сплю.

Алька с грохотом уронила стул.

— Ой, я нечаянно…

— Чего надо? — пробормотал я в подушку. Будто и правда только что проснулся.

— Тут где-то карандаши мои лежали…

— У себя ищи, — сонно ответил я.

— Может, в столе?

— Куда лезешь! — я подскочил и замахнулся подушкой.

Алька сделала обиженное лицо:

— Нормально сказать нельзя?

— Я тебе нормально сказал! А ты по моим вещам полезла!

— У тебя там что, секретные документы ФСБ?

— Не твоё дело!

— Хватит орать-то, — победно улыбнулась Алька. — Можешь спать дальше.

Вот зараза. Знает ведь, что никаких секретов в столе нет, просто не люблю, когда по моим вещам без спроса лазают. Так что этот раунд я проиграл.

Правда что ли, подушкой в неё бросить? Алька, скорее всего, увернётся, и подушка попадёт в шкаф. А у него дверцы стеклянные.

Что бы сказать такое обидное, чтобы она не стояла тут с довольным видом? Я выпалил:

— Между прочим, стучать надо.

— С какой стати?

— Мало ли что. А вдруг я голый?

— Ой-ой-ой, — презрительно скривила губы Алька. — Чего я там у тебя не видела?

— А ты всё уже видела, да? Большой опыт приобрела с пацанами в подъезде?

— Мама! — не выдержала Алька. — Мама, чего он!

Один — один. А маму лучше не звать, она всегда на моей стороне. Иногда это бесит, но сейчас кстати. Мама отозвалась из кухни:

— Александра! Сколько раз говорила, не дразни Максима! И вообще, собирайся, опоздаешь в школу!

Алька пнула стул и ушла, всей спиной демонстрируя презрение. Так только девчонки умеют. И дверь в комнату не закрыла. Коза.

Перепалка отбила сон, но вставать не хотелось. Пасмурным осенним утром хорошо полежать в кровати под теплым одеялом. И подумать о всяком таком… О чём некому рассказать.

Алька копошилась в коридоре, нарочно громко бурча. Мама раздраженно сказала:

— Сколько можно возиться!

Клацнул замок, и в квартире стало тихо. Слышно, как шумит в трубах вода, а за стеной разговаривают соседи. Но все эти звуки — словно в другой вселенной. А комнаты постепенно заполняет пустота. Казалось, её можно потрогать — упругую, звенящую, холодную и тоскливую.

Раньше я не оставался в квартире один. Всегда поблизости крутилась Алька. А теперь третий месяц учусь дома, и никак не привыкну.

Я сделал гнездо из одеяла, накрылся с головой. Сон не шёл, но стоял где-то рядом, отодвигая реальность. Я знал, что ещё не сплю, но уже видел цветные пятна, предметы, отрывки мультфильмов, пролетающие с двойной скоростью. А потом перед глазами появилась старая потрёпанная книжка. Большая, с разлохмаченными краями, без обложки. Совсем малышовая — крупные буквы, картинки на полстраницы. Мелькнула и исчезла.

Она показалась знакомой. Но вспомнить не хватило времени: появилась другая — старинная, толстая, в кожаном переплёте. Она медленно уплывала в чернильную темноту. Словно звала за собой. Я ринулся за ней. Успеть, пока она не исчезла! Тьма рывком придвинулась, обхватила со всех сторон. Но не задержала — я летел, чувствуя себя легким и невесомым. Кто-то моим голосом произнёс: «Это сон». Я засмеялся. Какой же это сон? Коленки щекочет теплый ветер — так бывает летом, когда бежишь по разогретому солнцем городу. Я ещё не забыл, как это бывает. Волосы отлетают со лба, и это здорово, потому что они порядочно отрасли и лезут в глаза. А в парикмахерскую сходить не с кем. Маме некогда, одного не пускают.

Книга падала — вниз, к серому замку на холме. Его окружал мрачный лес. Замок щетинился флюгерами, сердито смотрел бойницами на башнях. Но в его мрачности не чувствовалось опасности. Он казался обиженным, одиноким, заброшенным. Но не злым.

Я спикировал к замку. Пролез в узкое окошко и спрыгнул на пыльные каменные плиты.

Сюда почти не проникал свет. В коридоре висел сумрак, похожий на развеянную в воздухе серебряную пыль. Шаги гулко разносились по коридору. Пахло сыростью, плесенью, прогнившим деревом. Чувствовалось, что здесь никого нет, но страшно не было. Иногда попадались двери — старые, деревянные. Тяжелые и разбухшие, они не открывались. Потом коридор оказался перегорожен каким-то хламом. Я пошел назад, снова дёргая двери. Одна из них шевельнулась. Я упёрся ногой в стену и дёрнул изо всех сил.

Наверное, здесь была библиотека. В узкое окно, больше похожее на бойницу, залетал ветер. Он трепал обрывки полуистлевших тряпок. Многие стеллажи развалились от старости, некоторые ещё сохранились, и на них стояли книги. Ещё больше книг валялось на полу. Я поднял одну из них — старинную и тяжёлую. Открыть не смог, страницы слиплись. Взял другую, дёрнул. Переплет лопнул, посыпались листы. Я наклонился подобрать их и увидел ту самую книгу. Она прилетела в библиотеку, словно торопилась домой и теперь пряталась в углу под обломками досок. Я поднял её, аккуратно потянул вверх обложку…

За спиной с грохотом захлопнулась дверь. Я вздрогнул и оглянулся. Пробормотал:

— Сквозняк…

Когда повернулся обратно, то чуть книгу не выронил.

Новые тёмно-коричневые стеллажи блестели полировкой. На них ровно и красиво стояли книги. В окно, украшенное витражом, светило солнце, разбрасывая по ковровым дорожкам разноцветные пятна. Большое и уютное кресло приглашало забраться в него с ногами. В коридоре послышались шаги, заговорили люди. Я представил, как сейчас появится хозяин замка и спросит: «Мальчик, а ты кто такой? Как сюда попал?» Ещё за вора примут! Нужно срочно убираться отсюда!

Шаги в коридоре стихли. Я осторожно приоткрыл дверь… и увидел тот же захламленный коридор. Опять пришло ощущение пустоты и безлюдности. Я обернулся, уверенный, что библиотека снова превратилась в развалины. Но библиотека осталась. Это вдруг показалось правильным. Перестав думать о странностях замка, я сел в кресло и уткнулся в книгу.

Я долго просидел там. Буквы казались знакомыми, но прочесть их не получались. Иногда они всё-таки составляли слово, но, как только я отводил взгляд, снова разбегались, превращаясь в непонятные значки. Я зажмурился, потер глаза. И услышал шаги на лестнице. Медленные, уверенные, тяжелые. Так ходит человек, которому некуда спешить. И, хотя я ничего плохого не сделал, почему-то стало жутко. Сердце забилось — как будто в боксёрскую грушу кто-то лупит без передышки — бух-бух-бух! Я дернулся — нужно убежать или спрятаться! И остался сидеть. Потому что бежать нельзя, это я понимал совершенно чётко. Если убегу, не увижу чего-то важного. Может быть, самого важного в жизни.

Дверь медленно открылась. Я замер. В темном проёме стоял высокий мужчина. Я не успел его разглядеть. Зато увидел, что он держит взведённый арбалет.

Человек медленно поднял руку. Острая маленькая стрелка смотрела мне в лицо. Я съежился, хотел закричать, но смог только прошептать:

— Пожалуйста, не надо…

Непонятно откуда выпрыгнул большой серый зверь. Собака или волк, не разобрать. Он бросился на человека с оружием. Арбалет тренькнул, и тут же у меня в груди разорвалась такая боль, что я закричал. Между рёбрами торчало оперение стрелы. Я понял, что умираю. По краю сознания проскочила мысль — этого не может быть, это сон! Но тут же я с тоской понял, что таких отчётливых снов не бывает. Я заплакал, захлебываясь кровью и воздухом, который стал густым и забивал рот. А грудь раздирала мучительная, нестерпимая боль…