Я помотала головой, избавляясь от наваждения.

— Н-нет, спасибо.

— Точно?

Ширра недовольно рыкнул, убрал лапу, а затем медленно обернулся, нехорошо сузив глаза и выразительно приподняв верхнюю губу. Я немедленно вскочила и, ухватив его за мохнатое ухо, поспешно направилась прочь, надеясь, что ничего страшного не произойдет. Тигр с ворчанием подчинился, но на пристроившегося с другой стороны Леха покосился весьма недоброжелательно. Пришлось для верности прижать его к бедру и так вести, закрывая от не вовремя вмешавшегося воина, потому как зрело во мне смутное подозрение, что в нашей затянувшейся шутке этой самой «шутки» осталось крайне мало.

Ворчание немедленно стихло.

— Что он от тебя хотел? — небрежно осведомился Лех, не заметив, как опасно дрогнули губы у раздраженного тигра.

Я криво улыбнулась.

— Да ничего особенного. Замуж приглашал.

— ?!

Лех даже встал, когда до него дошел смысл моих слов, и уставился на Ширру ошалелыми глазами, а тот, в свою очередь, сурово сдвинул брови и снова недовольно рыкнул. Пришлось мило улыбнуться обоим, чтобы не стать причиной новой ссоры. Потому как один — сумасшедший ревнивец, из которого упрямство еще не один век выколачивать, а второй — чересчур любопытен по натуре, да к тому же имеет дурную привычку оказываться не в том месте и не в то время. Хотя сейчас, надо признать, его появление было более, чем кстати.

— Гм… — первым отвел глаза Патрульный. — И что ты ему ответила?

— Пока ничего. Но обещала подумать… а что? Собираешься тоже рискнуть? Тогда учти: я — девушка нерешительная, нецелованная и полная всяческих сомнений. Могу полжизни думать, но ничего определенного так и не скажу. Оно тебе надо?

Наверное, это от усталости меня так развезло. Совсем перестала следить за языком, мелю что попало и едва отдаю себе отчет в том, что творю. Совсем плоха стала. Уже на второе предложение напрашиваюсь, но так, что поневоле хочется отказаться от этой глупой идеи.

Лех, наконец, сообразил, что его просто напросто разыгрывают, и махнул рукой на наши шуточки. После чего покачал головой, буркнул под нос что-то невнятное и отправился вперед, догонять караван. Проводив его настороженным взглядом до ближайших зарослей, я воочию убедилась, что осталась одна, и лишь тогда облегченно вздохнула, а тигр озадаченно наморщил нос. Правда, глаза у него снова стали спокойными.

— Шр-р?

— Да, — отозвалась я как можно беспечнее. — Куда ж я от тебя денусь? Но вариант с тигрицей все равно держи про запас: вдруг у тебя не получится меня очаровать?

Он насмешливо фыркнул и несильно куснул меня за палец, словно сетуя на несерьезность в таком важном вопросе. После чего грациозно развернулся и тоже ушел, лениво помахивая хвостом — не слишком довольный моим ответом, но уже не злой. Ну, и слава Двуединому. А что еще я должна была ответить, интересно? Намекнуть на разницу видов? Затеять диспут о совместимости живых существ? Или всерьез обсуждать проблемы выхода замуж за четвероногих представителей какой-то там древней расы? Нет уж, один раз я уже наблюдала Его Оскорбленное Высочество в гневе и как-то не желаю повторения. И вообще, все больше склоняюсь к мысли, что у Ширры тоже бывают неудачные шутки, неясные мне порывы и совсем уж непонятные стремления. Главное, чтобы они не заходили слишком далеко, а во всем остальном с ним вполне можно иметь дело. Если, конечно, не заострять внимание на некоторых странностях его поведения и откровенно завышенные запросы. Хотя, если бы он был статным мужчиной (а мужчина из него должен получиться действительно статный), я бы сильно призадумалась над случившимся. И еще более серьезно отнеслась к сделанному почти по форме «предложению».

Однако повторяю: Двуединый не допустил такого безобразия — Ширра человеком никогда не был и (хвала небесам!) уже не будет, к заколдованным принцам он тоже не относится, благодарить ему меня вроде бы больше не за что. Так что остается лишь порадоваться тому, что я его сегодня не обидела. Чего, в общем-то, и добивалась. А потому позволила себе немного расслабиться, сорвала по пути веточку жасмина и, закрепив белоснежный цветок в распущенных волосах, бодрой походкой направиться следом.

Надо отметить, Лех сдержал обещание — до самого вечера заставил меня сиднем сидеть в трясущейся повозке, на корню пресекая все попытки размяться или перебраться на свободную лошадь. Правда, пару раз пройтись по травке позволил, но все время цепко следил, чтобы «заболевшая» не вздумала хитрить и набиваться кому-нибудь вторым седоком. Однако я не слишком сильно сопротивлялась, благо довольно скоро в нашу повозку перебрался счастливый Лука и весь путь с завидным упорством просидел у меня на коленях, теребя длинные косы, а то и мирно посапывая в плечо, когда утомительная тряска и однообразный пейзаж навевали совсем уж невозможную дрему.

Пришлось смириться с неизбежным и держать пацаненка на руках, чтобы не свалился. Тихонько намурлыкивать под нос старую колыбельную, когда он засыпал, и терпеливо ждать, когда в нем проснется прежнее буйное нутро. Однако, к собственному удивлению, ожидаемого всплеска эмоций я так и не дождалась: в последнее время Лука был подозрительно тих и послушен. Каким-то поразительно спокойным и по-взрослому рассудительным. Необъяснимо покладистым и совсем не шебутным, абсолютно не похожим на того постреленка, каким мне показался поначалу. Он только старался не отпускать меня из виду ни на минуту, словно боялся, что я куда-то исчезну, а если мне доводилось неловко пошевелиться, немедленно открывал глаза и настороженно косился. В общем, был ненормально смирным и молчаливым. За исключением, может быть, того утра, когда эльфы привели меня прямиком к каравану.

Кстати об эльфах: ушастые, к моему нескрываемому удовольствию, держались от нас с мальчиком подальше. Большую часть дня стойко проболтались в самом конце обоза, добросовестно глотали пыль и не нарушали тишину своими мелодичными голосами. На коротком дневном привале почти сразу исчезли в лесу, настреляли каких-то тощих куропаток и снова беззвучно растворились в зеленых зарослях. Потом упорно пылились где-то на границе моего поля зрения, на удивление ни разу не попытавшись завести старую песню. Будто опасались, что вездесущий Ширра, от одного вида которого они откровенно цепенели, вспомнит о своей угрозе и закончит их моральные терзания самым решительным способом.

Но и это еще не все: едва пытка немилосердной тряской для меня закончилась, а Брегол распорядился вставать на ночлег, им пришлось испытать новый шок, по силе сравнимый, пожалуй, лишь с моментом первого появления Ширры. Я сперва подумала, они вообще в обморок упадут, завидев, как мой мохнатый зверь вернулся к ужину и небрежно бросил у костра тушу молодого оленя. Мне даже показалось, Беллри жалобно застонал, не в силах уложить в своей ушастой голове этот простенький и незатейливый факт. А когда Зита с гордостью сообщила, что великий повелитель гор делает это по моей просьбе (причем, давно и почти охотно), несчастный эльф вовсе спал с лица и до глубокой ночи пребывал в глубоком шоке.

Я даже забеспокоилась, как бы не помер от перенапряжения, но потом выбросила эти мелочи из головы и обратила внимание на более насущные дела. Например, на то, как мне уберечь свой кусок жареного мяса от жадных глаз этого самого «повелителя», который в последние дни завел скверную привычку: едва я отвернусь, слямзивать самый вкусный кусочек прямо у меня из-под носа, а потом с невинным видом строить глазки и искренне недоумевать, а чего это я, собственно, возмущаюсь.

Вот и сейчас этот наглец шумно облизывался за спиной, внимательно следя за моей рукой. И так громко сопел над ухом, топтался и переминался, что вскоре Яжек начал добродушно посмеиваться, а потом и вовсе хохотать, обвиняя меня в черствости и отсутствии доброго сердца.

Ширра, разумеется, не преминул воспользоваться случаем и так тяжко вздохнул, будто его три дня морили голодом, заставляя жестоко при этом работать. Народ охотно поддержал «страдальца», а простодушная Зита, забывшись, даже протянула ему кусочек свежезажаренной оленины. Мясо, конечно, было с самым невозмутимым видом проигнорировано, однако стоило мне в сердцах сунуть ему свое, как его немедленно и с видимым удовольствием съели. Даже облизать пальцы не забыли и благодарно дунули в ухо, походя повесив на него липкую соплю. Или слюнку? Я не разобралась — брезгливо стерла и в следующий раз вместо мяса сунула за спину кулак, грозно предупредив, что сопливых и слюнявых на дух не переношу.