В тот рейс Петр Леонидович был в годах уже немалых, но даже намека на увядание нельзя было подметить ни в его фигуре, ни в его движениях и тем более в его мыслях. Он всем внушал бодрость, так же как много лет назад внушал ее коллегам и даже самому своему учителю Резерфорду в Кавендишской лаборатории в Англии, в стране, на встречу с которой он снова стремился.

По утрам вставал раньше всех пассажиров «Михаила Лермонтова» и бодро расхаживал по палубам. Стучал в окно моей каюты: «Леня! Просыпайтесь! Солнце встало. Пора в путь!» Пешеходные, в хорошем темпе прогулки были его страстью. На Николиной горе он разработал четко вымеренный трехкилометровый маршрут — вдоль излучины Москвы-реки. Я не раз ходил с ним по «его» тропе. Петр Леонидович неизменно повторял: «Когда человек идет, ему лучше думается. Вполне объяснимо биологически…» И подробно объяснял, почему именно.

Это было главным требованием ученого к любой обстановке — иметь возможность думать. Во время таких прогулок как много неожиданного, необычного узнавал я от Петра Леонидовича. Он был превосходным рассказчиком, его мысль касалась не только научных проблем, но самых житейских, была всегда оригинальна, неожиданна. Однажды во время прогулки я что-то сказал о том, как чист и свеж сегодня воздух здесь, в полях, вдали от людской скученности. А он в ответ заметил: «Знаете ли вы, что в глотке воздуха, который мы с вами только что вобрали в себя, есть атомы, присутствующие в последнем выдохе, ну, например, Ньютона?» И посмеявшись над моим удивлением, добавил: «У нас у всех один довольно тесный дом — наша маленькая планета».

Когда «Михаил Лермонтов» пришел в Лондон, на причале Капиц встречали несколько почтенных седовласых джентльменов. Меня представили им, а потом, улучив момент, Анна Алексеевна тихонько пояснила: «Это люди с мировыми именами». В лицо я не знал никого, но в их сухоньких головах, сединах, сдержанных жестах и сдержанных улыбках, в скромной неброской одежде было что-то трогательно старомодное и в то же время значительное. Они сели в старомодные автомобили и укатили вместе с супругами Капицами в свою Англию, а я, глядя вслед, подумал, что, наверное, именно вот таким старцам и дано нести зерно высшей мудрости человечества, очищенной от шелухи житейского вздора и пустяков.

Но мудрость к ним пришла, когда они еще были молоды. Мудрость не накапливается с годами, как соль в суставах, она дар природы, так же как и талант.

В доме Петра Леонидовича в гостиной я видел картину, на которой были изображены два молодых человека, рассматривающих рентгеновскую лампу. Картина написана много лет назад, но без труда узнаешь в ее персонажах Петра Леонидовича Капицу и Николая Николаевича Семенова, двух академиков. Петр Леонидович рассказал мне историю создания полотна. Случилось это в двадцатом году. Шагали по Петрограду два университетских выпускника. Где-то заработали превосходный для того времени харч — полмешка гороха и петуха. Проходили мимо старого дома в Петрограде: «Здесь живет Кустодиев». Другой предложил: «Зайдем?» Сказали Кустодиеву: «Нарисуйте нас!» Художник удивился: «Почему именно вас? Вы еще никому не известны». Они ответили: «Станем известными!» Художник рассмеялся, усадил самоуверенных молодых людей и принялся за работу. Она завершилась созданием одного из лучших его полотен. В благодарность натурщики оставили художнику полмешка гороха и петуха. Мог ли тогда предполагать Кустодиев, что ему позируют два будущих Нобелевских лауреата?

На плите над могилой Ньютона в Лондоне высечена фраза: «Пускай каждый из живущих поздравит себя с тем, что существовало на свете столь великое украшение рода человеческого». Это прекрасное мудрое изречение можно отнести и к наиболее выдающимся последователям Ньютона, а академик Капица относился именно к ним. Портрет английского ученого на многие годы занял почетное место в его кабинете. Каждый, знавший лично Петра Леонидовича, может себя поздравить с редкой удачей общения с человеком поистине необыкновенным — об этом хорошо сказал пограничный майор в Ленинградском порту перед отходом в рейс «Михаила Лермонтова». История знает крупных ученых, сделавших немалое в науке, но знает лишь как ученых, подробности, создающие их личность, история забыла — не столь уж яркие были эти подробности. Не каждый талант многогранен, как алмаз. Академик Капица был не только выдающимся ученым, но и выдающейся личностью — разносторонней, неповторимой, самобытной. И сейчас, когда я пишу эти строки, когда заглядываю в свои старые и не очень старые дневники, то на каждой странице обнаруживаю нечто такое, о чем хочется непременно рассказать другим — интересно, необычно, поучительно. Передо мной яркие крупинки богатства его личности. Ведь и уйдя от нас, человек продолжает делиться с нами этим богатством.

У него завидная судьба. Он стал заметным сразу же с молодых лет. В 1922 году вместе с другими учеными его послали в Англию закупать научное оборудование, но вскоре оставили там для стажировки. Молодой Советской республике нужны были современные кадры для предстоящего научного броска в будущее. Оказавшись в знаменитой Кавендишской лаборатории в Кембридже, Л. Л. Капица стал учеником выдающегося английского физика Нобелевского лауреата Э. Резерфорда. Молодой русский быстро обратил на себя внимание, сделался одним из самых близких сотрудников Резерфорда, провел блестящие исследования по изучению альфа-лучей, свойств металлов и различных явлений в условиях сильных магнитных полей и низких температур. Его статьи охотно печатали самые крупные научные журналы разных стран. Уже через два года после приезда в Англию он с успехом защищает здесь докторскую диссертацию. Знакомится со многими выдающимися учеными того времени. Его опыты, проведенные в Англии, сыграли большую роль для дальнейшего развития ядерной физики. Академик Ю. Б. Харитон, который проходил в те же времена стажировку в Англии, рассказывал, что в Кавендишской лаборатории о Капице говорили, что он «делал то, что не могли сделать другие, даже сам Резерфорд».

Он вернулся в СССР в 1934 году ученым с мировым именем и стал директором им же созданного Института физических проблем Академии наук СССР. Возглавлял институт до последнего своего часа.

Нет нужды подробно говорить о сделанном им в науке — об этом в разные годы немало писалось в газетах, журналах, в книгах. Он внес большой вклад в развитие физики магнитных явлений, низких температур, электроники и физики плазмы. Его исследования и разработки привели к созданию новой отрасли промышленности, связанной с производством жидкого кислорода. Последние годы жизни он посвятил поискам решения проблемы управляемого термоядерного синтеза, столь важной для человечества. А сколько новых идей поддержал, сколько молодых вдохновил на дерзания, скольким в трудный момент протянул руку и помощи и поддержки. Академик Федосеев заметил, что в конечном счете центром всех научных исследований Капицы был человек — потому что для него, человека, Капица жил и трудился. И недаром к нему так тянулись люди. Как-то мне довелось увидеть записную книжку Анны Алексеевны с адресами и телефонами знакомых. Это был целый том, в котором сотни фамилий. И всем Капица был нужен, и все они были ему нужны. В его доме можно было встретить выдающихся научных светил нашего времени: Королева, Семенова, Келдыша, Харитона, Ландау, Тамма, Туполева, Лаврентьева. Многие видные иностранные ученые считали своим долгом нанести визит прославленному советскому физику.

Мне не раз доводилось наблюдать Петра Леонидовича во время его встреч с коллегами-учеными. К нему приезжали не только физики. Он уверенно толковал о вроде бы сторонних для него проблемах и с биологом, и с химиком, и философом, и геологом. Был притягательной силой не только для ученых. Дружил с Алексеем Толстым, Пришвиным, Довженко, Чуковским, Маршаком, Коненковым. В его доме я встречал Любовь Орлову и Святослава Рихтера, Ираклия Андроникова и Владимира Тендрякова, Екатерину Максимову и Владимира Васильева, Ию Саввину и Бориса Ливанова, Василия Смыслова и Виталия Севастьянова.