— Пакет? — насторожился Белов. — От кого?

— Не знаю. Его принес курьер «ФедЭкса».

Портье достал и положил на стойку пакет. В нем

что-то звякнуло, Белов разорвал бумагу. На полированную поверхность упали автомобильные ключи с брелоком, на котором был изображен черный, как смоль, жеребец, поднявшийся на дыбы. Грива его развевалась.

— Интересно…

Белов пошарил в пакете и нашел небольшую, карточку из плотной бумаги. На лицевой стороне была его фотография, сделанная во время пребывания в Красносибирском СИЗО для внутреннего, так сказать, потребления. На обратной стороне — несколько слов, набранных на компьютере: «Сыграем в рулетку? Оставь машину в аэропорту, если доедешь. Удачи!» И больше — ничего. Белов рассмеялся. Кто этот неизвестный благодетель? А может, ангел смерти? Судя по брелоку сигнализации, машина была дорогая — «Феррари».

Белов расплатился, подхватил саквояж и вышел на улицу У бордюрного камня стояли в ряд иномарки всех мастей. Взгляд сразу нашел то, что нужно: антрацитово-черный «Феррари». Белов для пробы нажал на кнопку сигнализации, и роскошный автомобиль отозвался подмигиваньем габаритных огней и приветливым пиканьем. На мгновение Саша задумался: стоит ли садиться в эту машину? О представил, как поворачивает ключ в замке зажигания и — бум! Но разум подсказывал другое.

Времена нынче изменились. Государство окрепло и уже не допускает к переделу собственности крепких бритоголовых парней в кожаных куртках. Парадоксально, но именно эти самые поднявшиеся с самого низа пареньки, сменившие кожаные куртки на дорогие итальянские костюмы, пересевшие с гнилых «девяток» на черные бумеры и мерсы, помогли удержаться новой политической элите у власти. Потому что теперь им всем было, что терять.

Сейчас Белов, по сути, никому не мешал, никому не переходил дорогу, потому что владел своим. Тем, что сумел заработать и отстоять. Но ведь найти и положить эту фотографию в конверт мог только близкий знакомый или очень умный враг. Да и надпись была не случайно набрана компьютерным шрифтом: вздумай этот человек позвонить по мобильному, его наверняка можно было бы узнать по голосу.

«Значит, он знает меня слишком хорошо, если предлагает такую игру? — подумал Белов. — Так что это, подарок судьбы? Или приговор к смерти? В любом случае отступать стыдно и неинтересно».

Он подошел к машине, кинул саквояж назад и, согнувшись в три погибели, протиснулся за руль. Кем бы ни был этот человек, он знал, как ему угодить. В ожидании рейса, который унесет его через океан к любимой, покататься по "Москве на «Феррари» — это здорово. Или полетать над Москвой? Сердце забилось в груди, как пойманная птица. Вот это игра!

Саша закрыл глаза и повернул ключ: двенадцатицилиндровый двигатель утробно зарокотал. Правая рука нащупала рукоять рычага переключения передач. Полированный алюминий ласкал ладонь. Для более уверенного включения передач в полу тоннеля были сделаны специальные прорези; короткий рычаг перемещался по ним с четкостью ружейного затвора. Белов разомкнул веки и с трудом подавил ё в себе желание «отжечь», оставив на асфальте черные следы паленых покрышек. Он выжал тугую педаль сцепления и, слегка качнув чуткий руль, тронулся с места.

«Сначала в посольство, за визой — решил он. — Потом, перед аэропортом, по родным прокатимся местам на Воробьевых горах. Посмотрим, на что способна эта лошадка».

Визу он получил, как и обещал вице-консул, без задержек. Белов вышел из посольства, стремясь поскорее нырнуть в кондиционированную прохладу «Феррари». Машина была выше всяких похвал. Разумеется, для повседневной городской езды она совершенно не подходила — жесткая подвеска рождала ощущение, что сидишь на табуретке, но на поворотах вела себя превосходно, даже не намекая водителю о возможности пробуксовки или отклонения от заданной траектории.

Белов покатил по Садовому кольцу в сторону Крымского моста. На Зубовском бульваре начиналась пробка. Саша пристроился в левый ряд и медленно тащился, буквально физически ощущая, как негодует «Феррари», рожденный для скорости. И вдруг…

Он бросил случайный взгляд на левый ряд потока, двигавшегося навстречу, и увидел знакомое лицо. Сомнений нет, это было то самое лицо. Потоки замерли. Белов, пользуясь случаем, торопясь и боясь не успеть, опустил стекло водительской двери.

— Здравствуй! — сказал он. — Это ты? — и поднял руки к лицу, обозначая классическую боксерскую стойку.

— Да, — ответил парень, сидевший за рулем недорогой корейской иномарки. Он внимательно посмотрел на Белова, и Саша понял, что парень узнал его.

— Скоро в Вегас? — спросил Белов.

Машина, стоявшая перед ним, двинулась с места и проехала вперед несколько метров.

— Скоро, — ответил боксер.

Сзади раздались возмущенные гудки клаксонов. Белов бы не обратил на них внимания, но и встречный поток в это время тронулся— Удачного боя, брат! — успел крикнуть Белов.

Неизвестно почему, но настроение у него вдруг улучшилось. На душе стало спокойно и легко. До рейса оставалось около шести часов. Три из них Саша по-

святил тому, что гонял по Воробьевым горам и их окрестностям, выжимая из машины лошадиные силы, а из себя — адреналин. Все это время он раздумывал, прокручивал в голове, кто же его облагодетельствовал и зачем. Это ведь знак, намек, вот только на что?

Так и не ответив на этот вопрос, он добрался до «Шереметьево-2» и, как написал неизвестный, оставил «Феррари» на стоянке. Солнце, сменив ослепительно-желтый цвет на нежно-оранжевый, клонилось к западу. Там ждала Белова Лайза.

Ресторан «Гамбринус» считался самым респектабельным русским заведением на Брайтоне. Его посетители были людьми далеко не бедными; по крайней мере, если судить об их доходах по ежегодным декларациям, которые они подавали в налоговые органы. Кухня «Гамбринуса» баловала разносолами, а его владельцы гарантировали, что блюда, стоявшие в меню, готовятся из свежайших продуктов и на совесть. Кроме того, завсегдатаи заведения могли заказывать все, что душе угодно; при. условии, что шеф-повар — веселый одессит Вайнштейн по прозвищу Дядя Ваня умел это готовить.

Близилось время ланча. Ресторан был полон. Солнечные лучи, проникавшие через стекла витража, окрашивали интерьер в зеленовато-голубые тона. От этого у посетителей складывалось впечатление, будто они находятся на дне моря. Вдоль стен и в середине зала стояли большие аквариумы. Половина из них была заполнена декоративными рыбками, а в прочих лениво пошевеливали плавниками будущие филе и стейки.

Древние напольные часы в углу поднатужились, захрипели и через силу отвесили два глухих удара.

Циферблат раритета выглядел так, словно пролежал под водой не одно десятилетие; деревянный корпус оброс ракушками, между ними свисали засохшие веточки водорослей, надпись на потемневшей бронзовом табличке, которую, видимо, нарочно не чистили, гласила: «Titanic».

Едва часы перестали бить, как перед заведением остановился роскошный лимузин — «Кадиллак» черного цвета. Из него выскочили трое мужчин, один из них услужливо открыл заднюю дверцу. Через секунду оттуда явил себя миру высокий черноволосый красавец, одетый во все белое: белый костюм, белые ботинки.

Даже широкополая шляпа, которую он держал в холеной руке, и та была белая. Вместо галстука на нем был сиреневый шейный платок из тончайшего шелка, в платке красовалась бриллиантовая заколка. Неслышно ступая по брусчатке тротуара, красавец прошествовал к двери ресторана. Изображавший полового официант в голубой косоворотке, с перекинутым через руку белым полотенцем, встретил его на входе подобострастной улыбкой:

— Здравствуйте, Роман Остапович? Как всегда?

— Да, рюмку водки! — кивнул мачо в белом и прошел вглубь зала, за именной столик, стоявший в противоположном от входа углу.

Там он, не глядя, бросил шляпу на стул. Затем повернулся к зеркалу на стене и аккуратно пригладил черные и блестящие, словно набриолиненные, волосы. Достал из нагрудного кармана пиджака специальную расческу и тщательно расчесал тонкие сицилийские усики.