Выйдя из машины, Поликарп открыл дверцу успевшей задремать Забаве. Стоило девушке ступить на брусчатку, как Соколов уже подхватил ее на руки и понес к входной двери.
— Добро пожаловать домой, — улыбаясь, прошептал Поликарп.
Глаза Соколова сияли и светились счастьем. Широкая улыбка не собиралась сползать с лица. А шаловливые руки уже блуждали по желанному телу, стоило входной двери с тихим щелчком закрыться на замок.
Как именно они оказались в спальне на втором этаже, Забава не поняла. Опомнилась, когда Соколов стягивал с себя ботинки и брюки, взглядом, словно прожигая дыру в лифе платья жены.
— Я говорил, какая ты красивая? — шептал Поликарп, справившись, наконец, с одеждой.
— Неа, — мотнула головой Забава, лихорадочно расстегивая пуговицы на рубашке Поликарпа.
— Говорил, какая ты у меня удивительная? — продолжал шептать Соколов, путаясь руками в юбке своего Василька.
Новоиспеченный супруг никак не мог отыскать молнию, чтобы стащить платье. Плюнул, и приступил к ее кедам, лихорадочно развязывая шнурки и отбрасывая обувь за спину. Далее, в ту же сторону отправились и чулки. Забава уже справилась с рубашкой и замерла ладонями на широкой и надежной груди.
— Василек… — выдохнул Соколов в район шеи любимой, — Я так тебя хочу…. Прям крышу сносит…
— Вижу, — шепнула Забава, зарываясь пальцами в волосы Соколова, перебирая прядки, — И я тебя….
Поликарп сделал два шага к кровати, подталкивая Забаву к горизонтальной плоскости. Но девушка запуталась в шлейфе платья и, смеясь, плюхнулась пятой точкой на пол. Соколов чертыхнулся, хотел поднять жену и уложить на кровать. Но не успел. Ласковые, но требовательные ручки прошлись по самой жаждущей женской ласки части тела. Бессовестным, совершенно, образом.
— Ох, Василек! — прорычал Соколов, и прижался к шее любимой ртом, а руки уже блуждали по ее телу, зарываясь под юбку, и безошибочно отыскивая самые сокровенные места.
Белье Соколова топорщилось и не скрывало возбуждения. А руки стянули тонкие кружевные трусики с бедер Забавы и отбросили их в сторону. На секунду Соколов застыл, навис над своей любимой, глядя ей в глаза.
— Я люблю тебя, — улыбнулась нежно Забава, прочитав в серо-зеленом взгляде ответные чувства.
Поликарп, будто в замедленной съемке, склонился ближе, оставил нежный поцелуй на припухших губах, и, глубоко вздохнув, начал спускаться ниже, жарко прижимаясь ртом к желанному телу через ткань кружева.
Войдя в комнату, Соколов не включил свет, и сейчас спальню окутал приятный полумрак, разбавленный неярким отблеском уличного фонаря. Но и его хватало, чтобы видеть жаркий и обжигающий взгляд глаз мужчины и капельку смущенный — девушки.
— Ничего не бойся, — тихо шепнул Поликарп и спустился ниже, к бедрам, нависая и устраиваясь удобнее.
— Не боюсь, — шепнула Забава в ответ, ее руки блуждали по груди любимого, задевая напряженные соски, вызывая едва различимый то ли стон, то ли выдох.
И Соколов устал медлить и уговаривать себя не спешить. Глубоко вздохнув, он стремительно склонился над любимой, женой, своим Васильком, и прижался губами, преодолевая мимолетное сопротивление.
Услышав протяжный стон, Соколов только довольно улыбнулся, мысленно обещая, что это — только начало.
Спустя мгновение, чувствуя, как все тело покрывается румянцем смущения, Забава уже металась под умелыми и требовательными губами мужа. Шумно выдыхая, она стонала, обещала Соколова пристукнуть чем-нибудь тяжелым и не накормить завтраком. Но парень был неумолим, он не останавливался, только между томительно-глубокими поцелуями жарко шептал, как сильно он любит своего Василька.
Забава, всхлипывая, умудрилась притянуть Соколова ближе, а он, прервав так полюбившееся ему занятие, страстно поцеловал девушку, позволяя языкам сплестись в диком танце.
Извиваясь и постанывая, Забава крепко прижимала к себе любимого. А он, задыхался от нежности и страсти, от того, как томно звучит ее стон в его ушах, как невообразимо сладостно чувствовать ее дрожь на пальцах. И нежные поглаживания сменяются твердым скольжением плоти, а губы вновь ловят стон. И уже неважно чей. Тихое «Прости» от причиненной мимолетной боли, и длинный шумный выдох в ключицу.
— Все хорошо, — шепчет девушка, поддаваясь вперед и крепче стискивая любимое тело, покрывшееся капельками пота, обнимая напряженные руки, упирающиеся в пол, подстраиваясь под медленные движения.
Но Соколов уже не в силах медлить, все, чего ему хочется, это двинуться вперед, до самого конца, и отпустить себя. Но он терпит, сцепив зубы, и шумно выталкивая воздух из груди. А Забава…. Она не упростила задачу. Девчонка, словно испытывая его выдержку, двигалась синхронно ему, навстречу, царапая крепкие плечи ногтями и прикусывая кожу на запрокинутой шее.
— Ты хочешь ребенка? — хрипло шепнул Поликарп, на миг застыв, чувствуя, как колотится сердце и стучит пульс в ушах, — Хочешь? Потому что я очень хочу. Но если нет, то я, если не сдохну, правда, схожу за презервативами…
— Мы женаты, — хрипло шепнула Забава в ответ, — конечно, я хочу ребенка!
— Ох, Василек! — то ли простонал, то ли выдохнул Поликарп, и понял, что терпеть больше не может.
Забава решила, что все последние недели совершенно зря не проявляла инициативы. Ох, если бы она знала, что близость с любимым мужчиной будет настолько сладкой, настолько глубокой и жаркой, она бы первая соблазнила его. И теперь, чувствуя, как любимый входит в нее в последний раз и обессилено прижимает ее к полу, девушка счастливо выдохнула. Пусть в месте соприкосновения их тел нещадно ныло. Пусть ковер под попой неприятно натер кожу, а некогда элегантная шляпка непослушным безобразием свалилась набок, Забава была счастлива.
— Господи, солнышко мое, — простонал Поликарп на ухо, — Скажи мне, что я самый настоящий мудак…
— Неа, не скажу, — шепнула Забава, прикрывая глаза, — Ты мой любимый мужчина.
— Полное фиаско, — простонал Соколов, прижимаясь лбом к виску любимой.
— Глупости, — фыркнула Забава, а потом серьезно взглянула на мужа, — Все так плохо?
— О нет, мне кайфово, ты даже не представляешь, насколько, — Поликарп принялся оставлять ласковые поцелуи на щеках, губах, волосах Забавы, — И доказательство сейчас вытекает на шикарное платье, которое ты хотела бы, наверное, показать нашей дочке лет через десять. Я скотина, признаю.
Забава шутливо отвесила Поликарпу подзатыльник.
— Не наезжай на моего мужа! — скомандовала девушка и уже нежно провела по его лицу, задерживаясь на щеках, — Я тебя люблю. А платье — это всего лишь платье.
— На венчание я куплю тебе другое, новое, и честно-причестно не стану его портить, — клятвенно пообещал Соколов.
Освободив Забаву от веса своего тела, парень встал и, подхватив любимую, отправился в ванную. Включив неяркий свет, он настроил воду в душе, помог стянуть испорченное платье, шляпку, перчатки. Помог искупаться, игнорируя просьбы покинуть ванную и предоставить Забаве минутку уединения. А потом, обмотавшись в полотенце и завернув в огромную махровую простынь Забаву, Соколов принес девушка обратно в спальню. Уложив ее в постель, лег сам, осторожно обнимая ее со спины.
— Сильно больно? — шепнул он, прижимаясь ртом к приоткрывшемуся плечику.
— С какой целью интересуешься? — улыбнулась Забава, поглаживая широкую ладонь, накрывшую ее живот.
Горячие прикосновения широкой ладони вызвали в девушке теперь уже знакомый трепет. Осмелев, Забава потерлась о бедра любимого попкой, вызвав стон.
— Василек…. — взмолился Поликарп, — Давай спать.
— Не хочу, — выдохнула Соколова, — Хочу супружеский долг! Сам говорил, накопилось.
Соколов понял, что спорить с ней не может. Сил нет. Потому что, пока он купал ее, поглаживал все до боли знакомые и желанные впадинки, адское возбуждение вернулось в его тело.
Но только в этот раз он железно пообещал себе действовать медленно. И у него получилось. Нежность, с которой он целовал своего Василька, забирала мысли и душу неопытной девчонки. Жаркое дыхание опаляло разгоряченную кожу. Рваные выдохи посылали дрожь по всему телу. И неистовый шепот «Люблю» уносил за собой в параллельный мир, где царили умопомрачительная страсть и взаимная любовь.