— У меня всегда получается. Мамочка приехала домой с тобой?
— Разве она еще не дома?
— Нет.
Они стояли рядом и смотрели, как пламя яростно пожирает смятые обрывки газет. Потом огонь перескочил на тонкие щепочки и разошелся в стороны на тонкие куски дерева, стала тлеть кора трех больших поленьев.
— Молодец! — сказал Палмер.
— Разве я когда-нибудь, — спросила его Джерри насмешливым тоном, — делала что-то не профессионально или не идеально?
— Еще немного, и ты станешь просто неподражаема!
Она обняла его и подняла к нему лицо, чтобы он ее поцеловал. Она была последним его ребенком, кого он еще мог целовать, подумал Палмер. Лучше воспользоваться представившейся ему возможностью. Конечно, он может целовать Джерри, но ему хотелось ласкать всех троих детей. Раньше они были такими прелестными. Можно себе представить, как он будет сейчас целовать своего дубину Вуди?
Он не мог себе представить, как он обнимает его или даже Тома. Когда Палмер обнял Джерри, он вдруг понял, что ему недостает чьих-то объятий. Он подумал, может, существует медицинский термин, определяющий его состояние?
Эдис, видимо, это не нужно.
При этой мысли он отстранился от Джерри. Он понимал, что нельзя, чтобы его дочь давала ему ту ласку, которую не могла или не желала дать ему его жена.
— У нас был сегодня диспут по социо, — заявила Джерри, — и я на нем победила.
Палмер попытался вспомнить, что такое этот социо — то ли социология, общественные науки, то ли отношения в обществе, а может, теперь так их дети обозначают права человека?
Он не понимал, почему вошло в моду маскировать расписание этими жуткими жаргонными словечками, ведь суть от этого не изменится — и тот факт, что программа сокращается, не изменится. Вместо того чтобы изучать грамматику, лексику, писать сочинения, учиться владеть пером, знать пунктуацию, логику и правописание, приобретать знания в риторике, литературе, изучать драму и все остальное, чему ребенок учился раньше четыре года, хотя предмет назывался просто «Английским языком», теперь программу сократили вдвое и высокопарно называют «Искусством языка».
— Молодец, — услышал свои слова Палмер. — Какая тема семинара?
— Решительность — всегда лучше сказать правду.
— И какую же ты приняла сторону? «За»?
— «Против». Я смогла их убедить, что говорить чистую правду не всегда хорошо, а наоборот. Правдой мы часто раним душу людей.
— Интересная точка зрения.
— Но я едва не оказалась за бортом. Противная сторона уже проигрывала, и учительница стала им помогать.
— Это же нечестно.
— Но она помогала и нам. Только задала мне один сложный вопрос. Она спросила: «А кому решать, скрывать правду или нет, и кто отважится стать судьей, который всегда сам будет решать, стоит говорить правду или нет?» Да, она почти подловила меня.
— Как же ты выбралась?
— Я воспользовалась фразой — «Если не я, то кто?»
Палмер нахмурился.
— Что?
— Если не я, то кто же может это решать? Я сама отвечаю за свою жизнь. Кто способен решить лучше, чем я? Если я приду к правильному решению, то и платить за это придется мне. Знаешь, все обалдели от моего заявления.
— Джерри, это же нелогично.
— Далеко не все в жизни логично.
Он нахмурился еще сильнее.
— Я понимаю, сейчас очень модно придавать особое значение иррациональному элементу в жизни. Но в жизни присутствует гораздо больше логики, чем может показаться.
Она посмотрела на него. Казалось, что огонь камина обжигает завитки ее волос.
— Ты считаешь, что всегда лучше говорить правду? — спросила она его.
— Н-нет.
— Спасибо за честный ответ.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты сам знаешь. — Она развела руками. — Так много родителей делают вид, что они всегда и всё знают, и стараются внушить детям мысль, что те должны вести себя так, как им велят родители, а не так, как они себя ведут. Я просто хочу сказать, что ребята все понимают. Ты видел насквозь своего отца, а я тебя. Но ты не так часто притворяешься передо мною. Вот за это я тебе и благодарна.
— Поразительно, — сухо заметил он. — Какую еще правду я могу услышать из твоих уст?
— Давай не будем.
— Это что, угроза?
— Ты мне как-то сказал, что банкир — это что-то вроде супербизнесмена. Поэтому ты можешь быть весьма ранимым.
— В каком смысле?
— Предположим, что я тоже сказала бы «Правда, ничего, кроме правды». Если бы я сказала, что вся беда в мире из-за того, что существует слишком много лжи, — начала Джерри, — если люди станут чаще говорить правду, то будет меньше преступлений и бедности и станет меньше душевнобольных людей.
— Прекрасно, давай начнем говорить правду. Мы начнем с того, что скажем, что у тебя на щеке большое пятно сажи.
— Не нужно отвлекаться, — настаивала Джерри. — Бизнесмены всегда говорят правду? Разве не правда то, что они часто лгут? Когда убеждают, что их цена отражает степень годности товара?
— В большинстве случаев ты права, — признался отец.
— Насколько средний бизнесмен отличается от среднего мошенника? Тот же тоже лжет.
Палмер засмеялся.
— То же самое делают дипломаты, государственные деятели… и родители.
— Но разве бизнесмен не старается купить товар дешево, а продавать дорого? Разве они не покупают дешевую рабочую силу и дорого продают продукты их труда? Разве они не участвуют в подозрительных сделках, не назначают цены, не образуют монополии, картели и не ведут нечестный торг? Разве деловые люди не крадут идеи и исполнителей этих идей у своих конкурентов? Разве они не стараются расправиться с конкурентами и изгнать их из дела? Разве они не лгут ради денег?
Палмер взял ее худенькие плечики и повернул к себе лицом, спиной к огню.
— Что у вас за учитель по социо? Ее зовут Карлотта Маркс?
— Она мне ничего не объясняла.
— Ты сама до всего этого дошла?
— Моя работа по социо посвящена этике.
— Когда мне было столько же лет, сколько тебе, мы писали работы по протекционистской политике Юга или же подсчитывали производительность хлопкоочистительных машин. Мы никогда не писали работы, в которых осуждали наших отцов.
— Я совсем тебя не осуждаю и не оскорбляю. Хотя год назад я прочитала статью о тебе в «Таймс».
Палмер почувствовал, как горят его щеки. Наверно, это от камина.
— Никто не верит тому, что пишут в «Таймс», золотко. Статьи там публикуют, чтобы развлекать, а не сообщать информацию.
— Тем не менее.
— Тем не менее там было сплошное вранье, все мои цитаты переврали, грязью меня поливали, а на первый взгляд — сплошная правда.
— И тем не менее.
Палмер улыбнулся дочери.
— Ты хочешь сказать, что нет дыма без огня? Ты теперь знаешь, что твой милый старый папочка кое-что предпринял, чтобы у него не забрали его банк.
— Мне на это наплевать. — Джерри уставилась на него. — Я не занимаюсь бизнесом с тобой. Я только твоя любимая дочка, которая взрослеет.
— Ты взрослеешь с каждой минутой.
— Я специально упомянула о «Таймс», чтобы немного тебя растрясти. Чтобы показать тебе, что этика бизнеса немногим отличается от кодекса жуликов.
— Джерри, мне это уже начинает надоедать.
— Ладно, не будем.
Она отстранилась от него и отошла в сторону. Огонь опять начал припекать Палмера.
— Ты прочитаешь мою работу после того, как я закончу первый вариант?
— И отошлешь его в «Дейли уоркер»?[98]
— Ой, не могу!
Она сделала вид, что ее тошнит. Потом они оба смотрели на огонь. Огонь с растопки перешел на два нижних бревна, желтые и опасные языки пламени распространялись по коре верхнего полена.
Палмер услышал скрип пола. Он обернулся и увидел своего старшего сына, спускающегося по лестнице.
— Привет! — сказал Вуди. — Мама уже пришла?
— Нет, как дела?
— Нормально.
Он отступил в сторону и заорал наверх:
— Миссис Кейдж, она еще не пришла!
Палмер подошел к холодильнику-бару, достал из него пластиковое ведерко и высыпал из него целый каскад замерзших кубиков льда. Он положил лед в три бокала.