Бен вспомнил теперь, что все шло гладко, пока они жили в Вестчестере. Но как только они переехали на Манхэттен, все усложнилось: если бы такой звонок из банка раздался здесь, его домочадцы сели бы в машину и отправились вслед за ним. Что совсем не входило в его планы.

Он ничего решительно не мог придумать, он принялся оглядывать ресторан. «Каза Коппола» обслуживал солидных посетителей. Основную группу составляли состоятельные американцы итальянского происхождения, которым нравилось, что в этом хорошем ресторане они могут заказать как горячие, жирные блюда Сицилии и юга, так и острые, нежные, суховатые блюда севера Италии. Эти посетители, которые сегодня наслаждались утонченными кушаньями, а завтра обжигали свой рот острым чесночным соусом, приносили Вито Копполе почти треть дохода. Еще одну треть или около того приносили служащие различных фирм, занимающихся коммуникациями, они норовили произвести впечатление друг на друга, заказывая столики за счет своих компаний, эти завсегдатаи заполняли ресторан во время ланча. Желающих было так много, что Вито кормил днем в «две смены», что было неслыханным явлением для ресторана с такими высокими ценами. Остальные посетители были публикой разномастной; зашедшие случайно местные жители и богатые туристы из других городов, которые брали со стойки десятками цветные открытки и запихивали их в свои сумки вместе с бумажными нагрудничками, которые подавались к блюдам из омара, и с большущими спичечными коробками.

В интерьере сказывался некий компромисс, чтобы угодить всем трем категориям. Стены были оклеены бархатистыми обоями алого цвета в угоду итальянцам, все остальное было выдержано в спартанском духе, чтобы не очень раздражать клерков-связистов. Шикарно, решил про себя Бен Фискетти, но не слишком вульгарно.

Он поискал глазами в баре хоть кого-нибудь, кто помог бы ему улизнуть от семьи на несколько часов. Обычные коротышки, отяжелевшие «сицилианос» и «наполитанос» средних лет в черных костюмах в тоненькую полоску и в белых рубашках, стояли вокруг, разглядывая клиентов и отпуская реплики тихими голосами. Некоторые ждали тех, кого они пригласили на ланч. Когда те появились, метрдотель с важным видом проводил их к самому лучшему столику, позвав двух официантов и устроив грандиозное шоу с выбором вин. Но другие у стойки бара просто разглядывали публику и, как понял Бен, делали заметки, чтобы позднее написать отчет по начальству.

С минуту он понаблюдал за Розали, стараясь угадать ее настроение. На расстоянии она казалась лишь на каплю старше своих детей, больше смахивала на девушку, чем на мать семейства. Но ведь никто не сможет упрекнуть Розали, подумал он с грустью, в том, что она взрослая, разве что внешние данные ее подвели.

Она была небольшого роста, чуть выше пяти футов, и хотя теперь немного похудела, с помощью жутких диет, выглядела полной. У кого еще из коротышек такой большой бюст?

Розали вышла замуж в девятнадцать лет, была почти постоянно беременной шесть лет кряду и только теперь начала приобретать какие-то черты индивидуальности, выделяясь из общей стаи детей, родителей, сестры и прочей родни.

Первое, что она предприняла, став личностью, — попыталась похудеть. Хотя она делала неимоверные усилия, чтобы скрыть свой настоящий вес, Бен знал, что ей удалось сбросить его со ста семидесяти до почти ста тридцати пяти фунтов. Вторым поступком стала стрижка: она подстригла свои длинные черные блестящие кудри в стиле выпускницы школы при церкви Святого сердца и распрямила их, сделав модную короткую прическу с челкой. Третьим поступком стало изменение причесок всех ее дочерей под стать своей собственной, поэтому когда они сидели все вместе, как сейчас, то напоминали популярную вокальную группу. Когда она попыталась и Барни подстричь в том же духе, Бен, хотя и признавал, что это было очень модно, встал насмерть против подобного решения. Он был не против, чтобы его сын был похож на популярного певца; он был против того, чтобы сын был похож на мать.

Наблюдая, как его семья уплетает мороженое, Бен пытался вспомнить, когда он впервые устроил себе субботнюю разминку.

Наверное, это случилось где-то два года тому назад, потому что все произошло благодаря Шону. Однажды вечером отец Бена, познакомил молодых людей за ужином, и что-то во взгляде Бена, которым он провожал проходивших мимо стола женщин, побудило Шона позднее, когда старший Фискетти отлучился, предложить Бену развлечься.

И, конечно, именно за последние два года Розали перестала быть покорной итальянской женой, готовой в любой момент хлопнуться навзничь. Четверо детей за шесть лет изменили ее темперамент. Да и у кого бы он не изменился!

Бен часто задумывался над тем, каково его жене было стать жертвой брака по расчету. Ему почему-то казалось, что она просто не могла чувствовать себя жертвой, коей он себя считал. Розали была хорошенькой. Ее круглое лицо напоминало лица купидонов, которые обычно парят в небесах на картинах периода Возрождения. Но в тот момент, когда Дон Винченцо соединил ее горячую, влажную руку с рукой Бена, она имела почти квадратную фигуру — одинаковую в высоту и ширину, словом, кусок сала. В этой сделке она получила молодого человека с большим будущим и уже многого добившегося в жизни, говорил себе Бен, который к тому же был недурен собой. Так что, в конце концов, бывшая толстуха не проиграла.

И вот молодой человек будет прав, думал он, если станет выкраивать для своих личных целей субботние дни. Он открыл дверь телефонной будки и пошел к столику.

— Па-а-па, — протянула с упреком его старшая дочь, Тина, непонятно в чем обвиняя отца.

Бен сел за столик и стал есть мороженое, к которому Розали даже не притронулась.

— Я хотел узнать, могу ли я встретиться с людьми из ЮБТК.

— Какого ЮБТК? — спросила Розали.

— ЮБТК — «Юнайтед бэнк энд Траст компани». Я же говорил тебе. Слияние, наконец, началось.

Она кивнула, и ее вымытые прямые волосы качнулись взад-вперед вместе с ней. Машинально она поправила салфетку на шее Барни, шлепнула по руке Тину, чтобы та украдкой не таскала куски сахара, подняла поудобнее Грациэллу, самую младшую, на ее высоком стульчике и вытерла соус со щеки Аниты. Старшая дочь снова потянулась к сахару.

— Августина, — резко сказала Розали, — я скажу Дону Витоне, как ты воруешь у него сахар.

Девочка убрала руку. Имя подействовало убедительнее, чем шлепок.

— Так вот, — продолжал Бен, — им надо поговорить со мной сегодня…

— Врррум! — вдруг зарычал Барни, воображая себя за рулем гоночного автомобиля. — Вррум-ррум!

Розали потрепала его по голове, отправила несколько ложек мороженого в рот Грациэллы, убрала ноги Аниты с сиденья стула и свирепо посмотрела на Тину, когда та начала прятать украденные куски сахара в карман пиджака Бена.

— Поэтому я оставлю вас ненадолго. Я возьму маленькую машину. Буду дома к ужину. — Бен помолчал. — Хорошо?

Розали вытерла рот Грациэллы, отодвинула стакан Аниты с края стола — он вот-вот готов был упасть, поправила у Барни воротничок и галстук, убрала челку с глаз Тины.

— Хорошо, — сказала она.

Глава девятая

На обратном пути из питомника «У Амато» все были необычайно молчаливы. Палмер даже и не замечал этой зловещей тишины всю дорогу, пока не миновали мост и начали пробираться по Манхэттену сквозь заторы и пробки.

Ему самому почти нечего было сказать никому из них. Эдис, видно, решила оскорбиться тем, что он бросил их в конторе. А Джерри дулась из-за того, что ей пришлось заменять Палмера в его отсутствие.

Типичная семейная сцена, сказал он себе, терпеливо ожидая, когда загорится зеленый светофор на перекрестке и можно будет тронуться с места. Не успели одуревшие от долгого сидения водители понять, что зеленый свет зажегся, и тронуться вперед, как светофор переключился снова на красный. Всем было на все наплевать. Эпизод из жизни в «Городе развлечений».

Смирение. Палмер кивнул, когда это слово пришло ему в голову. Смирение — ключ к жизни.