Таким образом, становится опять на почетное место переданное нам первоисточниками число, которое до сих пор вызывало лишь очень небрежное отношение к себе. По Геродоту (VI, 120), спартанцы послали афинянам на помощь в 490 г. 2 000 чел. Это было бы поразительно мало, если бы у них действительно, сверх занятых во флоте матросов, было при Платее еще 5 000 спартиатов и 5 000 периойков в качестве гоплитов. Теперь мы узнаем, что на помощь афинянам явилось спартиатское ополчение, и, следовательно, Лакедемон чрезвычайно серьезно отнесся к войне. Конечно, ввиду общей ненадежности числовых данных Геродота, вполне возможно, что здесь перед нами простая случайность, но возможно также, что именно это число, официально сообщенное афинянам, сохранилось в предании, в то время как число афинян и платеян, шедших "всенародным ополчением" (navSn^ei), не получило места в предании и впоследствии - быть может, в ответ на вопрос Геродота - было каким-либо несведущим лицом настолько несообразно подсчитано, что на крохотное местечко Платею падает, относительно гораздо более высокая повинность, чем на самые Афины.

 3. Наш вывод относительно Спарты также поддерживается нашими вычислениями для Афин. Спарта считалась в то время у греков безусловно наиболее сильным в военном отношении государством31. Спартиаты были профессиональными воинами, а потому в качественном отношении, несомненно, превосходили гражданские ополчения всех других областей. Но если бы Афины уже в период Персидских войн имели возможность послать на фронт 10 000 гоплитов, т.е. войско, вдвое большее спартанского, то Спарта не могла бы притязать на столь неоспоримое первенство. Предположение, что численно их силы были приблизительно равны и что преимущество Спарты состояло в качественном превосходстве господствующей касты воинов, устраняет все затруднения.

 Если Афины и Спарта могли дать не больше 5 000 или максимально 6 000 гоплитов, то Коринф или Фивы, владевшие лишь очень незначительными округами, конечно, не могли выставить больше 1 500 или максимально 2 000 чел.

 Персидское войско по своему характеру было противоположно греческому: оно состояло из всадников и лучников. Единственный современник, повествующий нам о Персидских войнах, Эсхил в своей драме "Персы" воспевает борьбу копья с луком, неоднократно возвращаясь к этому мотиву32. Персидские всадники также пользовались луком. Упоминаемые мечи и короткие копья служили лишь в качестве второстепенного оружия.

 Ввиду того, что основным оружием был лук, предохранительное вооружение было легким: у пехоты только плетеный щит, который стрелок выставлял перед собой при стрельбе. "Они идут в бой в шапках и штанах", - описывает Аристагор персидских воинов спартанцам. В другом месте33 упоминаются чешуйчатые панцири, но ими, по всей вероятности, пользовалась только часть всадников.

 Различие между персами и греками заключается не только в неодинаковом вооружении. Сила фаланги покоится, кроме мужества и вооружения отдельных воинов, также на стойкости целого, на сплоченности тактической единицы. Мы уже видели, что даже при значительном численном перевесе победный исход сражения достигается не силой оружия, а физическим и моральным давлением, оказываемым задними шеренгами фаланги. Такого тактического целого у персов не было: стрелки мало для этого приспособлены; они естественно стремятся не сплотиться, а рассыпаться. Только исключительно высокое искусство может все же привести их к внутреннему единству. Но на первом месте остается ловкость, рвение и мужество отдельных воинов. Стрелков нельзя применять в больших массах против гоплитов; если выстроить их очень глубоким строем, то выстрелы из задних шеренг не получат должной силы. Если же раздвинуть строй в ширину, то очень скоро стрелы совсем не будут долетать до врага.

 Персидское государство состояло из национального персидского ядра и многочисленных подчиненных народностей. Из этих последних персидские цари не набирали бойцов. Месопотамцы, сирийцы, египтяне, малоазиатские народности составляли невоинственную, платившую дань массу; исключением являлись финикийские и греческие моряки, из которых, разумеется, комплектовались матросы для военного флота. Когда Геродот насчитывает чудовищное количество народностей, входивших в состав персидского войска, го мы должны рассматривать это как чистый вымысел. Сама Персия, охватывавшая нынешний Иран, Афганистан, Белуджистан и значительную часть Туркестана, была и остается до сих пор в большей своей части страной степей и пустынь, с разбросанными среди них бесчисленными мелкими, реже более крупными и несколькими очень крупными оазисами. Персы, мидийцы и парфяне представляли собой разветвление одного и того же народа, совершенно как в средневековой Германии саксонцы, франки, швабы, баварцы. Связывало их не только племенное единство, но и общая религия, откровение Заратустры. Воинственным элементом являлись собственно больше кочевые, чем оседлые части племени. Кочевники же были, видимо, и основателями государства. По мере того, как персы становились властителями все более обширных и богатых культурных стран, они превращались из воинствующих пастухов в воинственных правителей, рыцарей. Надо представлять себе, что все сатрапы от Черного моря до Красного, вступая в должность, приводили с собою большую национально-персидскую дружину, из которой они набирали своих телохранителей и придворных, а также гарнизоны для наиболее важных укрепленных пунктов. Налоги и взимаемая сатрапом дань натурой давали ему возможность не только содержать эти дружины, но также пополнять их в случае нужды наемниками из воинственных племен, многие из которых оставались в этом огромном государстве в полунезависимом, а иногда и вовсе независимом положении. Некоторые пополнения и подкрепления приводились и из самой Персии, где их вербовали больше среди кочевников, чем среди крестьян.

 Персидское государство как по своему основанию, так и по своей структуре аналогично создавшейся 1 200 лет спустя из другой страны оазисов мировой державе аравийских бедуинов, которых - как некогда персы - спаивала новая религия. Как позднее арабы, так некогда и персы не создавали массового войска: большие массы не могут передвигаться на чудовищные расстояния в странах, имеющих такое огромное протяжение. Как арабы, так и персы создавали свое войско на основе не количественного, но качественного принципа. Для того, чтобы ясно представить себе, какова была сущность персидского войска, следует пополнить показания греческих источников сопоставлением с германским рыцарским войсковым устройством: вспомним, как франки под предводительством Меровингов заняли с небольшими отрядами богатые романизованные области Галлии, в то время как основная народная масса не покидала унаследованных земель; также и с немецкими рыцарями саксонские и салические короли и Штауфены заняли и держали в повиновении Италию. Мы здесь не будем останавливаться на отличиях между устройствами восточного и западных государств, нас интересует лишь вопрос, что представляло в своей сущности военное сословие, сумевшее при небольшой численности создать большие державы34.

 Очень меткую оценку и определение разницы между войсками обеих сторон дает греческое предание о беседе между Ксерксом и изгнанным спартанским царем Демаратом. Великий царь похваляется, что среди его телохранителей найдется не один человек, готовый потягаться силами с тремя эллинами одновременно. Демарат же возражает на это, что отдельные спартанцы не менее храбры, чем другие люди, но их подлинная сила заключается в их единении, и закон повелевает им, не выходя из строя, вместе победить или вместе умереть. Мы, понятно, толкуем это таким образом: греческие гоплиты составляют сплоченное тактическое целое, персидские же воины - нет.

 Греческое предание, поскольку оно касается персов, содержит в себе внутреннее противоречие. То они представляются в виде огромных, но очень невоинственных толпищ, погоняемых в бой плетьми, го их изображают в высшей степени доблестными и очень искусными воинами35. Если бы верны были оба сообщения как относительно численности, так и относительно воинской доблести персов, то постоянно повторяющиеся победы греков были бы необъяснимы. Только одно из двух может быть верным, - и совершенно ясно, что превосходство персов следует искать не в количественном перевесе, а в качественном.