Нисколько не смущённые таким холодным приёмом, артисты со смехом направились к дому.

— Да будут милостивы к тебе небожители, господин Турпал Оол! — громко поприветствовал пузана Ус Марак. — Здоровы ли твои жены и сыновья? Много ли скота появилось у тебя со дня нашей последней встречи?

— Хвала богам, все живы и здоровы, — проворчал хозяин постоялого двора. — И стада множатся, хотя и не так, как на склонах благословенного Вермантау.

Сокрушённо вздохнув, он хмуро оглядел гостей и равнодушно поинтересовался:

— Легко ли вы добрались до моего дома? Как далеко лежит ваш путь?

— Бессмертные хранили нас на пути к твоему гостеприимному жилищу, — важно сообщил актёр. — А остановимся мы там, где нас ждут.

Турпал Оол сделал приглашающий жест, лениво пробурчав себе под нос:

— Проходите в дом, согрейтесь у очага, отведайте хлеба и мяса.

Закончив короткий диалог, видимо, представлявший из себя обмен ритуальными фразами, хозяин постоялого двора и артисты прошли внутрь. А Ника ещё раз с тоской огляделась вокруг. Грязная лужа, по краю которой копошатся мелкие, словно полуощипанные, куры. Куча навоза возле низкого каменного хлева, крытого камышом. Груда хвороста, бревенчатая конюшня, сквозь распахнутые ворота демонстрировавшая пустые денники, заметно покосившиеся столбы с какими-то верёвками и плотно утрамбованный земляной пол. Рядом пустой каменный загон с плетёными воротцами, вроде того, что ей пришлось видеть на хуторе Руба Остия Круна неподалёку от Канакерна.

Однако девушка не заметила ничего похожего на баню или уборную. Отсутствие последней в данный момент заботило её больше всего. Тут как раз из фургона артистов стали вылезать их жёны, и путешественница решила уточнить у них расположение мест общего пользования.

Криво усмехаясь, Приния сообщила, что таковых здесь вообще не водится, и к услугам путешественницы вся окружающая территория, как до забора, так и за ним.

— Только в овечий загон не ходите, госпожа Юлиса, — заботливо предупредила жена старшего урбы. — Там грязи по колено.

— Спасибо, — хмыкнула Ника, направляясь за низкий, покосившийся сарайчик. Присаживаться в присутствии свидетелей даже своего пола она не собиралась. Но отнюдь не из-за природной стыдливости. Ни к чему им видеть привязанный к ноге маленький кинжал.

— Плохое здесь место, госпожа, — посетовала невольница, когда девушка вернулась, вытирая руки пучком травы.

Распрягая осла, рабыня хмуро качала головой. Анний Мар Прест и Ун Керат уже освободили мулов от упряжи, и переговариваясь с тощим пареньком, лет двенадцати, в донельзя замызганных кожаных штанах, вели животных в конюшню.

— Другого места у меня для тебя нет, Риата, — вздохнула хозяйка и пошагала к дому.

Внутри он выглядел так же отвратительно, как и снаружи, только удушающая вонь ещё сильнее била в ноздри, заставляя першить горло и слезиться глаза. Окна в помещении отсутствовали. Свет шёл из дверей и от большого, обложенного булыжниками, очага, расположенного прямо в центре зала. В подвешенном над ярко оранжевыми углями котле весело булькало густое варево, распространяя вокруг совсем не аппетитные ароматы. Голый по пояс молодой мужчина, обливаясь потом, перемешивал его длинной ложкой, не забывая время от времени поворачивать металлический прут с нанизанными на него тощими куриными тушками.

Дым и жирный чад поднимались вверх, скапливаясь под крышей туманным облаком, частью просачиваясь сквозь солому, частью выходя через дверь.

Едва глаза привыкли к едучему полумраку, путешественница с удивлением обратила внимание на то, что артисты расселись вдоль длинного стола вперемешку с жёнами и детьми, тогда как раньше мужчины всегда ели первыми. Высокой чести делить с ними трапезу удостаивалась только Ника, ввиду знатности происхождения и статуса гостьи.

Но, видимо, в дороге распорядок приёма пищи соблюдался не так строго. Тем не менее, не представляя, как обстоят дела с соблюдением других правил этикета, и не желая лишний раз попадать впросак из-за подобных мелочей, девушка поискала взглядом Гу Менсина, потому что сидела обычно около старшего урбы. Увы, но тот всё ещё о чём-то спорил с хозяином постоялого двора.

Понимая, что изображать столб посредине зала глупо, путешественница вспомнила поучения наставника, решив занять место подальше от входной двери. Тем более, что именно с того края стола расположился Превий Стрех, а с ним Нике было о чём поговорить.

— Присаживайтесь, госпожа Юлиса, — радушно пригласил молодой человек, сметая ладонью мелкие соринки с грубо отёсанной скамьи. — Вы, наверное, устали от дороги?

Так получилось, что из всей урбы девушка сошлась ближе всех именно с ним. Возможно, потому, что он показался ей самым безобидным ввиду нетрадиционной ориентации или из-за того, что, пытаясь писать пьесы, парень живо интересовался сюжетами, которые Ника щедро подкидывала ему из книг и фильмов?

— Мало что утомляет сильнее однообразия, — улыбнулась она, поправляя платье. — Я даже завидую вам, господин Стрех. Вы хотя бы можете сочинять свою трагедию.

— Уверяю вас, госпожа Юлиса, дорога — не самое подходящее место для этого, — скорбно вздохнул начинающий драматург. — Вдохновение боится скрипа колёс, многолюдства и духоты.

Увы, но достаточно цветисто и многословно выразить сочувствие собеседнику путешественница не успела. Гу Менсин и Турпал Оол наконец-то договорились об оплате, и варвар, приняв деньги, что-то скомандовал на своём языке.

Невысокая, плотная женщина с злым, некрасивым лицом выложила прямо на грязный стол большую стопу лепёшек. Парень у очага стал разливать похлёбку по глубоким глиняным мискам, которые расставляла перед артистами высокая, худая девушка в кожаном фартуке поверх ужасно застиранного хитона. Она же принесла охапку обкусанных деревянных ложек.

Грустный старшина урбы плюхнулся на лавку рядом с Никой.

— Сущий грабитель, клянусь коленями Нолипа, — бурчал он себе под нос, привязывая к поясу заметно похудевший кошель. — В рабских сараях чище и кормят, наверное, лучше, чем здесь, а этот дикарь дерёт столько… словно у него дворец, а не постоялый двор!

Одна миска полагалась на двоих, а то и на троих едоков. Однако при одном взгляде на буровато-серое месиво из разваренных зёрен с вкраплениями кусочков кожи и каких-то жил девушку покинули последние остатки аппетита. Несмотря на долгие тренировки, она не рискнула подвергнуть свой желудок столь рискованному испытанию.

Отложив ложку с непонятными присохшими комками, путешественница решительно заграбастала лепёшку, и выйдя из-за стола, направилась к владельцу заведения.

— Кувшин вина, чашу оливок или маслин, — потребовала она не терпящим возражения тоном.

Густые, тёмные брови медленно поползли на низенький, морщинистый лобик. Толстые, лоснящиеся от жира губы скривились в пренебрежительной ухмылке.

— Нет.

— Что же это за постоялый двор, где даже вина нету?! — презрительно фыркнула Ника, понимая, что собеседник врёт.

— Оливок нет, а маслины кончились, — счёл нужным пояснить пузан.

— Вино есть? — продолжала допытываться девушка, кожей ощущая тревожно-любопытные взгляды не только своих спутников, но и местных обитателей.

— Десять дебенов за риал, — осклабился варвар.

— Ты, почтенный, хотел сказать двадцать? — нахмурились путешественница.

— Двенадцать, — выдвинул встречное предложение Оол.

— Пятнадцать, — покачала она головой.

После недолгой торговли Ника все-таки получила кувшин вина и, не задерживаясь, пошла к выходу.

Взглянув на неё, Риата с явным сожалением тоже стала подниматься из-за стола.

— Сиди! — махнула рукой хозяйка.

Багровое солнце зависло над холмами, чётко высвечивая их закруглённые вершины. Положив лепёшку на переднюю скамеечку фургона, девушка сделала осторожный глоток. Результат дегустации оказался не столь печален, как она ожидала. Тем не менее, выпивать всё Ника не стала, оставив немного рабыне.

Вскоре выяснилось, что здесь не только нельзя есть, но и негде спать! Хозяин предложил гостям расположиться либо прямо на земляном полу у очага, или на нарах, отделённых от большого зала дырявыми циновками.