Романо молча кивнул.
– Они будут просыпаться без страха. И я наконец смогу вздохнуть свободно.
Романо по-прежнему молчал.
– Ты не представляешь, как я себя чувствую. Ты не знаешь, что такое Фрэнки. Во всяком случае, такая как сейчас, я не человек.
Романо потер лоб. Сара увидела, что его рука дрожит.
– Ну? В чем дело? Скажи же хоть что-нибудь!
– А что с твоей учебой?
Сара махнула рукой, словно что-то отбросила.
– Ничего. Забудь. Я не могу получать высшее образование, когда за дверью меня подстерегает Фрэнки. Не могу учиться, когда беременна. Это уже при Эльзе не получилось. А с двумя маленькими детьми я и вовсе не смогу учиться.
– Но разве ты не хочешь закончить учебу?
– Я хочу уехать с тобой в Италию. Я хочу жить с тобой и с детьми в мире и спокойствии. И больше ничего.
Романо не отвечал, только молча ходил по кухне взад-вперед. Мысли его путались. Сара допила воду и тихо сказала:
– Я уйду, Романо. В любом случае я уйду. Куда-нибудь, где снова смогу жить, не испытывая страха. С Эльзой на руках и с твоим ребенком в животе. И я не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь.
Когда Романо повернулся к ней, он выглядел необычно серьезно. Он подошел к Саре и крепко обнял ее. Так они стояли несколько долгих секунд.
– Две недели, – сказал он тихо, – две недели. Больше мне не надо. А потом на моей родине мы начнем новую жизнь.
24
– Как мило, что ты решила представить нам своего нового спутника! – пропела Регина сладким как сахар голосом, когда в следующее воскресенье Сара и Романо с чем-то разозленной Эльзой и пакетом с пирогом стояли перед дверью. Она сказала «спутник», что сразу же неприятно поразило Сару. Романо протянул руку и вежливо поклонился.
– Piacere [27], – сказал он. – Я очень рад.
Когда они пили кофе, Регина настояла, чтобы все ели испеченный ею пирог, а не покупной, который принесли Сара и Романо. Когда она говорила «покупной пирог», это звучало как «отравленный пирог».
Герберт вел себя крайне сдержанно. Обсуждение пирога было ему абсолютно не интересно, и он почти не прислушивался к разговору. Он сосредоточил все свое внимание на Романо, несмотря на то что Эльза визжала на частотах, которые должны были продырявить нормальные барабанные перепонки, и смотрел на него, как смотрит энтомолог на мотылька, перед тем как нанизать его на иголку.
– А вы чем занимаетесь, молодой человек? – спросил он. – Что вы изучали?
– Я умею готовить, – сказал Романо. – Я научился у матери. Типичная тосканская кухня. Cucina casa lingua [28]. Здесь я работаю в итальянском ресторане. Кухня не очень хорошая, очень простая, чуть-чуть немецкая, но немцы думают, что она итальянская. Но это все равно. Здесь больше денег, чем в Италии.
Герберт кивнул. Пекарь, который готовит пиццу… Это было совсем не то, о чем он мечтал для своей дочери.
– Есть две вещи, которые мы хотим вам сказать… – начала Сара.
Эльза завизжала еще сильнее и невыносимее.
– Идем, – сказал Герберт, встал и протянул Эльзе руку. – Пойдем немножко посчитаем.
Эльза просияла, схватилась за его руку, спрыгнула с дивана и с восторгом последовала за дедушкой. Герберт уселся за письменный стол в противоположном углу гостиной.
– Сегодня мы выучим числа до пятидесяти, – сказал он.
– Я их уже знаю. – Эльза сделала рукой типично итальянское движение, как будто бросая что-то через левое плечо.
– Хорошо, тогда до сотни.
– Больше всего мне нравится умножать и делить, – заявила Эльза.
Герберт улыбнулся, прижал девочку к себе и спросил:
– А что идет после сорока семи?
Эльза принялась мурлыкать следующие цифры. Похоже, она была довольна абсолютно всем.
– Хорошо бы папа послушал то, что мы хотим сказать, – заметила Сара. Ее нервировало то, что их кофейное застолье разваливалось на глазах.
– Я все слышу, – отозвался Герберт из другого угла комнаты. – Не волнуйся.
Сара глубоко вздохнула, посмотрела на Романо и взяла его за руку.
– У Романо и меня… У нас будет ребенок.
Это сообщение ни у кого не вызвало восторга. Повисла продолжительная пауза. Потом Регина сказала:
– Да, быстро получилось.
– Отлично, – сказал Герберт в своем углу, – а сколько будет тридцать три разделить на три?
У Сары моментально испортилось настроение.
– Раз вы так сильно обрадовались, сразу же скажу вторую новость: мы все вместе уезжаем в Италию. И уже скоро. Возможно, через несколько недель. Если получится, то даже в этом месяце.
Это возымело действие. Несколько долгих секунд все молчали.
– А чем вы собираетесь жить? Воздухом и любовью?
– Романо хочет открыть там тратторию.
Сара даже немного возгордилась, произнося эти слова, хотя сама еще толком не знала, как все это будет выглядеть.
– А что будет с твоей учебой? – У Герберта даже стекла очков запотели.
– Я брошу учебу. Я хочу помогать Романо в траттории.
Герберт судорожно хватал ртом воздух. Ситуация становилась чем дальше, тем веселее.
У Регины был такой вид, будто она молится, чтобы погода стала лучше.
– А для чего мы платили за твою учебу? Для того чтобы ты все бросила незадолго до окончания и осталась с пустыми руками? Ты что, с ума сошла?
– Наверное, – ответила Сара сухо.
– А дети? Как ты себе это представляешь?
– Наш ребенок родится в Италии, а Эльза, я думаю, там быстро сориентируется. Она такая умненькая, что мигом выучит язык.
Регина всхлипнула, вскочила и принялась искать носовой платок. Герберт ударил ладонью по письменному столу.
– За всю свою жизнь не слышал большей глупости! – рявкнул он.
– Дедушка! Считать! – кричала Эльза.
– Дети! В Италии! О боже мой! – охала мать.
Но Сара даже не хотела знать, что творится в голове у Регины.
– Мама, мы же переселяемся не в Тимбукту. Италия – цивилизованная страна. У Романо там родители, друзья и знакомые. Дети будут расти в чудесной семье, на природе, среди виноградников и оливковых садов, в теплом и здоровом климате…
– А у тебя здесь родители, друзья и знакомые. И ты отбираешь у нас внуков, – по-деловому подвел итог Герберт.
– Вы всегда можете приехать к нам в гости.
– На край света! Туда же просто так не приедешь. – Шок прошел, и Регина вступила в борьбу.
– Где это сказано, что нужно жить с детьми рядом с дедушкой и бабушкой?
– А что будет с нами, когда мы состаримся? А если нам понадобится помощь? У папы не совсем в порядке с сердцем.
У Регины закончились аргументы. Она замолчала и только качала головой. Романо сидел, скрестив руки и выпрямившись, и не знал, что сказать. «Это ужасно, – думал он, – они всегда будут ненавидеть меня».
Герберт написал для Эльзы несколько сложных арифметических задач и вернулся к столу.
– Я считаю, – сказал он, – это решение абсолютно необдуманным. Не могу поверить, что моя дочь будет счастлива в маленьком итальянском городке, в глуши. И еще меньше я могу себе представить, что мои внуки будут расти там в такой же безопасности, в таком же комфорте и культурном окружении, как здесь, в Германии.
Сара почувствовала, что ей становится плохо.
А Герберт продолжал:
– Конечно, я не хочу лезть в ваши дела, господин Симони…
– Симонетти, – осторожно поправил его Романо.
– Хорошо, допустим. Как уже было сказано, я не хочу лезть в ваши дела, но ни моя дочь, ни моя жена, ни я не знаем вашу семью. И конечно, у меня в этом отношении свои предрассудки. Для моей дочери, и в принципе для нас, это все равно что прыжок в ледяную воду.
– Мои родители любят детей. Сара и Эльза – желанные гости. Даже очень. – У Романо был очень грустный вид.
– Я в этом не сомневаюсь. Тем не менее здесь, у нас, совершенно другая система опеки над детьми, чем в Южной Европе. Насколько я знаю, дети там предоставлены самим себе намного больше. Здесь круглые сутки заботятся об их физическом и душевном здоровье. Там они должны заботиться о себе сами. Шансы на образование даже и близко нельзя сравнить с теми, что в Германии. И тем более в глубинке. Пятьдесят процентов итальянцев – неграмотные. В селах процветают браки между близкими родственниками, душевнобольные бегают там на свободе…