Правящая верхушка численно невелика. Это естественно. Богатство накапливалось у нас с такой быстротой, что наша олигархия создалась легко и безболезненно, не подвергаясь тем опасностям, которые подстерегали опоясанных мечами Норфольков и Перси. [11]Вот, например, какую штуку мы удрали. Наиболее проворные из наших дедов-пионеров захватили несколько тысяч квадратных миль лесов в северной Миннесоте и вырубили — или безо всяких сожалений потеряли в результате лесных пожаров — миллиарды футов такой древесины, какая уже никогда не восстановится. Когда леса были сведены, земля потеряла всякую ценность. Она была пригодна только для сельского хозяйства, а это малоромантическое занятие не способно за одно поколение превратить вас в миллионера. Мало кто из владельцев этой земли сумел выжать из нее больше миллиона долларов, и теперь они не знали, что с ней делать — не отдавать же даром. И вдруг в этой тощей земле открыли железную руду — в огромных количествах и залегающую так близко к поверхности, что ее можно добывать открытым способом, черпать экскаватором, как гравий. Заводы Южного Гэри и Чикаго работают в основном на этой руде. Владельцы земли не занимаются добычей руды. Они преспокойно сдали землю в аренду — хотя мы всего лишь Средний Запад, у нас есть свой филиал «Юнайтед стейтс стил компани». Владелец земли уезжает за границу и проводит там время в изящной праздности, и каждый раз, когда экскаватор загребает ковш руды, в его карман падает четверть доллара.

Так что теперь наши железорудно-мукомольно-лесопильные магнаты наконец становятся достойными соперниками мясных баронов Чикаго, угольных лордов Пенсильвании и принцев-акционеров Нью-Йорка.

Эта статья — скрытая, но беззастенчивая реклама Миннесоты. Ее цель — повысить мнение ее жителей о самих себе и цену на земельные участки. Однако я не уверен, что наши торговые палаты будут ею довольны. Боюсь, что им больше понравилось бы, если бы я написал, сколько мы производим молочных продуктов, сколько у нас построено благоустроенных школьных зданий, сколько автомобилистов ежегодно посещает наши озера и как Джеймс Д. Хилл из бедняка стал миллионером. Но опытный пресс-агент знает, что такая реклама малоэффектна; она просто говорит о засилье коммерции и духовной пустоте. Самое любопытное явление в Миннесоте — это многоступенчатая социальная система, сложившаяся за очень короткое время, и, поскольку за два поколения мы шагнули от затерявшихся в глуши поселений к сельским аристократическим клубам, хотелось бы знать, что произойдет при жизни следующих двух поколений. Точно представить себе это невозможно; надо учитывать очень многое, и наше мышление должно быть свободно как от бездумной самоуверенности торговых палат, так и от насмешливого критиканства и поспешности профессиональных радикалов. Для философа-реалиста существование аристократии (поскольку она все равно уже существует) не повод для скорби, а факт, который нужно изучать.

У Миннесоты — и не только у Миннесоты, а у всего Среднего Запада — есть одно немаловажное достоинство. Поверхностному взгляду может показаться, что властители этой новой страны ничем не отличаются от властителей восточных штатов-Новой Англии, Нью-Йорка, Пенсильвании. И те и другие чтят лишь банковское дело, здравые республиканские взгляды, гольф, бридж и большие автомобили. Но если восточный туз вполне удовлетворяется этими символами богатства и ничего больше не хочет, среднезападный, как бы он ни был поглощен гольфом, как бы ни фыркал на «эти дурацкие суфражистские идеи» своей жены и на «всю эту заумную чушь, о которой толкуют любители бегать по лекциям», в глубине души, сам того не сознавая, стремится к неведомой ему красоте.

И наконец, в доказательство того, что наше общество значительно усложнилось за те годы, что прошли с семидесятилетия мистера Генри Лоренца из Саскачевана, я хочу добавить к своему очерку некоторые не связанные между собой наблюдения из жизни Миннесоты.

Вот бывший профессор, долгие годы читавший историю в Миннесотском университете, крупный ученый, уйдя в отставку, с увлечением выращивает картошку на своей ферме, затерявшейся среди сосновых лесов северной Миннесоты, и организует кооператив, сбывающий продукцию всех фермеров округа.

Вот директриса миннесотской школы, готовящей воспитателей для детских садов, которую приглашают во все концы страны выступать перед конференциями учителей. Она лично знакомится со всеми поступающими и принимает лишь тех, в ком обнаруживает педагогическое дарование. Ее можно сравнить с Монтессори, только она меньше трубит о своей деятельности и меньше жалуется на трудности.

Вот лучшая — во всяком случае, крупнейшая — клиника в мире — клиника Майо, которую обслуживает свыше ста врачей и прочих специалистов, не считая канцелярских работников и сестер. Это верховный суд диагностики. Хотя клиника расположена в небольшом городке, в стороне от основных железнодорожных магистралей, ее осаждают больные не только из Миннесоты, но и из Юты, Онтарио и Нью-Йорка. Когда знаменитые европейские врачи приезжают в Америку, они могут заглянуть или не заглянуть в Институт Рокфеллера, могут побывать или не побывать в Гарвардском и Рэшском университетах и у Джона Гопкинса, могут навестить или не навестить главный центр Американской ассоциации медиков, но в Рочестер они приедут непременно.

Вот индеец племени чиппева, такой же молчаливый и медно-смуглый, как и его дед, — весьма активная личность, за которым каждое лето гонялись кавалерийские отряды. Он же — владелец гаража и, как это ни невероятно, разбирается в зажигании. У него есть ферма среди угрюмых норвежских сосен, и он пашет землю трактором.

Вот новое книжное издательство, которое впервые опубликовало в переводе на английский язык письма Абеляра. Их перевел Генри Беллоуз, доктор философии, редактор и полковник местной милиции.

Вот поистине замечательные здания — Художественный институт Миннеаполиса, Капитолий штата, Публичная библиотека Сент-Пола и очаровательная церковь Ральфа Адамса Крэма. А вот на берегу Озера островов итальянский дворец, построенный спекулянтом пшеницей. Вот великолепные бетонные дороги, пришедшие на смену глинистым проселкам.

Вот крошечный городок, «типичный городок прерий», который только что построил превосходное поле для гольфа. Один из жителей этого города стал миссионером в Сиаме, другой — профессором истории в Колумбийском университете.

И наконец, о некоторых миннесотских писателях. Вы, конечно, знаете, что представляют собой среднезападные писатели: это неотесанные, но пышущие энергией ребята, они незнакомы с классиками и бургундским, но слышат биение человеческих сердец. Они пишут о жизни на фермах и носят фланелевые рубахи. В подтверждение этого обобщенного портрета я хочу назвать одиннадцать писателей, родившихся и выросших в Миннесоте:

Чарльз Фландро, автор «Гарвардских эпизодов» и «Вива Мексика», который одно время преподавал в Гарварде, а сейчас странствует по Испании (по отзыву Агнес Репплие, самый быстрый клинок из всех американских эссеистов); Скотт Фицджеральд, типичный миннесотец, пророк Ритца, идол всех молодежных лиг; Алиса Эймс Уинтер, до недавних пор президент Всеобщей федерации женских клубов; Клод Уошборн, автор «Одинокого воина» и еще нескольких романов, в которых чувствуется европейский дух, хотя их действие и происходит в Америке (он много лет жил во Франции и Италии); Маргарет Баннинг, автор «Чародеев»; Томас Бойд, написавший великолепную книгу о молодежи «Через пшеницу»; Грейс Фландро, из-под пера которой вышли «Респектабельные» и другие подлинно изящные романы; Вудворд Бойд, своим первым романом «Легенда о любви» бросивший вызов сентиментальным певцам семейных идиллий; Карлтон Майлс, театральный критик, сообщающий своим миннесотским читателям последние новости театральной жизни на континенте (он только что вернулся из Европы, где провел год в обществе таких людей, как Шоу, Дринкуотер и директор миланской оперы Ла Скала); Бренда Юленд, которая живет в Гринвич-Вилледж и сотрудничает в «Атлактик Мансли»; Синклер Льюис, известный ругатель и критик, но на самом деле (очем свидетельствуют чувствительные стишки, которые он писал в колледже, пытаясь подражать Тенниссону) тоскующий по идиллии «прелестных» — как он, возможно, выражается в кругу знакомых — «увитых плющом домиков».