Дез хочет этого так же, что и я.

Она стонет, опирается на меня, как будто ноги ее не держат.

Я разрываю поцелуй, чтобы шепнуть ей:

— Ты пойдешь со мной.

Дез просто кивает.

Это реально? Все это происходит на самом деле? Как он меня нашел?

Его рука в моей ощущается такой большой, жесткой и знакомой. Его присутствие рядом со мной заставляет почувствовать, какой он огромный и теплый. Светло-зеленые глаза не отрываются от моих, и от этого сердце переворачивается, а желудок скручивается, потому что он видит меня, смотрит вглубь меня.

Адам хочет меня.

Я еще не совсем понимаю, почему.

И возникает вопрос: мне все равно, почему он это делает, или меня это волнует?

Я иду рядом с ним, и вдруг черный «рейндж ровер» подъезжает и любезно останавливается около нас. Адам забирается внутрь и увлекает меня за собой. Он добирается через меня до ремня, протягивает его надо мной и защелкивает. Пристегнуть меня - милый, но странный жест. Он что, беспокоится за мою безопасность? Или опасается, что сбегу? Даже не знаю. Но его пальцы сплетаются с моими, и водитель, кажется, знает, куда мы едем без подсказки.

Я открываю рот, чтобы сказать, и Адам качает головой.

— Еще нет.

Мои губы покалывает от силы и нежности его поцелуя, сердце яростно трепещет, а легкие расширяются и сильно сжимаются, как будто одно только его присутствие рядом со мной требует больше циркуляции крови в венах, больше кислорода в легких. Я хочу вжаться и вцепиться в него. Хочу раздавить его губы своими, выпить его дыхание, почувствовать его мышцы и велеть взять меня, овладеть мной, заявить права. И в тоже время, хочу убежать; быть с ним потребует от меня правды. Я должна буду рассказать ему, как росла, о приемных семьях и о том, что пережила.

Жестокое обращение.

НЕТ. Я не могу вернуться туда, даже в мыслях. Нет.

Мне придется сказать ему, что он лишил меня девственности. Что подарила ему себя и не сказала ему.

Придется рассказать ему о Нью-Йорке и Людовике.

Нужно так много ему рассказать, так много вещей, о которых я никогда и никому не говорила.

Я могла бы даже сказать ему свое настоящее имя.

Мы въезжаем в подземный гараж, останавливаемся на зарезервированном месте рядом с лифтом. Водитель - крепкий мужчина около тридцати или чуть больше с огромной черной бородой и татуировками, обвивающими шею и выглядывающими из-под манжет его пиджака - тянется открыть мою дверь, подставляет мне руку и помогает спуститься с внедорожника. Он закрывает дверь за Адамом, провожает нас до лифта и даже нажимает кнопку вызова.

Стоять в тишине, ожидая лифт, мучительно и неловко. Я протягиваю руку водителю.

— Привет, я - Дез.

— Оливер, — его голос звучит, словно камень скребет о камень.

— Приятно познакомиться, Оливер.

— Взаимно.

Неловкость возвращается. Адам берет меня за руку снова, как будто боится отпустить меня, будто я исчезну, если он физически не притронется ко мне.

Лифт, наконец, прибывает, двери раздвигаются. Оливер протягивает руку, придерживая двери, и ждет, когда мы зайдем, потом следует за нами, тянется, чтобы вставить и провернуть ключ, а затем нажимает кнопку самого верхнего этажа.

Мне почему-то смешно, что такой умный и влиятельные человек, как Адам позволяет кому-то вызывать для него лифт.

— Наверное, здорово, — говорю я, — когда есть кто-то, кто нажмет за тебя на кнопку.

Оба - и Адам, и Оливер - смотрят на меня, как будто у меня выросла вторая голова.

— Это моя работа, — говорит Оливер, почти незаметно изгибая один угол рта. — Он не позволял мне делать это в течение первых нескольких месяцев, что я работал на него. Адам заходил первым, чтобы самому нажать на кнопку. Входит в лифт первым и нажимает кнопку. Упрямый засранец выставляет меня в плохом свете. Поэтому я сказал, что ему придется дать мне возможность заниматься своим делом.

Адам качает головой и закатывает глаза.

— Это смешно. Я взрослый мужик. Мне не нужен никто, чтобы придерживать для меня двери. Он чуть ли не разрезает для меня в тарелке гребаное мясо. Клянусь богом, он бы срезал корочку с моего бутерброда, если бы я попросил, — фыркает он. — Ты - телохранитель, Оливер, а не чертова нянька.

— Да ну, тебе точно нужна нянька, размазня! — Оливер говорит это с каменным лицом, но в его голосе слышится еле сдерживаемый юмор, и его узкие, глубоко посаженные темные глаза полны веселья.

— Мудак, — говорит Адам.

Я потрясенно смотрю на их обмен любезностями.

— Да что с вами, мужчины, происходит, что вы оскорбляете друг друга? Не могу понять.

Оливер и Адам переглядываются, и Адам смеется.

— Это такая фишка чисто между парнями.

Лифт останавливается, и двери со свистом открывается. Оливер ждет, пока мы оба выйдем, потом как-то умудряется обогнать нас, не выглядя при этом спешащим, и ведет нас вниз по длинному, узкому коридору, стены которого окрашены в синевато-серый цвет. Через каждые три, четыре метра у стены стоят небольшие столики с искусственными цветами, над которыми висят или какие-то абстрактные картины, или зеркала. Мы доходим до двери в конце коридора. Оливер открывает ее, приглашает нас войти, затем еще раз проходит вперед мимо нас, проходит через кухню, гостиную, через еще одну дверь, и, наконец, возвращаясь к тому месту, где мы с Адамом ждем его у входа.

— Все чисто, — говорит он скрипучим голосом. — Что-нибудь еще нужно?

— Занимайся своими делами до дальнейших распоряжений, — отпускает его Адам.

— Круто. — Он останавливается на полпути к двери. — Если нужно привезти какую-нибудь еду, просто дай знать. Я привезу.

Наконец, Адам и я остаемся одни.

— Итак, Оливер - телохранитель. С чего вдруг?

Адам пожимает плечами.

— Мой агент настоял. Сказал, я достиг того уровня, когда фанаты просто обязаны вытворять всякое сумасшедшее дерьмо, так что лучше быть готовым.

— Ты не похож на человека, которому нужен телохранитель.

Адам смеется.

— Оливер - бывший спецназовец. Кажется, участвовал в секретных операциях. Он обучен всем видам рукопашного боя, оборонительным и наступательным методам борьбы, технике оценки угрозы и еще всякому весьма эффективному и немного пугающему дерьму. Плюс, он просто крутой. — Адам тащит меня за руку из маленького холла на кухню. Это апартаменты свободной планировки, с таким же темным паркетом, что и в коридоре. Большие окна выходят на улицу, из них открывается потрясающий вид на реку и городской пейзаж Онтарио. Вся кухня отделана темным в крапинку мрамором и нержавеющей сталью, между кухней и гостиной стоит круглый стол. В самой гостиной имеется огромный коричневый кожаный диван с соответствующим ему креслом, а на неоштукатуренной кирпичной стене висит настенный телевизор с плоским экраном.

— Симпатичное место, — говорю я, снова чувствуя себя неловко.

— Я снял жилье в краткосрочную аренду. Просто пока я здесь снимаюсь.

Стараюсь не показать свою боль и разочарование. Я занимаю место в углу дивана, подогнув под себя ноги. Адам садится на противоположном углу лицом ко мне.

— Адам? Почему ты здесь? Почему я здесь? Как ты меня нашел?

Он берет паузу, чтобы подумать, прежде чем ответить - это то качество, которое восхищает меня в нем.

— Я снимаюсь в кино. И пробуду в Детройте два месяца.

— Так как ты меня нашел?

— А ты пряталась? — спрашивает он. Я начинаю отвечать, и Адам поднимает руку, чтобы остановить меня. — Это было совершенно случайно. Я думал, что ты в Нью-Йорке. Рут сказала мне, что ты переехала туда, чтобы стать моделью. Во любом случае, мы сократили сцену, и мне нужно было пойти прогуляться. Я просто оказался около университета Уэйна. Даже не знаю, как. Просто смотрел, как студенты уходят после лекций и... думал о тебе, честно, и вот ты тыт.

— Адам, я…

— Почему ты не позвонила?