— Ну вот, а там лежал паспорт, — сказала Джин. — На самом дне. Паспорт какого — то Стэнфорда или Стэнли, не помню. «Как странно, что Нигель таскает с собой чужой паспорт», — подумала я. А потом раскрыла и увидела его фотографию! Так что Нигель — то наш ведет двойную жизнь! Но я не знаю, должна ли я сообщить в полицию? Как ты считаешь?

Валери рассмеялась.

— Бедняжка! — сказала она. — Боюсь, что все объясняется очень просто. Пат рассказывала мне, что Нигель должен был сменить фамилию, чтобы получить наследство. Или не наследство?… В общем, какие — то деньги. Уж такое ему поставили условие. Он сделал это вполне официально, «взял одностороннее обязательство», так, по — моему, говорят юристы. Ничего противозаконного тут нет. По — моему, его настоящая фамилия как раз и была то ли Стэнфилд, то ли Стэнли.

— А — а… — Джин была страшно разочарована.

— Если ты мне не веришь, спроси Пат, — сказала Валери.

— Да нет… верю… наверное, я действительно не права.

— Ничего, может, в другой раз повезет, — сказала Валери.

— Не понимаю, о чем ты.

— Но ведь ты спишь и видишь, как бы напакостить Нигелю. Как бы натравить на него полицию.

Джин встала.

— Можешь мне не верить, Валери, — сказала она, — но я лишь хотела исполнить мой долг.

Она вышла из комнаты.

— О черт! — воскликнула Валери.

В комнату постучали, и вошла Салли.

— Что с тобой, Валери? Ты расстроена?

— Да все из — за Джин! Омерзительная девка! Слушай, а может, это она прихлопнула беднягу Селию? Я бы с ума сошла от радости, увидев ее на скамье подсудимых.

— Вполне разделяю твои чувства, — сказала Салли. — Но думаю, это маловероятно. Вряд ли Джин отважилась бы кого — нибудь убить.

— А что ты думаешь о миссис Ник?

— Прямо не знаю. Но, наверное, нам скоро скажут…

— Я почти на сто процентов уверена, что ее тоже убили, — сказала Валери.

— Но почему? Что вообще здесь творится? Объясни мне!

— Если бы я знала! Салли, а ты никогда не приглядывалась к людям?

— Как это, Вал, «приглядывалась»?

— Ну, очень просто, смотрела и спрашивала про себя: «А может, это ты?» Салли, я чувствую, что среди нас сумасшедший. Не просто человек с придурью, а настоящий безумец.

— Очень может быть, — ответила Салли и вздрогнула. — Ой, Вал, мне страшно, — сказала она.

— Нигель, я должна тебе кое — что рассказать.

— Да — да, Пат? — Нигель лихорадочно рылся в ящиках комода. — Черт побери, куда подевались мои конспекты? Мне кажется, я их засунул сюда.

— Ах, Нигель, что ты устраиваешь?! Ты вечно раскидываешь вещи, а я ведь недавно прибрала в твоих ящиках!

— Отстань, ради бога! Должен же я найти конспекты, как ты считаешь?

— Нигель, я прошу, выслушай меня!

— О’кей, Пат, не переживай. В чем дело?

— Я должна тебе кое в чем признаться.

— Надеюсь, не в убийстве? — спросил Нигель своим обычным легкомысленным тоном.

— Ну конечно, нет!

— И то хорошо. Так в каких же грешках ты решила покаяться?

— Как — то раз я пришла к тебе… я заштопала твои носки и хотела положить их в ящик…

— Ну и что?

— Я увидела там пузырек с морфием. Помнишь, ты говорил мне, что взял его в больнице?

— Да, а ты мне задала взбучку.

— Погоди, Нигель… Понимаешь, ведь морфий лежал в ящике, прямо на виду, и его спокойно могли украсть.

— Да ладно тебе! Кому, кроме тебя, нужны мои носки?

— Но я побоялась оставлять его в ящике… Да — да, я помню, ты говорил, что тут же его выкинешь, как только выиграешь пари, но, пока суд да дело, морфий лежал там, в ящике.

— Конечно. Я же еще не достал третий яд.

— Ну а я подумала, что нечего оставлять его на виду. И поэтому я взяла пузырек, вытряхнула из него яд и насыпала туда пищевой соды. Она с виду похожа на морфий.

Нигель прервал поиски потерянных конспектов.

— Ничего себе! — сказал он. — Ты что, серьезно? Значит, когда я клялся и божился Лену с Колином, что в пузырьке сульфат или как его… тартрат морфия, там на самом деле была обычная сода?

— Да. Понимаешь…

Нигель не дослушал ее. Нахмурив лоб, он принялся рассуждать вслух:

— Да, тогда, пожалуй, мой выигрыш не в счет… Конечно, я и понятия не имел…

— Но, Нигель, держать его в комоде было действительно опасно!

— Замолчи, Пат, что ты вечно кудахчешь как курица! Лучше скажи, что ты сделала с морфием?

— Я насыпала его в пузырек из — под соды и засунула поглубже в ящик, где у меня хранятся носовые платки.

Нигель оторопело уставился на нее:

— Ей — богу, Пат, твоя логика просто уму непостижима. Чего ради ты это сделала?

— Я думала, так будет надежнее.

— Но, радость моя, в таком случае надо было держать его за семью замками, а иначе какая разница, где ему лежать: среди моих носков или твоих платков?

— И все — таки разница есть. Ведь у меня отдельная комната, а ты живешь не один.

— Да неужели ты думаешь, что старина Лен стибрил бы у меня морфий?

— Я вообще не собиралась тебе ничего рассказывать, но теперь молчать нельзя. Потому что, понимаешь, он исчез!

— Исчез? Его что, полицейские оприходовали?

— Нет. Он исчез раньше.

— Ты хочешь сказать, что… — Нигель просто оцепенел от ужаса. — Нет — нет, погоди, давай разберемся. Значит, по дому гуляет пузырек, на котором написано: «Пищевая сода», а на самом деле внутри — морфий, и, когда у кого — нибудь заболит живот, он выпьет целую чайную ложку этой дряни? Боже мой, Пат! Что ты наделала? Ну какого черта ты не выкинула эту мерзость от греха подальше, раз уж тебе так не нравилась моя затея?!

— Потому что я считала, что нельзя выбрасывать ценный препарат, а надо его вернуть обратно в больницу. Я хотела тут же после того, как ты выиграешь пари, отдать морфий Селии и попросить положить на место.

— А ты точно его не отдавала?

— Ну нет, конечно. Неужели ты думаешь, что я отдала его Селии, а она наглоталась морфия и покончила с собой? Значит, по — твоему, я виновата в ее смерти?

— Да нет, успокойся. Когда он исчез?

— Точно не знаю. Я хватилась его за день до смерти Селии. В ящике его не было, но я тогда подумала, что, наверное, я положила его в другое место.

— Он исчез до ее смерти?

— Наверное, — сказала Патрисия, бледнея, — наверное, я поступила очень глупо.

— Это еще мягко сказано! — воскликнул Нигель. — Вот что получается, когда мозгов не хватает, а энергии хоть отбавляй!

— Нигель… Как ты думаешь, мне надо заявить в полицию?

— О черт! В полицию! — схватился за голову Нигель. — Не знаю. Наверное, надо. И во всем обвинят меня!

— Ах нет! Нигель, миленький! Это я виновата… я…

— Я украл эту дрянь, будь она проклята, — сказал Нигель. — Тогда мне это казалось забавной проделкой. Но теперь… я уже слышу язвительный голос обвинителя.

— Прости меня. Ведь я взяла морфий, потому что хотела сделать как…

— Ну да, как лучше. Я знаю. Знаю! Послушай, Пат, и все — таки я не верю, что он исчез. Ты засунула его куда — то и забыла. С тобой это бывает…

— Да, но…

Она колебалась, на ее напряженном лице промелькнула тень сомнения.

Нигель резко встал:

— Пойдем к тебе и перероем все ящики.

— Нигель, но там мое нижнее белье!

— Ну, Пат, ты даешь! Нашла время изображать оскорбленную невинность! Лучше скажи, ты не могла засунуть пузырек в ящик с трусиками?

— Могла, но я точно уверена…

— Мы ни за что не можем ручаться, пока не обыщем весь дом. И я не отступлюсь, пока этого не сделаю.

Раздался легкий стук в дверь, и вошла Салли Финч. Глаза ее округлились от удивления. Пат сидела на кровати, сжимая в руках носки Нигеля, ящики комода были выдвинуты, и Нигель, как почуявший дичь терьер, зарылся с головой в груду свитеров, а вокруг в беспорядке валялись трусики, лифчики, чулки и прочие предметы женского туалета.

— Ради всего святого, что здесь происходит? — спросила Салли.

— Соду ищем, — бросил через плечо Нигель.