В эти двадцать секунд помощник из зрителей выскользнул через открытую дверь в сад, а Эммет занял его место. Этот помощник, а не Эммет, сыграл роль «Немо». Эммет же все это время находился среди зрителей. Вот как, господа, планировал Марк Чесни свою ловушку.

Но о ком же из зрителей идет речь? Кого заменил Эммет?

Решение этого вопроса не представляет труда. По очевидной причине, это не могла быть мисс Вилс. Не мог быть и профессор Инграм: во — первых, он сидел в самом дальнем от выхода углу салона на месте, которое указал ему сам Чесни; во — вторых, помешала бы его сверкающая, бросающаяся в глаза лысина; в — третьих, мало вероятно, чтобы Чесни выбрал в качестве помощника человека, которого ему больше всего хотелось обвести вокруг пальца.

Но Хардинг?..

Рост Хардинга — метр семьдесят. Как и Эммет, он худощав, у обоих темные, зачесанные назад волосы. Хардинг сидел самым крайним слева… Не очень удачное место для человека, собирающегося заснять весь этот спектакль на пленку — скажем прямо: просто смешное место — но там, в двух шагах от двери в сад, поместил его Чесни. К тому же Хардинг стоял с прижатым к глазу видоискателем кинокамеры, так что его правая рука, естественно, закрывала от вас лицо. Вы согласны?

— Согласны, — угрюмо ответил Инграм.

— С психологической точки зрения такая подмена была легче легкого. Разницу в росте трудно было заметить, тем более, что по словам Хардинга он стоял согнувшись, а это означает, разумеется, что согнувшись стоял Эммет. Разницу между красивым лицом Хардинга и довольно уродливым Эммета трудно было заметить в темноте — да еще когда это лицо было почти полностью скрыто камерой и рукой. Не надо забывать и о том, что ваше внимание было сосредоточено на сцене, вряд ли вы бросили больше чем беглый взгляд на этот силуэт. Кто — то из вас сказал, что видел Хардинга «уголком глаза», это правда. Вы видели в неясном силуэте Хардинга, потому что верили в то, что это Хардинг.

Темнота способствовала, насколько я могу судить, и тому, что вы попались в еще одну психологическую ловушку. Вы решили, что человек с кинокамерой говорил» высоким голосом Хардинга. Осмелюсь утверждать, что ничего подобного не было. Психологический эффект темноты состоит в том, что люди начинают инстинктивно говорить почти шепотом. Этот шепот кажется, тем не менее, обычным голосом, а то и криком, как вы легко можете убедиться, слыша в театре какого — нибудь идиота, непрерывно что — то болтающего в заднем ряду. В действительности это шепот, хотя нам трудно в это поверить, если нет возможности сравнить его с обычной речью. Я утверждаю, что восклицание «У — у! Человек — невидимка!» было произнесено всего лишь шепотом. В этом же случае обмануться очень легко, потому что при разговоре шепотом все голоса звучат одинаково.

Вы поверили, что это голос Хардинга, потому что вам и на секунду не пришло в голову, что это может быть не так.

По сути дела, Хардинг был единственной разумной кандидатурой для роли второго помощника. Вас, профессор, Марк не выбрал бы — ведь целью спектакля было решить тянувшийся годами спор между вами. По той же причине он не выбрал бы и вас, доктор Чесни, не говоря уже о том, что ваш рост — такой же, как у Эммета — автоматически с самого начала исключал вас. Нет, он выбрал бы почтительного подхалима Джорджа Хардинга, послушного каждому его слову, льстившего его тщеславию и к тому же умевшего отлично владеть кинокамерой — свойство, которое могло здесь оказаться очень полезным.

Таким образом, мы во второй раз выходим на дорогу, которая ведет нас прямо к Хардингу. Если мы что — то слышали здесь изо дня в день, так это то, что Хардинг всегда исключительно почтительно относился к Марку Чесни. Во всем — не колеблясь, не возражая, не споря. Этот спектакль был предметом гордости Чесни. Он очень серьезно относился к нему и хотел, чтобы другие относились к нему так же. И вот в кульминационный момент спектакля, когда в дверях появился доктор Немо, Хардинг, несмотря на то, что Чесни специально попросил всех соблюдать молчание — вдруг шепчет: «У — у! Человек — невидимка!» Такая шуточка выглядит здесь довольно странно. Она ведь могла вызвать смех, могла испортить весь спектакль. Тем не менее, предполагаемый Хардинг отпустил ее.

Чуть позже я объясню вам, почему уже этой одной фразы достаточно, чтобы доказать вину Хардинга. Но сначала я скажу, каким был мой первый вывод. Я подумал: в этом есть что — то странное. Хардинга среди зрителей мог заменить только Вилбур Эммет, но Эммет тоже вряд ли стал бы проявлять остроумие за счет Чесни… Господи! Да ведь эта фраза тоже была заготовлена заранее. Эти слова составляли часть сценария, тут — то мы и подходим к вопросу: «Кто говорил и что было сказано?»

Таков был ход моих рассуждений, господа, в то утро, когда Эллиот рассказал мне всю эту историю. Сначала я едва осмеливался надеяться на то, что преступником окажется Хардинг…

Доктор Чесни удивленно огляделся по сторонам и спросил:

— Надеяться? А почему вы надеялись, что убийцей окажется Хардинг?

Фелл громко закашлялся.

— Гм — м! Я оговорился. Будем продолжать? Даже если отвлечься от соображений мотива, от любых соображений, кроме чистой механики преступления, ясно, что Хардинг вполне мог сыграть роль «доктора Немо».

Давайте посмотрим, как обстояло дело со временем. За двадцать секунд полной темноты после того, как был погашен свет, Эммету нужно было проскользнуть в салон, взять кинокамеру из рук Хардинга и дать ему возможность выйти и переодеться в «доктора Немо». Обмен местами потребовал две или три секунды, а «Немо» появился в кабинете секунд через сорок после того, как Чесни отворил дверь. Таким образом, у Хардинга была минута, чтобы надеть свой маскарадный костюм. Профессор Инграм приведет вам немалый список вещей, которые можно успеть сделать за одну минуту.

Пробыв тридцать секунд в кабинете, «Немо» вышел. Проанализируем теперь момент, когда Хардинг вернулся на свое место. Согласуется ли и тут все с нашей раскладкой времени?

Напомню, что на этом этапе моих рассуждений я еще не видел пленку. Эллиот, однако, повторил мне показания Хардинга, а тот сказал: «Сразу после того, как это чучело в шляпе вышло из кабинета, я поднял глаза, сделал шаг назад и закрыл объектив». Иными словами, это было то, что сделал Вилбур Эммет (в роли Хардинга). Он перестал снимать, как только «доктор Немо» вышел из кабинета. Но почему? Как вы знаете, спектакль не был еще закончен. Марк Чесни должен был еще свалиться на пол, притворившись мертвым, а потом подняться и затворить дверь. Этим Чесни давал своим помощникам время вернуться на свои места.

Довольно очевидно, что Эммет после ухода «Немо» сразу же «сделал шаг назад» (чтобы уйти из поля зрения остальных) и выскользнул из салона навстречу Хардингу. Так было запланировано Марком Чесни. Однако Хардинг — если моя теория была верна — решил внести в этот план любопытные коррективы. Ему уже удалось дать Марку Чесни отравленную капсулу. Разумеется, капсула была только одна — тут и говорить не о чем. Если заранее было условлено, что Хардинг сыграет роль доктора Немо, почему ему понадобилась бы вторая капсула? Была только одна — та, которую Хардинг предварительно получил и наполнил синильной кислотой.

Теперь Хардинг был готов продолжить осуществление своего плана.

Когда «Немо» исчез, Эммет прекратил съемку и вышел из салона в сад. Хардинг, которому нужно было всего несколько секунд, чтобы сбросить маскировку, уже ждал его. В темноте, по другую сторону узкой полоски газона, был прислонен к дереву железный прут. Хардинг остановился рядом с этим деревом и подал Эммету знак приблизиться. Взяв у него из рук кинокамеру, Хардинг безмолвным жестом показал на дом. Эммет обернулся и Хардинг нанес удар. Затем он бесшумно проскользнул в салон до того еще, как был включен свет. Все вместе заняло, как рассчитал профессор Инграм, только пятьдесят секунд.

Инграм нахмурился и покачал головой.

— Так — то оно так, времени у него было достаточно. Но не шел ли он при этом на глупый риск?