Однако любопытство, даже желание, оставалось, желание, которое ассоциировалось у нее со свободой, легкостью и новой жизнью и которое она теперь так стремилась подавить. Она когда-то слыхала, что все это можно найти в интернете. В интернете она ничего не понимала, но наверняка есть какие-нибудь курсы. Теперь полно всяких курсов, впрочем, она сомневалась, что обучают и тому, что ее интересует. Но именно так, не нарушая никаких приличий, она и решила поступить. И рассказать Делии.

После скучноватого дня (щитовидка, грыжа пищевода и внутренний геморрой) она сидела с коктейлем у себя на кухне, и тут в дверь позвонили.

Решив, что это Гвен, она спрятала стакан в буфет, повесила на дверь цепочку и только после этого открыла ее.

— Миссис Доналдсон?

— Да.

На пороге стояли юноша и девушка.

— Извините, — сказала она, — я думала, это моя дочь.

— Нет. Мы насчет комнаты.

Он был в тоненьком пальто, джинсах, рубашке и, как ни удивительно, узеньком, но галстуке. Она видела что-то такое по телевизору, шляпу уж точно — маленькую, черную, с узкими полями, к тому же на размер меньше, чем нужно. Такая шляпа скорее ассоциировалась с поп-певцом, которого часто сажают за наркотики, и, хотя лицо у юноши было приятное, шляпа его нисколько не украшала, разве что он выглядел моложе (для этого он, по-видимому, ее и надел) и совсем не походил на светского франта.

Девушка была обычная, в кардигане, с длинным шарфом, единственной данью моде казалась розовая блестящая сумка.

— Насчет комнаты? — переспросила миссис Доналдсон. — Какой комнаты? Никакой комнаты нет.

Решение больше не брать жильцов далось ей нелегко, но, увидев эту совсем не подходящую парочку, она почувствовала облегчение и даже взбодрилась. Нет-нет! Эти уж никак не годились.

— Вы в списке, — сказал юноша. — Кстати, меня зовут Олли. А это Джералдина. Я учусь в художественном колледже, Джералдина работает в кафе.

— В органическом, — уточнила девушка и протянула юноше список тех, кто сдает комнаты.

— Вы тут есть. — Олли показал на ее фамилию. (Она заметила, что ногти у него чистые.)

— Я просила меня оттуда убрать, — сказала миссис Доналдсон.

— А они не убрали, — пожал плечами Олли. — Обидно — мы так долго добирались. Вам не повезло с прошлыми жильцами?

— Простите… — удивилась миссис Доналдсон.

— Вы поэтому попросили убрать ваше имя из списка?

— Нет-нет… Я просто решила немного передохнуть.

— Может, возьмете нас на испытательный срок? — сказал юноша. Девушка робко улыбнулась. — Вдруг мы вам подойдем? Мы можем принести рекомендации. И мы знаем Энди, — добавил он, — правда?

Девушка кивнула и уткнулась в шарф.

— Энди? — спросила миссис Доналдсон.

— Который раньше здесь жил. Мы однажды к нему приходили, только вас дома не было.

Разговаривали они через дверь, но, поняв, что это люди не совсем посторонние, миссис Доналдсон сняла с двери цепочку.

— Вы их видите? — спросила миссис Доналдсон. — Как они?

— Энди в Эдинбурге, — сказал юноша. — А Лора где-то в Африке.

— В Малави, — уточнила миссис Доналдсон. — Она мне прислала открытку. Вы проходите.

Они уселись за стол на кухне. Олли по-прежнему был в шляпе.

— Мы квартплату задерживать не будем, — сказал Олли. — Джералдина работает в кафе.

— Дело не в этом, — сказала миссис Доналдсон.

— Они ведь были не такие, — сказал Олли.

— Какие — не такие? — спросила Доналдсон, забыв о пропасти, в которую может рухнуть.

— Не такие уж аккуратные в смысле квартплаты.

— Они были неплохие ребята, — сказала миссис Доналдсон. — Нет, дело не в этом.

— В нас? — Юноша улыбнулся ей. Выглядел он лет на четырнадцать.

— В вас? Нет, нет… Не в вас.

— Они сказали, что с вами можно договориться. — Юноша улыбнулся. — Насчет квартплаты.

Джералдина замотала руки шарфом.

— У нас с этим проблем не будет, скажи, подруга?

— Нет. — Рот девушки был прикрыт шарфом. — Никаких проблем. Вообще.

— Прошу меня извинить, — сказала миссис Доналдсон. — Мне надо сходить наверх.

Она поспешила в ванную, закрыла за собой дверь, и ее не пойми с чего вырвало.

Она села на кровать, на их кровать, уткнулась лицом в подушку.

Такого она себе даже вообразить не могла — хотя теперь, когда это произошло, все казалось столь очевидным. Если они знают, значит, все знают. Она представила возможные последствия, и у нее голова пошла кругом. Значит, поползли слухи и на медицинском факультете. Самое место: это же диагноз. Ни о каком сочувствии или уважении и речи быть не может. Ходячий анекдот. «Наша квартирная хозяйка».

Она вытерла слезы и пошла вниз.

Они молча сидели за столом.

— Мне надо все обдумать, — сказала миссис Доналдсон. — Я пока что не могу решить.

Они встали, юноша взял ее под руку.

— Мы никакого беспокойства вам не доставим. Музыку слушать не будем, и вообще. — Он протянул ей листок. — Я тут записал свой мобильный.

Она мило улыбнулась — будто дело не было решенным.

Они стоят на крыльце, и юноша впервые снимает свою дурацкую шляпу и так по-старомодному прижимает ее к груди, и она с трудом сдерживает смех: он похож на жалкого бродягу, которого в поисках пристанища занесло к ее дому.

— Симпатичная у вас шляпа, — говорит она.

Он снова ее надевает, над ее головой самолет чертит в небе белую полоску, где-то поет женщина.

Она возвращается в дом и видит на столе листок бумаги с номером его мобильного, а рядом он пририсовал глупую улыбающуюся головку в шляпе. Наверху она ложится на кровать, которая раньше была ее кроватью, ложится как обычно — слева.

Здесь, казалось бы, в конце этой истории, истории-предупреждения, можно было бы и оставить миссис Доналдсон, а читатели, которым нужна мораль, могли бы тут и остановиться, сосредоточиться, так сказать на этой кровати, где женщина тоскует по себе прежней — основательной и здравомыслящей, какой ее считали и все остальные, но в голову ей лезет только слово «шлюха»… Похотливая старуха с обвисшей грудью, подсматривающая за чужим наслаждением.

Она представляет, как над ней смеются, как ее презирают, никто не желает ее простить или понять, а ее домик в пригороде считается, может, и не борделем, но уж точно местом, где можно получить кое-что в обмен на эротические услуги.

Нет, остается одно — печалиться о том, что она так бездумно отринула.

Заглянув в расписание, миссис Доналдсон вспомнила, что сегодня она работает с мисс Бекинсейл, чьей вотчиной давно уже были все старческие хвори. Началось все с деменции, столь впечатлившей доктора Баллантайна: мисс Бекинсейл очень натурально бормотала нечто бессвязное. За долгие годы мисс Бекинсейл захватила и прилегающие территории: афазию и амнезию, инсульты и прочие мозговые расстройства. «Печальные последствия, — любила говорить она, — утраты рассудка».

Однако мисс Бекинсейл была уже не столь молода и порой настолько упивалась своим представлением, что ее героиням медицина уже была бессильна помочь, поэтому Баллантайн изредка перепоручал нелады с головой миссис Доналдсон — ранние признаки Альцгеймера, пару аневризм и (настоящее наслаждение) синдром Туррета. Туррета предлагали и мисс Бекинсейл, но она его отвергла, поскольку ей пришлось бы извергать из себя ругательства, о которых, по ее утверждению, она прежде и не слыхивала. Не слышала она и про само заболевание, а когда ей объяснили, в чем суть, до конца не поверила — решила, что все дело тут в недостаточном самоконтроле.

Мисс Бекинсейл предчувствовала скорый распад ее империи.

— Истерику не троньте, — предупредила Делия. — Это мое.

Впрочем, поначалу старейшая актриса труппы держалась вполне дружелюбно, даже взяла миссис Доналдсон под ручку и шепнула ей:

— Добро пожаловать в царство рассудка.

Баллантайн также предвидел возможные пикировки, но, поскольку их не последовало, в этот день решил задействовать обеих дам одновременно, в сценке, где дочь хотела сдать слегка помешанную мать в клинику.