— Суперинтендант Макриди?

Он даже не поднял голову:

— Что?

— Не могли бы вы уделить мне минутку?

— Давайте чуть позже, Уильямс.

— Извините, я… у меня есть некоторые свидетельские показания, они могут оказаться важными. Я вчера кое с кем побеседовала.

Только теперь Макриди посмотрел на нее. Он жестом указал на стул напротив и в то же время демонстративно поглядел на часы, пока Брайони садилась. Пока она пыталась пересказать ему историю коменданта, он дважды смотрел на часы. Девушка путалась, сбивалась, забывала детали, из-за чего нарушалась последовательность повествования, но он все же не прерывал ее. Когда она добралась до конца, повисла долгая и весьма тяжелая пауза.

— Могу я теперь идти, сэр?

— Куда именно вы намерены идти, инспектор Уильямс?

— Опрашивать остальных свидетелей, сэр.

— Ясно.

— Тех, что указаны в моем списке, или же по своему усмотрению?

Брайони почувствовала, что заливается краской, и ничего не ответила. Подождав еще несколько мгновений, она встала, чтобы выйти. Макриди вернулся к бумагам, словно ее больше не было в комнате, но, когда Брайони дошла до двери, за спиной раздался резкий голос:

— Убедительно прошу вас придерживаться моего списка, Уильямс. И еще, будьте любезны, не забудьте вернуть мне обратно зонт, когда в следующий раз решите им воспользоваться. Я чрезвычайно им дорожу. Совещание по делу состоится в моем кабинете сегодня в шестнадцать ноль ноль, а общее собрание — в рабочей комнате в шестнадцать тридцать.

Отчаянно пытаясь собрать остатки разлетающегося вдребезги мужества, Брайони прошла к своему кошмарному столу и села, несколько мгновении тупо глядя на фотографии на стене. «Мэтью Квин», она беззвучно произнесла это имя. Это должен быть он. Безусловно, это должен быть он. История, рассказанная комендантом, слишком точно соответствовала изображениям, на которые она сейчас смотрела. Сумасшедший анатом, которому нравятся картины изуродованных трупов. Где он теперь? Что замышляет? Как выглядит? Может, сменил фамилию? Брайони готова была признать, что не ей суждено найти ответы на эти вопросы — по крайней мере, пока ей не дадут задание искать их. Однако какой смысл проводить порученные ей опросы свидетелей, не имея даже фотографии Квина? В архиве колледжа должна остаться его фотография. Может, она… Нет. Наверное, нет.

Брайони собирала все, что пригодится ей сегодня для работы, когда в комнату вошел Стив. Он засунул руки в карманы голубого вельветового пиджака — Брайони в первый раз видела его без привычной сигареты, — плечи ссутулены. Стив скользнул по ней взглядом.

— Сначала вы крадете мой стул, потом зонт Макриди. Что у вас запланировано на сегодня, Брайони Уильямс?

Брайони ответила ему ослепительной улыбкой:

— О, я думаю пройтись по магазинам!

Если он и заметил ее сарказм, то не показал этого. Стив плюхнулся на свое место, вытянул ноги и слегка нахмурился.

— Пелгрейв сказал вам, что вышел на след «Тупервеа»? Интересно. Контейнер из набора для пикников. В магазине прекратили распространять его два года назад, но вот что странно: этот контейнер продавали только в западных графствах — Девоне и Корнуолле. Так как, интересно, наш Странник заполучил его? Неужели привез с собой в Лондон? Ладно, какие у вас планы на сегодня?

— А почему вы спрашиваете?

— Координация действий. Предполагается, что мы работаем как одна команда, помните?

— Понятно, а вы сами что делаете?

— Сперва намерен поговорить со старшим инспектором Ратгерсом. Он был в группе, работавшей по делу о «Висячих Садах». Затем пройдусь по ниточкам, которые получу в этом разговоре.

— А я отправляюсь на беседу с вдовой Годвина.

— Ах, вот что. Хорошо. — Стив посмотрел на нее слишком пристально. — Скажите, Брайони, вы что-то знаете?

— Нет, я лишь подозреваю, что вы собираетесь дать мне совет.

— Послушайте, не впадайте в паранойю. Это вам не к лицу.

Брайони повесила сумку через плечо и встала.

— Станешь тут параноиком, если тебя постоянно стремятся подловить. Увидимся в четыре.

К четырем часам дня она не выяснила ничего, способствующего продвижению расследования. Двое из опрошенных свидетелей утверждали, что видели кого-то у входа в колледж, но дали абсолютно противоречивые описания этого человека. Миссис Годвин, которой, судя по всему, врачи давали огромные дозы транквилизаторов, практически на любой вопрос отвечала: «Не могу представить себе» или «Понятия не имею».

А вот Брайони вполне могла представить себе, что миссис Годвин вообще мало о чем имела понятие даже в лучшие времена. Она разговаривала хныкающим голосом, вероятно, в обычной своей манере, и потому ей было довольно трудно сочувствовать. Очевидно, Годвин относился к числу тех людей, что не обсуждают работу дома, так как его жена знать не знала, в какие комитеты он входил, были ли у мужа какие-либо осложнения в отношениях со студентами в прошлом учебном году и вообще, беспокоило его что-то в последнее время или нет. Вдова лишь отрешенно покачала головой, когда Брайони назвала ей имя Мэтью Квина, потерла пальцем брошь на горловине узорчатой блузки и уставилась на полированную поверхность кофейного столика.

Было около часа дня, когда Брайони завершила разговор. Стоя в ожидании поезда на ветхой Северной линии метро, на станции Хайгейт, девушка подумала, что у нее и вправду осталось время, чтобы пройтись по магазинам, если бы возникло такое желание. Но его-то как раз и не было. Необходимо каким-то образом заставить Макриди всерьез воспринять историю про Квина. Пожалуй, следует показать ему запись беседы с комендантом в отпечатанном виде. Брайони сообразила задним числом, что ее саму убедила в правдивости и важности последовательность изложения, а значит, необходимо донести всю эту историю до суперинтенданта в полном объеме и правильном порядке. Что действительно могло сработать, так это докладная старшего преподавателя, присутствовавшего на том экзамене по анатомии во время летней сессии 1967 года, но, чтобы рыться в архивах колледжа, нужен был ордер. И тут ей в голову пришла новая идея. Ведь Колин Олдройд как раз пришел в колледж в этом году. Конечно, если Брайони позвонит ему и кое о чем спросит, то у нее не возникнет осложнений. Может же она проявить небольшую инициативу.

Вернувшись на Вайн-стрит, Брайони отдала машинистке свои записи, отметив, что в первую очередь следует отпечатать беседу с Перрином, а потом отправилась на свое место, чтобы позвонить Олдройду.

Доктор ответил сразу, а как только Брайони представилась, вспомнил, что она присутствовала на его допросе в полицейском участке. Однако на главный вопрос у него не было столь же быстрого ответа.

— Шестьдесят седьмой год? Понимаете, я ведь тогда только-только пришел в колледж. Моя стажировка началась зимой шестьдесят шестого, так что я не входил ни в один комитет вплоть до следующего года. Я не думаю, что смогу помочь вам. Лучше посмотреть экзаменационные ведомости и другие документы, но это закрытая информация, и я не знаю, к кому сейчас следует обращаться. Конечно, раньше этим занимался профессор Годвин. Если хотите, я поспрашиваю, возможно, кто-то помнит Мэтью Квина.

— Спасибо, доктор Олдройд. Если вы можете сделать это, не вызывая беспокойства или недоумения окружающих, я буду очень вам признательна. Уверена, что вы понимаете: необходимо избегать лишних сплетен и необоснованных предположений.

— О да, в этом и так недостатка нет, заверяю вас.

Сегодняшнее совещание у Макриди не имело ничего общего со свободной дискуссией, состоявшейся в начале расследования, пять дней назад. Были приглашены также люди, не входившие в состав их группы, в том числе Джимми и стенографистка.

— Сегодня мы совершенно убеждены, что нам удалось выявить более раннее убийство, совершенное тем же самым преступником, — заявил Макриди. — Большинство из вас вчера получили короткую информацию об этом — я не имею в виду тех, кто предпринял попытки разузнать все окольными путями. Кроме того…