- Что, думали всех медведей у заозерских перебью, брать с собой не всхотели?

- Да за старшего мы тут тебя оставили, кто ж за всем приглядывал бы, - оправдывался Димитрий.

- Кому приглядывать нашлось бы. Грешить вам, озорники, не дал бы, вот и уплыли без меня. Девок, небось, местных щупать ездили да хмельное пить? Признавайся, с похмелья на ловы пошли?

Князь смиренно кивнул.

- Наука тебе, Димитрий, будет! Нешто можно на ловы с шальной головой ходить? Благодари Бога и Пресвятую Богородицу, что легко отделался!

- Жеребенок от Ретивого народился, возьми в подарок.

- Задабриваешь, значит, чтоб не ворчал? Ладно, возьму, что уж с тобой делать.

«Пронесло, простил», - Димитрий вздохнул с облегчением.

Лето властно вступало в свои права, палящим зноем подсушивая густую траву. Смерды спешили начать первый сенокос, пока весенние соки переполняли молодую зелень. Верви [4] от мала до велика разбрелись по своим родовым лугам вдоль Чернавы.

Димитрий с матерью сидели за трапезой. Яркий летний день просился через открытые окна в терем. Князь уже чувствовал себя совсем здоровым. Силы и аппетит вернулись к нему. Заглатывая кусок сочного мяса, щедро приправленного чесноком, он не удержался и вспомнил:

- А заозерские бабы готовят дурно, мясо плохо моют и чеснока не кладут.

- Залесские зато, говорят, хорошо стряпают, - как бы между прочим ввернула в разговор княгиня.

Сын сразу все понял:

- Да поеду я за Еленой, поеду. Еще немного оправлюсь только, а то, хочешь, бояр за ней пошлю, пусть сами ее сюда привезут?

- Нет, сам поезжай, лучше будет. Дорога дальняя, познакомитесь, может, слюбитесь, - княгиня подмигнула сыну, - уж больно внуков хочется.

- Раз хочется, будут, - миролюбиво ответил Димитрий. Мать довольно улыбнулась, после болезни она первый раз решилась напомнить сыну о жене.

На дворе послышался шум: громкие голоса, лай собак, ржание коней. В горницу влетел растрепанный Жидятка:

- Княже, Заозёрский князь тебе подарок прислал!

Димитрий вздрогнул и опрокинул чарку с квасом. Анна насторожилась, она сразу почувствовала смущение сына и все поняла. Ей и раньше казалось, что Димитрий, что-то недоговаривает, но не хотела пытать больного. А теперь и пытать не надо, и так видно. Женщина! От дурных предчувствий Анне стало холодно.

Димитрий поспешно выбежал во двор. Об Улите князь вспоминал то с сожалением, то с вожделением, когда греховные мысли одолевали, начинал неистово молиться. Он был убежден, болезнь - расплата за ту шальную ночь. Когда же мать напомнила о Елене, даже обрадовался: это была возможность отвлечься, забыть Улиту. А тут весть от нее! И опять все всколыхнулось. Растерянно он подошел к телеге с подарком. То был медвежий кожух, крытый снаружи искусно расшитым аксамитом [5]. Яркие узоры заплясали в глазах.

Маленький, щупленький боярин, которого Димитрий совершенно не помнил, протянул князю свиток:

- Дошла до нас печальная весть, что расхворался ты, князь Чернореченский. Наш князь, Ростислав Гюргевич [6], и мать его, княгиня Всеславна, на коленях молились о твоем выздоровлении, беспрестанно слезы проливая. И вот узнали, что здоров ты, на радостях прислали тебе подарок и грамотицу.

Димитрий пригласил боярина погостить и подождать, пока чернореченцы приготовят ответные подарки. Он не стал при всех разворачивать свиток. Пергамент жег ему руку. Отделавшись от заозерского боярина, князь поспешил к себе, чтобы прочесть грамотицу в одиночестве. Анна тревожным взглядом проводила сына.

Письмо было коротким: «Понесла я от тя, не дай родить в бесчестии». Димитрия прошиб пот. Он снова и снова перечитывал немудреную надпись. Почему ему раньше даже в голову не приходило, что у Улиты могло появиться дитя? Молодая, здоровая баба, что же ей еще делать, как не рожать? Надо было думать, когда под себя укладывал. Захватив свиток, Димитрий на мягких ногах побрел к матери.

Она уже его ждала. Димитрий молча протянул письмо. Княгине и читать не надо было, что в грамотице прописано, ей было ясно по кислому лицу сына.

- Уверен, что твой?

- Мой.

- Не один ты там прохаживался.

- Не надо, прошу. Не такая она.

- Кабы честь блюла, так с чужим супружником не спуталась бы. О ней вся округа шумит, дыма без огня не бывает! - Анна не сдержалась и быстро перешла на крик.

- Епископ невиновной ее признал, оклеветана она.

- Епископу, чай, видно, что за сотни верст в ее хоромах делается?

- Не знаешь ты ее! А кабы увидела, так и ты бы ее невиновной признала. Люб я ей, вот на грех и решилась.

- А она тебе? - Анна внимательно посмотрела на сына.

- Хорошая она, добрая, скромная, заботливая. Такая подружья мне и нужна, уж устал я один, тепла хочется бабьего.

- Ты что же поять ее за ся хочешь? - в ужасе прошептала мать. - А Елена, что же она тебе тепла не может дать?

- Елена мала и глупа, не такая мне супружница нужна. Не хочу нянькой быть, настоящей подружьи хочу.

- Да с чего ты взял, что Елена глупа?

- Ну, пусть не глупа, не в Елене-то дело. Дитё у нас с Улитой народится, ты же сама внуков просила.

- Не такие внуки мне нужны, сколько таких - то внуков, небось, по двору бегает?

- Нету там никаких внуков, то ты и сама ведаешь, сама мне пустую Малашку подсунула, чтоб от греха детей не наплодил. Первенец это мой. Может статься, Бог мне ради него жизнь сохранил.

- Ну, если уверен, что твой, давай заберем его себе, первородство признаешь, мать-то его зачем нам нужна при живой подружье, - уже мягким, заискивающим тоном начала упрашивать сына Анна. - Ведь вижу, огорчился ты от грамотицы, а не обрадовался, не нужна она тебе, баба эта бежская, так почто на шею себе вешаешь?

Княгиня увидела, что сын заколебался, задумался над ее словами, надо дожать, убедить... Но тут в комнату с шумом ворвался Пахомий:

- Княже, гонец прискакал! Мстислав нашу Полуночную заставу воевал, ели отбились. Воеводу Горюна убили и двадцать воев. Стены с двух сторон погорели. С ума что ли сошел тесть твой?

- Не мой он тесть более! - гневно прокричал Димитрий.

Анна от досады поджала губы.

- Отсылаю я ему дочь его, семя проклятое! И не говори мне больше ничего, матушка, я все решил, - Димитрий выскочил из горницы.

Анна схватилась за голову, слезы заливали ее изможденное усталое лицо. Мир рушился на глазах. Кто поможет? Одна она, совсем одна. «К Андрею пойду, может, что подскажет», - засобиралась она на могилу к мужу.

Стройный каменный храм Архангела Михаила гордо поднимал к солнцу свой позолоченный купол. Андрей начал строить его после рождения Димитрия, исполняя обет. Мастеров выписали из Полоцка, дорогой для Черноречья камень чередовали плинфой [7]. Внутри храм несколько лет расписывали местные умельцы. Это было единственное каменное сооружение города, духовное сердце княжества. Туда на вечный покой отнесли и Андрея. Внутри церкви с десной стороны в специальном аркосолии [8] организовали гробницу. К ней и пришла поплакаться Анна.

Она долго гладила холодный камень, что-то шептала, потом со вздохом оглянулась. Княгине показалось, что суровые лица святых смотрят со стен на нее с осуждением, и только взгляд Богородицы был мягким и сочувствующим. Анна перекрестилась на образ и собралась уходить, в это время в храм вошел, часто крестясь, Вышата.

- Так и знал, что здесь тебя, княгинюшка, найду. Пахомий уж мне все рассказал. Здесь сообща надо действовать, время тянуть, чтобы он сгоряча глупостей не наделал. Главное - убедить, чтобы Димитрий ни Елене, ни отцу ее никаких грамотиц пока не отправлял.

- Да как? Он меня и слушать не хочет, уж, наверное, пишет.

- Сам я с ним поговорю, ну, а тебе с этой заразой бежской свидеться придется.

- Зачем? - замахала руками Анна.

- Врага знать надо, а то как вслепую войну вести? Пусть Димитрий на ловы или на пир князя Заозерского пригласит, а ты - мать его. Сыну скажешь - познакомиться с его зазнобой сначала хочешь, а там уж видно будет.