Растерянно он сел на траву, сердце бешено колотилось, ухо горело. «И что это было? Вот это пожалел! А если бы она меня не оттолкнула, то я бы не остановился, точно не остановился... А рука - то у нее тяжелая, удар, как у воя. Как же завтра ей в глаза смотреть? Подойти повиниться, сказать, что не хотел, само вышло, или сделать вид, что ничего и не было? Держаться надо от нее подальше, то уж ясно, что рядом дураком становлюсь. Поеду впереди обоза и оборачиваться не стану. Вот ведь заноза залесская, за день так-то скрутила, и не вырвешься!»

Димитрий встал, походил кругами, увидел белый сугроб на траве - убрус Елены, поднял и начал шарить руками в поисках обруча. Пришлось долго ползать по земле. Наконец у самых копыт Ярого пальцы нащупали холодный металл. Подвески опять звякнули, но теперь не жалобно, а как-то насмешливо. Уж ясно, над кем они потешались.

«Пойду, подкину под полог, утром увидят», - и он зашагал к шатру княгини. Внутри шатра мерцал неясный огонек, должно быть, свеча. Димитрий осторожно подкрался, слегка приподнял край тяжелого полога и просунул туда убрус с обручем, прижимая подвески пальцами, чтобы не звякали. Прямо над ухом у него раздался громкий шепот:

- Господи, княгинюшка, да у тебя рубаха подрана! Не обидел ли тебя кто? - молодой девичий голос звучал испуганно.

- Никто меня не обижал, - раздраженно ответила Елена, - говорю же тебе, за ветку зацепилась, убрус вон слетел, да рубаху порвала.

«Складно врет», - усмехнулся Димитрий.

- Как глаза-то целы остались, что же ты убрус не поискала?

- Искала, да темно - не видно ничего. Завтра, Аринушка, найдем, поутру.

- Да как же поутру, а ну как кто раньше увидит? Все ведь знают, что твой убрус, разговоры пойдут нехорошие. Сейчас искать надобно, свечу возьмем.

- Нет! - разволновалась княгиня, - Не пойдем мы сейчас! Померещилось мне там что-то, словно стоял кто-то темный у коней. Боязно.

- То лешак был, - раздался детский голосок откуда-то снизу, - точно лешак, глухие леса кругом - его удел.

- Ты что же, Парашка, подслушиваешь?! - накинулась на нее Арина.

- Больно надо, вы так громко шепчетесь, что хоть уши затыкай.

- Спать пора, - нарочито зевнула Елена, - завтра все решим.

- А вот в нашей деревне, - не унималась Параша, - на Масленой неделе ежели парень с девки платок сорвет, так выкуп требует, чтоб три раза его поцеловала. И отказать нельзя. Коли откажешь, так без платка домой воротишься, а он пойдет да в проруби его и утопит. Вот найдет какой молодец платок нашей княгинюшки, так выкуп и станет просить.

- Так сейчас не Масляная, лето вон в разгаре, - засмеялась Елена, - да и я княгиня... не девка, а замужняя баба. Кто ж осмелится?

- Найдется кому, - озабоченно сказала Арина, - а то, что ты девка и есть, про то всем здесь ведомо. А бояре чернореченские ведут себя непочтительно, особенно этот здоровый, что Перваком кличут. Так и смотрел на тебя всю дорогу своими бесстыжими глазами, и не совестно то ему, что на саму княгиню заглядывается. Этот за убрус не только поцелуй, но и еще чего попросить не постыдится.

- Чего? - удивленно спросила Параша.

- Мала еще знать чего! Спи уже.

- Глупости не говори, нужна я ему больно, показалось тебе.

- Да как же показалось, раскрой глаза, то уж все заметили!

- Не люба я ему, - грустно сказала Елена, - не знаю, что уж вы там все заметили. Не нужна ему ни я, ни поцелуи мои.

- Ну, так и хорошо, что же ты, княгинюшка, загрустила?

- Люб он мне, - вдруг призналась Елена.

У Димитрия перехватило дыхание.

- С ума ты сошла что ли? Опомнись, княгиня! На погибель твою его сюда отправили.

- Пропасть хочу.

- Опоили тебя чем приворотным, ну ничего, у меня святая вода есть. Я тебя завтра обрызгаю да молитву прочитаю, может, отпустит.

- Не отпустит. А если б он убрус мне на выкуп принес, так зацеловала бы его до смерти!

«Уже зацеловала», - потер горящее ухо Димитрий, но все же почувствовал, как слова княгини сладким медом разливаются по всему телу.

- Да разве ж можно такие слова бесстыжие говорить?

- Да разве ж можно холопке княгиню стыдить? - грозно одернула Арину Елена.

- Прости, княгинюшка, забылась. И что ты нашла в нем, в грубияне этом?

- То он на людях грубиян, а коли никто не видит... Ну, все спать давайте.

- Ты что же с ним встречалась, когда никто не видел? Это он тебе рубаху порвал?

- Случайно то вышло, не хотел он.

- Уж можешь серчать на меня, а только я тебя одну ночью не выпущу: на успенских-то парней даже взгляд не кидала, все князя своего ждала.

- Не того я, видать, ждала. Все, спать.

Свеча погасла, стало тихо. Димитрий наклонился, подсунул руку под полог, нащупал убрус и вытащил его назад. «Зацелуешь, говоришь, ну посмотрим», - улыбнулся он, засовывая платок за пазуху. Первые крупные капли холодного дождя начали срываться с неба, Димитрий побежал в свой шатер. Когда он задернул за собой полог, снаружи уже бушевал ливень. Раздались крики кметей, разбегавшихся от внезапно подкравшегося дождя.

- Ты где был, уж утро скоро? - услышал Димитрий сонный голос Пахомия.

- Да так, у реки сидел.

Димитрий быстро погрузился в сон. Всю ночь ему снилась Елена: он нежно обнимает ее, а она не толкается, не бьет, а только нежно смотрит на него своими небесной синевы глазами. Под утро стало ясно, что ехать впереди обоза молодец не может.

Проснулся Димитрий от громкого хохота, отдернул полог, ослепительный свет ударил в глаза. Небо было безоблачным, уже довольно высоко забравшееся на небосклон солнце отражалось в каждой капле мокрой травы. Под ногами зачавкало, дождь, видимо, ночью прошел добрый. Вои сушили промокшие вещи у костров. Димитрий бросил украдкой взгляд на шатер Елены, там стояла тишина, только Акулька рядом помешивала что-то на огне.

Зато у его шатра было шумно и весело. Вокруг большого котла дружно работали ложками: Вышата, Пахомий, Гордей, Чурила и Жидятка. Они задорно с набитыми ртами над чем-то хохотали.

- А вот и наш полуночник, проспишь все! - пошутил Пахомий.

- Так что ж не разбудили?

- Пока не просушимся, все равно не поедем.

- Дорогу сильно развезло?

- Да телеги должны пройти. Садись, каша стынет. Сегодня Гордей варил, есть можно.

Жидятко бросил недобрый взгляд на Пахомия. Димитрий подсел к котлу и тоже спешно заработал ложкой.

- Слышал, что Чурила рассказывает? С дозора менялся ночью, мимо лошадей шел...

Ложка Димитрия замерла на полпути.

- Так вот, идёт он и видит, какой-то молодец девку тискает, ей Богу. Ты представляешь, вот ведь шустрые, и дня не прошло, а уж милуются!

- А кто ж такие? - осторожно спросил Димитрий.

- Да темно было, - отозвался Чурила, - лиц не разглядеть, но девка была, точно говорю. Должно Забава, холопка княгинина, уж больно веселая, так глазами и стреляет.

Димитрий успокоился и снова стал есть.

- Так вот, - опять продолжил Пахомий, видно было, что ему самому хочется рассказать историю Чурилы, - начал этот ухарь девку мять, а потом как завалит ее на траву и...

- Да не было того! - выкрикнул Димитрий. Все удивленно оборотились к нему.

- Не было того, - уже тише повторил он. - Я тоже к лошадям ходил, так видел их, целовались они да и все.

- И я такого не говорил, - обиженно глянул на Пахомия Чурила, - тискал он ее, а потом, видать, полез, куда не следует, так она ему так по уху съездила, ажно искры в темноте засверкали. Я думал: голова отлетит. Врезала - и бежать, вот и все. Дальше я не глядел: спать пошел.

- Вот и я говорю, - как будто самому себе возразил Пахомий, - разве ж у девок чего допросишься. Бывало, стоишь, обнимаешь, вся она прямо размякла у тебя в руках. Ну, думаешь, и ей того хочется. Только подол начнешь задирать, а она нырь от тебя и бежать - только пятки сверкают. И не угонишься. Помучился я так, помучился и пошел к отцу в ноги падать, мол, жениться хочу, ажно мочи никакой нет. Так он, помнится, еще и сватов не хотел засылать, мол, неровня она нам. Сам князь Андрей, царствие ему небесное, отца уговорил. Зато потом... - и Пахомий мечтательно закрыл глаза, - в общем, третьим уж на сносях, живот круглый, должно, девка будет.