Амбалы вытащили нас из подвала за шкирки, как котят, и бросили посреди комнаты на ковер.

На диване сидел Атмаджа. У ног его стоял знакомый кальян с серебряной инкрустацией. Время от времени глава кёштебеков прикладывался к мундштуку, пуская дым. От его приторного запаха кружилась голова.

— Доброе утро, куколки, — ласково приветствовал он нас. Однако глаза у него были очень злые.

Дверь у нас за спиной отворилась, и в комнату ввалился Арслан, придерживая за плечо Юче. Под глазом у Арслана красовался синяк, а Юче вытирал кровь под носом. Вслед за ними вошел Юксел. Он был очень бледен и напряжен.

— Хитрую комбинацию вы тут разыграли, — покачал головой Атмаджа. — Юксел, а парень-то у тебя отчаянный. Из-за него вся полиция на ушах стоит, посадят ведь, а в тюрьме мало ли что может случиться. И я ничем помочь не смогу. Я, Юксел, не всесилен. А вы, куколки, сознавайтесь, куда делась Биби-Мушкилькушо.

— Отпустите нас, мы ее продали! — крикнула Арина.

— Ну да. На базаре.

— В Ферахе! Прежнему владельцу, Ашик-Гёзу!

На мгновение лицо Атмаджи изумленно вытянулось. Потом он спросил вкрадчиво:

— Куколка, дядюшка Атмаджа что, по-твоему, идиот?

Пауза после вопроса требовала ответа. Арина неопределенно пожала плечами. Атмаджа резко щелкнул пальцами по колбе.

— Кальян у меня. Я приобрел его по законам. По Кодексу. Вы никому продать Биби не могли. Нехорошо, куколка, обманывать дядюшку Атмаджу.

— Я не обманываю, мы действительно вернули Биби Ашик-Гёзу. Юче, скажи ему!

— Он скажет… Он у меня еще не такое скажет… — не оборачиваясь, процедил сквозь зубы главарь кёштебеков. — А ты, дрянь, если будешь и дальше нести чушь, я велю Арслану спустить с тебя шкуру…

— Это не чушь! — возмутилась я. — Когда вы купили кальян, Биби там уже не было. Она переселилась во флакончик из-под шампуня! Почему вы нам не верите?

Атмаджа покачал головой.

— Ферах… Флакончик от шампуня… Бред! Детский лепет. Ни один человек добровольно не откажется от даров, которыми обладает Биби-Мушкилькушо. И я достаточно живу на свете, чтобы это знать.

— Не надо всех мерить по себе! — выпалила Арина. Атмаджа лишь покосился на нее, а потом згреб за грудки меня. Его лицо оказалось прямо на уровне моего. Меня до смерти напугало бешеное упрямство в его глазах.

— Где волшебница? — спросил он очень тихим голосом, от которого все в комнате вжали головы в плечи. — Куколка, ты кажешься мне разумнее, чем твоя белокурая подруга. Может, хоть ты понимаешь, что это ваш последний шанс? Через час-другой ваши двойники улетают в Россию. А вы остаетесь на попечении дяди Атмаджи. И вы думаете, он не добьется от вас ответа? Вас никто здесь не пожалеет. Каждый из этих людей, — Атмаджа небрежно кивнул себе за спину, — выполнит любой мой приказ. Вас будут бить и морить голодом. Рано или поздно одна из вас сломается и все расскажет. Зачем терпеть муки? Не проще ли сознаться сейчас? И улететь на серебристом лайнере домой?

Он говорил — и я читала в его взгляде, что это не пустые угрозы. "Дядя Атмаджа" нас не пожалеет. Я очень хотела домой. И если бы я знала ту страшную военную тайну, которую у нас выпытывали, то выложила бы все начистоту. Увы… Мы говорили правду, но эта правда никого не устраивала.

— Мы не врем, Биби нам больше не принадлежит, — упавшим голосом повторила Арина.

Атмаджа покачал головой, изображая на лице фальшивое сожаление. Потом махнул рукой.

— Арслан!

Горилла Арслан сделал движение в нашу сторону. Но Юче его опередил. С отчаянным лицом он рванулся к нам, заслонил нас собой и закричал что-то по-турецки. Его голос срывался, но почему-то, когда он пускал петуха, мне было не смешно, а больно. Атмаджа курил, прикрыв глаза. Он казался невозмутимым, но время от времени у него вздрагивали скулы.

Когда Юче, тяжело дыша замолчал, Атмаджа резко отбросил мундштук.

— Значит, и ты утверждаешь, что волшебница продана старому пройдохе Ашик-Гёзу? — уточнил он. По-русски — значит, разговор предназначался нам.

— Да. Так вышло, и с этим ничего нельзя поделать. Смирись с этим, дядя Атмаджа. Ты найдешь другие волшебные вещи…

— Ай-ай-ай, — покачал головой Атмаджа. — Да вы, смотрю, научили моего племянника дурному. Слышал, Юксел, как разговаривает со старшими твой сын? Смирись, дядя Атмаджа… Он забыл, что яйца курицу не учат! Ну да ладно, с ним мы разберемся потом. А из-за вас, куколки, получается, я понес громадный убыток. Не знаю, удастся ли мне компенсировать хоть десятую часть… — он, прищурившись, смерил нас взглядом, — но мне будет приятно знать, что вы поплатились за свою наглость. На этом наши пути, куколки, расходятся. Вы мне больше не нужны. Арслан и ребята отвезут вас в… — он назвал какое-то место, может быть, город, но я не поняла, — а там вами сумеют распорядиться. Так вам точно нечего мне сказать?

Он с надеждой подался вперед. Мы с Ариной мрачно покачали головой. Юче снова крикнул что-то по-турецки, но Атмаджа отмахнулся от его крика, как от мухи.

— Арслан! — снова велел он.

— Я им не дамся, — прошептала Арина. — Они не смогут вот так потихоньку увезти меня из отеля.

Но я понимала, что смогут. Что мы можем? Кусаться, царапаться? Нам просто дадут по голове и бесчувственных погрузят в машину. Неэстетично, зато дешево, надежно и практично. Спасти нас может только чудо, но Ашик-Гёз был прав, свой лимит чудес мы уже исчерпали…

И тут неожиданно рядом с сыном, против Атмаджи, встал Юксел.

Мы уже видели братьев рядом. Хотя внешне Юксел был выше и представительнее брата, но невысокий, щуплый Атмаджа обладал особой силой — злой, но могущественной. Его умный взгляд подчинял. Юксел на его фоне терялся, ёжился, отступал в тень.

Однако сейчас отец Юче говорил с Атмаджой на равных. Они почти не повышали голос, а мы напрасно напрягали уши. Ни слова не разобрать было в этой турецкой абракадабре, а ведь от нее зависела наша судьба!

Арина безжалостно щипнула Юче за локоть.

— Что они говорят? Да не молчи ты, черт тебя побери!

Юче выдернул руку.

— Погоди… Я не верю своим ушам! Отец угрожает дяде. Говорит, что в прокуратуре у одного верного человека в столе лежит его заявление. В котором подробно расписана вся деятельность кёштебеков, их явки, их тайники и скупщики. Один звонок — и это заявление ляжет на стол главного прокурора. И если Атмаджа вас сейчас же не отпустит… и меня тоже… он позвонит. Да он с ума сошел!

— Так у них же все схвачено!

— Это в местной полиции все схвачено. А прокуратура такое заявление проигнорировать не сможет.

— Ну! А дядя?

— А дядя… Дядя говорит, что он-то сумеет выкрутиться. А вот ты, дескать, первый и окажешься за решеткой — до конца своих дней. А отец говорит, что это мы еще посмотрим. Дескать, в любом случае, когда мой бинес рухнет, тебе негде будет отмывать свои деньги. О, для дяди это удар ниже пояса… А еще отец говорит… Он больше не боится. И не хочет, чтобы боялся я. Он увидел, что я все-таки вырос честным человеком, и ему стало стыдно…

Последнюю фразу Юче прошептал еле слышно. Ем было неловко — он вроде как хвастался. Но он правильно поступил, мне надо было это услышать…

Атмаджа смотрел на брата снизу вверх, чуть нагнув голову, словно хищная птица. Он сверлил его взглядом, словно сканировал мозг на предмет тайных мыслей. Потом тонкие губы разошлись в улыбке, и он что-то сказал.

— Что? Что? — теребила Арина Юче.

— Говорит, что отец блефует, — хмуро ответил тот.

Юксел пожал плечами и, словно пистолет, выхватил мобильный телефон. Он демонстративно, так, чтобы Атмаджа видел, набрал какой-то номер. Главарь кёштебеков молчал. На его губах застыла все та же противная улыбка. Но когда Юксел что-то сказал в трубку…

— Сыпастик! — заорал Атмаджа. — Куш бейинли инек!

— Ченыны капа, — спокойно сказал Юксел, чуть отодвигая трубку от лица. И что-то еще.

— Дядя назвал отца идиотом и безмозглым ослом, — взволнованно переводил Юче. — А отец его послал. Велел заткнуться. Что теперь будет…