Вслед за собакой появился встревоженный слуга.

— Матерь божья! Месье Шарль! Только их светлости за порог, а вы уже тут как тут!

— Э… Дориан…

Мальчик смущенно переминался с ноги на ногу. Он был бы рад спрятать книгу, но было уже поздно.

— И опять вы, месье Шарль, похитили этот талмуд! — укоризненно сказал слуга.

— Дориан, ты же не скажешь отцу?

Мальчик говорил умоляющим тоном, но страха в голосе не было. Он знал, что слуга не выдаст своего любимца. Впрочем, Дориан попытался проявить твердость.

— Не скажу, сударь, если поставите книгу на место и пойдете гулять. Охота вам сидеть взаперти, когда весна на дворе!

— Дориан! — мальчик молитвенно прижал книгу к груди. — Два часа! И потом — клянусь святым Франциском! — я уйду гулять до самого обеда!

— Ну что с вами делать? — вздохнул Дориан. — Ладно. Только ступайте опять наверх, в мою комнату. А то не ровен час, Клодин увидит, или Адель. Они бабы языкастые. Ступайте, ступайте.

Мальчик благодарно кивнул и, проскользнув под мышкой у слуги, опрометью бросился по коридору. Поднявшись по черной лестнице, он юркнул в знакомую каморку и устроился с книгой у окна.

Да, на улице была весна! С Арденнских гор сошли снега. Река Уаза раскинулась в лазурном половодье. Еще дули холодные ветры, и овцы зябко сбивались в кучу, но песня жаворонка уже звенела над вереском, обещая жаркие дни.

Двенадцатилетнего Шарля д'Арбиньяка, графа де Гран-Монте, не волновали красоты природы. Его занимали сухие книжные страницы, поблекшие чернила и голоса давно ушедших людей…

Последняя запись принадлежала его деду.

"Я, Жильбер д'Арбиньяк, граф де Гран-Монти, услышал от своей матери Мари, урожденной де Куланж, доподлинный рассказ о Событии, произошедшем с ней в 1242 году. Со слов моей матери я знаю, что подобные События происходили с ее дедом Робером де Куланжем, а еще ранее — с основателем нашего рода Филиппом де Монсеем, известным как настоятель Михаил. Семейная хроника, утраченная вследствие События, восстановлена моей матерью по памяти. Эти сведения я обязуюсь в надлежащий срок передать своему первенцу. Пусть тот из нашей семьи, кому суждено пережить новое Событие, извлечет пользу из своего дара. Да поможет ему Господь и да убережет его от маловерия!"

Маловерие… Прочитав хронику от корки до корки, юный Шарль знал, что именно за маловерие его семья заплатила немалую цену. Он наизусть знал эту летопись разочарований, отчаяний и сожалений о несбывшемся. Он неотступно бредил Тайной Девяти мудрецов. История Детей Филонея, уходящая корнями в дремучую древность, потрясла его. Но особенно он любил перечитывать страницы хроники, на которых его прабабка Мари пересказывала честолюбивые планы Филиппа де Монсея.

Шарль восхищался своим предком. Он считал его настоящим французом — бесстрашным, веселым и беспринципным. Монсей сделал головокружительную карьеру, всего за одну ночь превратившись из грязного слуги в настоятеля Филонеева монастыря. Остаток жизни Монсей посвятил изучению этого таинственного События. Но Монсей не был ни ученым, ни философом. Его не интересовала метафизика. Он думал о прибыли, и в этом его гениальность выразилась ярче всего.

Филонейцы глупцы, думал он. Заботясь о будущем общины, они принимали к себе послушников безвозмездно. А ведь шанс "пересдать карты" — это товар, который должен дорого стоить! Мало ли на свете людей, готовых отдать состояние за новую жизнь? Разве сильные и богатые мира сего всегда довольны жизнью? Разве ими не движет любопытство? В конце концов, даже король не устоит, если намекнуть ему: "Ваше величество, в один прекрасный день ваша жизнь начнется заново. Но вы об этом не узнаете, если не приобретете по сходной цене некие Свойства…"

Филипп де Монсей стал филонейцем благодаря собственной ловкости. Свойства — это наследство, которое он передал своему сыну. Увы, воспользоваться этим наследством сможет только внук или даже правнук. Зато в их руках окажется настоящая золотая жила. Поэтому пусть не продешевят!

Так думал Филипп де Монсей. Дальнейшее от него не зависело, и он мог лишь уповать на смелость и ум своих потомков.

Николя, незаконный сын настоятеля и константинопольской гетеры, тоже был личностью замечательной. После рождения первенца он постригся в монахи, повинуясь воле отца и правилам Филонеева монастыря. Там он пробыл семнадцать лет. Но в 1097 году, когда в Константинополь вступили крестоносцы, тридцатисемилетний Николя выкинул номер. Он сорвал с себя рясу, надел латы и ушел воевать за Иерусалим под знаменами Гуго Шампанского.

Как известно, в том походе крест одержал победу над полумесяцем. За доблесть Николя был пожалован баронским титулом и небольшой деревенькой Жани в Шампани. Забрав семью, бывший монах вернулся на родину предков. Там на старости лет он выполнил обещание, данное отцу, и посвятил своего первенца в Тайну Девяти мудрецов.

Первенцем Николя была дочь по имени Жозефа. На тот момент — уже тридцатилетняя вдова Робера де Куланжа, принесшего ей титул графини де Гран-Монти. Легкомысленная красавица, Жозефа едва умела писать. В семейной хронике она оставила одну фразу: "Обязуюсь рассказать своему первому чаду о Тайне Девяти мудрецов".

Этот обет Жозефа выполнила из рук вон плохо. Забавы ради она рассказала своему сыну Роберу семейное предание, но при этом не скрывала, что не верит в подобную чепуху. Робер вырос законченным скептиком. Своему сыну Филиппу он не сказал ни слова: к чему дурить парню голову? Но в 1168 году произошло очередное Событие. Роберу к этому времени стукнуло семьдесят, а Филиппу — тридцать два. Семья де Куланж была небогата. Следуя плану де Монсея, они могли бы поправить свои дела. Старика от досады едва не хватил удар. А Филипп и вовсе пришел в ярость. Он не разговаривал с отцом до самой смерти последнего.

Итак, шанс был упущен. Нет, просто отложен! — решил Филипп де Куланж. Он поклялся, что заставит своих потомков поверить в Событие. Его сын Николя едва ли не с колыбели знал Тайну Девяти мудрецов.

Филипп осознал трагедию филонейцев. Она заключалась в скоротечности человеческой жизни… От События до События проходило около ста лет. То, во что верили очевидцы, для потомков становилось призрачной легендой. Страшно тонки были нити тайны, протянутой сквозь века…

Филипп придумал немудреный способ сократить число поколений между Событиями. Он установил правило, согласно которому мужчины из их семьи не имели права жениться раньше сорока лет, а женщины — выходить замуж раньше двадцати пяти.

И все же использовать Событие 1242 года не удалось. Его не ждали так рано — ведь минуло всего семьдесят четыре года. А Николя де Куланж слишком буквально выполнил волю отца. Он женился сорока семи лет от роду и умер через два месяца после рождения дочери Мари.

Тайна Девяти мудрецов могла сгинуть в могиле. Чтобы не допустить этого, Николя перед смертью открылся жене. Он положил ей на колени книгу, которой та раньше никогда не видела, — сшитые листы пергамента между двух дощечек, обтянутых черной кожей. На книге висел замок. Сняв с шеи ключ, Николя отдал его жене. Он взял с нее клятву, что она, во-первых, передаст ключ и книгу дочери. А во-вторых, сама никогда не откроет этот замок.

Неизвестно, как вдова де Куланж выполнила вторую часть клятвы. Но когда Мари исполнилось десять, мать вручила ей отцово наследство.

Юный Шарль д'Арбиньяк как никто понимал прабабку. Ей ничего не объяснили. Как и он теперь, она тоже осталась наедине с семейной хроникой. Но в записях ее деда Филиппа де Куланжа было столько страсти, что Мари поверила им безоговорочно. И наверно, сумела бы наконец оправдать надежды де Монсея. Но в 1242 году ей было всего пятнадцать лет. Все, что она смогла сделать, — это заново записать хронику, прилежно выученную наизусть. И замуж за д'Арбиньяка она вышла в двадцать девять лет. И сыну своему Жильберу хорошенько растолковала смысл События.

Как жаль, что дед Жильбер умер так рано! Шарль его даже не помнил. Дед бы все ему рассказал. Преданный сыном, он нашел бы поддержку у внука… Увы, отец Шарля не поверил ни одному слову Жильбера. Правда, семейную хронику он счел забавным чтивом и держал у себя в спальне — до тех пор, пока ее не увидел Шарль.