Аарнуу внес бесчувственное, пылающее жаром тело Алексея в прохладную комнату и осторожно опустил на лежанку. От этого легкого движения Алексей резко раскрыл глаза и, увидев перед собой золотоволосого воина, прошептал запекшимися губами:

— Ты... уберег ее?

Аарнуу кивком головы указал на соседнюю лежанку. Алексей приподнялся на локте, вглядываясь через дрожащие перед глазами туманно-кровавые пятна.

— Помоги... — простонал он, так ничего и не разглядев, и принялся сползать с лежанки.

Аарнуу приподнял Алексея и почти что понес его.

— Стой! — отчетливо и громко сказал вдруг Алексей. Он, наконец-то, увидел! Туманная пелена спала с глаз, и он увидел перед собой Илму — застывшую, ледяную, полупрозрачную...

Алексей посмотрел на Аарнуу и тот без слов вышел из комнаты. Тогда Алексей опустился на лежанку рядом с Илмой, прижал ее к себе ослабевшими руками нежно и бережно, а губами — живыми и горячими — коснулся холодных, как лед, губ девушки...

Жар уходил из воспаленного тела Алексея столь же быстро, как наливалось теплом и жизнью тело Илмы. Вот с ее губ сорвался, наконец, еле слышный вздох, и Алексей отстранил от них свои губы, чтобы не мешать девушке дышать. А сам он и дышать уже боялся! Он только смотрел во все глаза, как расцветает, словно сказочный цветок, его любимая, возвращаясь из тьмы — к свету, из небытия — к жизни.

Еще вздох, еще один... Илма открыла глаза. Увидев перед собой лицо Алексея, потянулась к его губам своими губами, словно за живительным глотком воздуха. Он дал ей этот глоток. Он дал ей всего себя, получив взамен то же.

— Леша... Что это было — такое огромное, белое и... страшное? — прошептала девушка.

— Это был снег... Снег и лед, — ответил Алексей, глядя в бездонные озера блестящих серых глаз. — Всего лишь лед, любимая! Не бойся, он уже растаял...

КНИГА 2. ОКТАЭДР

Здесь такой чистоты из-под снега ручьи —

Не найдешь, не придумаешь краше!

Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи,

Стоит нам захотеть — будут наши.

В.С. Высоцкий

ПРОЛОГ

Сашка Ефимов ехал домой. Мотоцикл довольно и жизнерадостно тарахтел мотором. Доволен и жизнерадостен был и сам Сашка. Не зря он мотался за тридцать километров — в Васино, на дискотеку! Да что там дискотека — обычные “дрыгалки” под хрипящие колонки древнего магнитофона с самодельным усилителем! Самое главное — Катька! Долго она упиралась, рыжая краля, почти месяц Сашка ее “уговаривал”, сколько бензина за это время сжег, мотаясь в Васино, сколько “фонарей” навешал местным Катькиным хахалям, а все-таки добился своего! Еще на дискотеке, тиская упругое девичье тело, Сашка понял, что сегодня все решится — уж больно безропотно сносила Катька эти тисканья, и даже сама все плотнее и плотнее жалась к нему своим жарким телом. А потом... Ух! Душистый сеновал, мягкое, свежее сено, не менее мягкое и опьяняюще свежее Катькино тело... Все! Катька теперь его, Сашкина!

Сашка снова и снова поминутно вспоминал, переживая в памяти события сегодняшнего вечера. Он ехал, почти не глядя на дорогу, потому что перед глазами его была Катька — обнаженная, с распущенной гривой рыжих волос, красивая до умопомрачения! “Что же теперь делать? — размышлял Сашка. — Жениться на Катьке, или погулять, а там видно будет? Так ведь опасно оставлять ее в Васине — сколько там кобелей-то местных! А жениться — тоже пока будто не сильно охота...”

Так, за прекрасными видениями да трудными размышлениями Сашка совсем перестал следить за дорогой, выхватываемой конусом света фары, словно фрагменты лунной поверхности под фотокамерами “Лунохода”. Да и зачем, по сути, было за ней следить? Дорогу эту — каждую ее кочку, каждый камешек, каждый подъем-поворот — Сашка давно знал наизусть и мог бы, наверное, проехать по ней с закрытыми глазами! Вот громыхнула под колесами мотоцикла заброшенная узкоколейка — значит, через пяток километров смешанный лес кончится, начнется сосновый бор, а сразу за ним — Никольское! Мать переживает поди — времени скоро три, а он в час обещал приехать... И ведь никак не убедить мать, что незачем за него так переживать, не маленький ведь — армию отслужил, а она все за свое: в армии цел остался, не дай Бог дома что случится! Устал Сашка с ней спорить! Нет, жениться все же надо!

Сосновый бор, однако, так и не начался. Зато побежали вдруг по сторонам дороги, выхватываемые лучом света, деревенские избы. Но это было не Никольское. “Что за черт!” — ругнулся, резко тормозя, Сашка. При этом он забыл выжать сцепление, и мотоцикл, дернувшись, заглох. Вокруг сразу же повисла глухая тишина. Лишь в ушах слегка еще гудело от недавнего шума мотора, да звенели, слетаясь на неожиданное пиршество, комары.

Сашка, не слезая с мотоцикла, дернул ногой пусковой рычаг. Мотоцикл затарахтел как-то неуверенно, казалось — даже испуганно. Еще не испуганным, но уже вполне озадаченным был и сам Сашка. “Нет же больше ничего до Никольского! — стал убеждать он сам себя. — Чучерино я уже проехал... Или нет? Как нет, когда “железка” уже была, а она — после Чучерина! Тьфу, лешак, заморочила мне Катька голову! Да это же Быково! Значит, я Никольское промахнул — и не заметил! А может, и соснул за рулем, на “автомате” ехал...” Сашка с облегчением засмеялся, сообразив, где он находится. Быково было всего в километре за Никольским.

Развернувшись на месте, “на левой ноге”, Сашка погнал назад. Хоть объяснение случившемуся он и нашел, на душе все равно почему-то стало тревожно. Теперь уже Сашка очень внимательно смотрел на дорогу. Промелькнул перечеркнутый указатель с надписью “Быково”, дорога пошла через поле, затем вокруг замелькали в луче света стволы деревьев — грунтовка углублялась в лес. Сашка проехал еще машинально с полкилометра, а потом вдруг опомнился: “Какой на хрен лес! Где Никольское?!” Мотоцикл между тем вновь громыхнул по рельсам узкоколейки. Сашка в зарождающейся панике чуть не выпустил руль. Мотоцикл вильнул к обочине, но парень сумел затормозить у самого края дороги.

Несмотря на ночную прохладу, Сашке стало жарко. Он вытер пот со лба и начал лихорадочно соображать: “Куда же девалось Никольское?! Ну, мог я один раз проехать его, но назад же я возвращался в здравом уме! Ну, выпил я перед дискотекой грамм двести, так давно же все прошло! Не иначе и правда лешак меня заплутал!” Сашке живо вспомнились рассказы матери, как леший, или, по-вологодски, “лешак”, может закружить в лесу путников, почему-то не понравившихся ему, и они снова и снова будут возвращаться на одно и то же место... Но то — в лесу, там для неопытного человека все деревья кажутся одинаковыми, ориентиры теряются, и без лешего можно легко заблудиться! Иное дело — дорога, если она есть — то есть, и если пятьдесят или сколько там лет она проходила по одному месту, то за ночь изменить свое направление ну никак не сможет!

Между тем понемногу начинало светать. На душе у Сашки тоже появилась узенькая полоска надежды-зари. “Ну, а вдруг все же на меня так Катька подействовала? — подумал он. — Недаром ведь рыжая — небось колдовская кровь в жилах течет! Приворожила меня, а потом наколдовала чего-нибудь, чтобы домой вернуться не смог! Не, Катенька, рыжая моя краля, я домой дорогу всегда найду! Вот сейчас рассветет чуток — и поеду тихонечко, благословеся...” Сашка достал сигарету, не спеша закурил и принялся ждать, пока бледнеющее на востоке небо не осветится настолько, чтобы можно было хорошо видеть дорогу, ведущую к дому.

Сашку стало клонить в сон; он слез с мотоцикла, поставил его на подножку, а сам умылся холодной росой с травы. Стало полегче. Покурив еще, Сашка решил, что можно уже и ехать — светлая лента дороги стала уже вполне различима. Заведя мотоцикл, Сашка тронулся с места и покатился тихонечко, на второй передаче, внимательно вглядываясь в дорогу и ее окружение.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: