– Уолтер! Ты не мог бы?..

– Извини. Забыл, – сказал Уолтер. – Я просто привык, тебя так все называют. А что про тебя говорят, правда?

– Что именно?

– Как к тебе пристала эта кличка.

– Зависит от того, как рассказывали.

– Смеялись.

– Ну, значит, правда.

– Забавная история!

– Ты об этом и хотел поговорить?

– Нет, я отвлекся. Гас…

– Спасибо.

– Я слышал, твоя бывшая жена встречается с лейтенантом. -Да.

Уолтер посмотрел на коллегу.

– И тебя это не трогает?

– Нет.

Уолтер повернулся к дороге.

– Сержант Энглвуд тоже так сказал. -Как?

– Что тебя это не трогает. Они проехали мост.

– Меня бы трогало, – продолжал Уолтер, – если учесть, что лейтенант знает эти неприличные истории.

Гас воззрился на напарника.

– Ты что? – удивился Уолтер. – Разве не знаешь, что твоя жена рассказывает?

– Нет.

– Елки, это такая умора! Она выложила про тебя все. Про твои сексуальные извращения… – Уолтер расхохотался. – Вот, например, однажды она сильно на тебя разозлилась и попросила надеть ее лифчик. Сказала, что это «заведет ее мотор». Да, Вэлрико именно так выразился. А на самом деле она просто хотела тебя унизить!

Пальцы, которыми напарник Уолтера сжимал руль, побелели.

– А ты знал, что она над тобой издевается? Гас смотрел прямо перед собой.

– Ой, извини! – Уолтер опустил глаза. – Как-то неловко получается.

– Какие еще истории?

– Не скажу. Мне неудобно.

– Ничего, – ответил Гас. – Ты не виноват. Это было давным-давно.

– Тебя это правда не задевает?

– Ни чуточки.

– Ладно, тогда слушай еще одну, это писк. Помнишь, она сказала, что всегда хотела кое-что попробовать, но стеснялась и боялась, что ты будешь над ней смеяться? А ты ответил, что готов ради нее на все. И она заставила тебя лечь на спину и помочилась тебе на лицо. Помнишь? Думаю, да – ты же там был. Но это было не для того, чтобы ее возбудить. Она просто опять на тебя злилась.

Гас глубоко вдохнул.

– Кто еще знает? Только Энглвуд и Вэлрико?

– Нет, они сказали Бреварду и Лабеллю, те – другой смене, потом остальным, а затем все дошло до шерифа. Когда мы были на барбекю, его жена перепила сангрии и увидела тебя во дворе. Ты стоял один и ел хот-дог. Она скорчилась от смеха и все нам выложила.

– Нам – там были другие?

– Нет. Ну да, пара человек.

– Пара?

– Ну, компания. Сначала человек десять. Когда остальные услышали, о чем она говорит, то тоже подтянулись. В конце концов в ту комнату втиснулись, наверное, все, кто был. Кроме тебя.

– То есть знает только наше отделение?

– Да нет, я слышал об этом в кафе, на пристани и в видеосалоне. И парень, который ставил мне кабельное телевидение, что-то такое упоминал…

– Уолтер…

– Ну, практически весь город. Даже странно, что тебя это не трогает. Я бы ужасно мучился: куда ни поедь, везде на тебя смотрят и представляют всякое такое…

– Уолтер…

– Я бы уволился и уехал. Может, фамилию сменил бы. А потом, наверное, покончил бы с собой…

– Уолтер!

– Что?.. А, тебя все-таки трогает. Я так и знал!

– Нет, просто пора уже сменить тему.

Полицейский автомобиль свернул с автодороги и подъехал к свежеокрашенному передвижному дому на Каджоу-Ки. Филиал полицейского отделения.

Гас и Уолтер вошли внутрь с деловым видом людей, которым есть о чем писать рапорты. Внутри был только сержант Энглвуд. Он сидел за столом под кондиционером, от которого весь трейлер гудел и вибрировал.

– Привет, сержант! – сказал Уолтер. – Что нового? Энглвуд поискал клавишу на клавиатуре и нажал.

– Ночью утащили цветы из оранжереи.

Гас дал Уолтеру часть бумаг, и они пошли к разным столам. Из машинки Гаса торчала фотография бородатого Аль Пачино. Кто-то пририсовал ему лифчик. Гас смял снимок и принялся за работу.

Гас был хорошим человеком. Таким хорошим, что даже противно. Он с первых же дней работы произвел на всех сильное впечатление: уважительный, почтительный, преданный. Связей у Гаса не было, и заводить их он не хотел. Он был твердо намерен пробиться с помощью упорного труда и исключительных душевных качеств. Начальство мигом это просекло и записало его в категорию тех, кому повышение противопоказано.

– Эй, Серпико! – крикнул Энглвуд. – Как пишется «бу-генвиллея»?

– Его зовут Гас, – сказал Уолтер.

– Ничего, – ответил Гас. – Бу-ген…

А когда-то это прозвище было почетным. Вызывало приятные ассоциации. Правда, было это еще в восьмидесятых, когда Гас был этаким юным жеребцом. Потом сдала спина, и он набрал в весе. Произошло это не сразу, а как-то постепенно: потихоньку кличка стала обидной. Двадцать лет спустя превратилась в издевательскую. Хотя, пожалуй, смешной она была всегда.

В отделении было тихо, только гудел кондиционер и стрекотали пишущие машинки. Открылась дверь.

– А что я узнал! – сказал помощник шерифа Вэлрико. – Дама, которую я штрафанул за превышение скорости, рассказала мне, что однажды жена Серпико…

Энглвуд откашлялся. Вэлрико обернулся.

– О, привет, Серпико! Я думал, ты на выезде.

– Только что вернулся. – Гас вытащил готовый рапорт из машинки и подошел к картотечному шкафу. Заработал факс. Гас сорвал бюллетень с катушки и подошел к столу Уолтера.

– Помнишь те трупы в Форт-Пирсе? Уолтер кивнул, продолжая печатать. Гас положил факс ему на стол.

– На автозаправке Ки-Ларго видели «транс-ам» цвета зеленый металлик.

– Так все-таки он едет к нам!

– Это еще не все, – добавил Гас. – Видишь список жертв? Все шли по одному обвинению, как и тот, которого распяли на башне летучих мышей.

Миниатюрная женщина села в дальний угол Безымянного бара спиной к стене. Женщина не сняла темные очки и не притронулась к своему кофе.

Через несколько минут Анна подняла глаза. Человек, за которым она наблюдала, отошел от стойки, взял стул и сел напротив.

– Ты нормально? Она кивнула:

– Спасибо, что согласился встретиться.

– А как иначе! Ты не представляешь, как я волновался, когда увидел это по телевизору. Как же все получилось?

Анна открыла было рот, но тут же съежилась в беззвучном плаче. Плечи затряслись. Мужчина огляделся, не смотрит ли кто. Другие посетители над чем-то смеялись. Тогда мужчина прикрыл ее руку своей.

– Можешь не рассказывать.

Анна шмыгнула носом и взяла себя в руки.

– Нет, мне надо выговориться…

Два дня назад

Солнце садилось, а Анна Себринг еще бегала по кухне. Стрелки на большой желтой маргаритке над раковиной показывали половину седьмого. Анна, уже в форме официантки, открыла духовку и достала оттуда курицу.

Кухня находилась в дуплексе – простом белом параллелепипеде без озеленения, в самом бедном районе Форт-Пирса, где-то в двух часах к северу от Майами. Тридцать лет назад эти дуплексы считались гордостью Флориды. А теперь во дворах остались только сорняки да разбитые автомобили. Еще в середине восьмидесятых этот район пришел в упадок, как Камбоджа, и средний класс со свистом вылетел на более перспективные земли подальше от побережья.

Анна напряглась – звук открывающейся двери. Женщина поспешила в зал и внимательно всмотрелась в лицо Билли. Подошла его поцеловать. Он прошел мимо.

– Я приготовила твое любимое блюдо…

Он не ответил. Просто сел за стол. Значит, сегодня лучше побыстрее уходить. Анна схватилась за сумочку.

– Буду дома в то же время… И вышла за дверь.

Но вернулась.

– Моей машины нет. – Анна схватилась за телефон. – Угнали!

Когда Билли не отреагировал, она все поняла и положила трубку.

– Они опять ее конфисковали? Билли смотрел прямо перед собой.

– Мы же заплатили вперед! Я отдала свой чек из ресторана…

Билли со свистом втянул воздух. Она ступала по тонкому льду.

– Ты не заплатил! Ты проиграл… Трах! Прямо по носу.

Она споткнулась, потеряла равновесие. Билли медленно отодвинул стул и встал. Анна попятилась.