— Не могу я больше ждать, и завтра рано утром вези ты меня во дворец Морского Царя.

Испугалась жена, когда Палунко так вскочил. Говорить ему она, что не знает, где дворец Морского Царя, но Палунко в ярости, избив жену, пригрозил ей убить ее, если она не откроет ему волшебную тайну.

Догадалась тогда бедная женщина, что Палунко думал, будто она волшебница, расплакалась и говорить:

— Бедняга, я не волшебница, а несчастная женщина, с чародейством незнакомая. А все, что я тебе рассказываю, то идет от сердца, с одним желанием развеселить тебя.

Еще более рассердился Палунко, что обманывался он два долгих года, и в гневе приказал жене на следующий день еще до зари пойти с ребенком морским берегом направо, а сам собрался налево, запрещая возвращаться прежде, чем найдут они путь к Морскому Царю.

На заре плачет жена и просит Палунку не расставаться. «Кто знает, где кто из нас пострадает на этом каменистом берегу» — говорила она. Но Палунко снова набросился на нее, и она, взяв ребенка, плача, пошла, куда ей муж приказал. Палунко же пошел в другую сторону.

Побрела женщина с ребенком, Влатком малым. Бредет неделю, бредет две. Нигде не могла она найти пути к Морскому Царю. Устала бедняжка жестоко и однажды, днем уснула на камне у моря. Когда проснулась, видит она, что исчезло дитя, беспомощный Влатко.

Она настолько перепугалась, что застыли у нее слезы в сердце, а от неизмеримой жалости потеряла она речь и онемела.

Вернулась сирота безгласная на берег морской и пришла домой. На следующий день пришел и Палунко. Не нашел он пути к Морскому Царю, вернулся в ярости и гневе.

Когда вошел в дом, видит — нет чада родного, Влатки, а жена немая. Не может она сказать ему, что случилось, и лишь убивается от печали.

Так с этого дня и пошло. Жена не плачет, не причитает, лишь молча по дому работает и за Палункой ухаживает, а дом тих и пусть, как могила. Через некоторое время переболел Палунко свое горе, но досада его совсем одолела: там, где он больше всего надеялся добиться богатства Царя Морского, там и настигла его беда и несчастье.

Принял решение Палунко и однажды утром снова отправился в море. На море он три дня сидит, три дня постится, три дня рыбу не ловит. На третий день появилась перед ним Заря-девица.

Рассказал ей Палунко про все, что случилось, и пожаловался:

— Тяжелее мне теперь, чем прежде было. Исчезло дитя, жена онемела, опустел дом. Пропасть от горя!

Ничего не сказала на это Заря-девица, только спросила Палунка:

— Чего ты желаешь? Я тебе опять помогу.

Но у Палунки — одна безумная мысль, и так как он вбил себе в голову, что должен наглядеться и насладиться богатством Царя Морского, то и не потребовал, чтобы дитя вернулось или жена опять заговорила, а попросил Зарю-девицу:

— О, ясная Заря-девица, покажи мне путь к Морскому Царю.

И опять ничего не возражает Заря-девица, а лишь внимательно советует Палунке:

— Когда в первый день новолуния станет светать, сядь ты в челнок, подожди ветра и пойди по ветру на восток. Отнесет тебя ветер к острову Буяну, к камню Алатырю. Там я тебя буду поджидать и путь к Морскому Царю тебе покажу.

Радостный идет Палунко домой.

Когда появился молодой месяц, он, не сказав жене ни слова, ранней зарею садится в челнок, ветра ждет и идет по ветру на восток.

Гонит ветер челнок и пригнал его в море незнакомое, к острову Буяну. Цветет пышно остров, как зеленый сад. На нем буйная трава и луга, на нем лоза виноградная, на нем миндаль цветущий. Посереди острова дорогой камень, бел-горюч камень Алатырь. Половина камня над островом сверкает, а половина под островом в море светит. Здесь на острове Буяне, на камне Алатыре сидит Заря-девица.

Прекрасно Заря-девица встретила Палунка и точные дала ему указания. Показала она ему, где на море около острова плавает мельничное колесо, а вокруг колеса Морские Девы пляшут и играют. Выучила еще она его, как нужно упросить колесо спустить его к Царю Морскому, а чтобы не поглотили его волны морские.

Говорить ему Заря-девица:

— Великим богатством и роскошью насладишься ты у Царя Морского, но знай: на землю не сможешь ты вернуться, потому что поставлено там три страшных стража. Один волны вздымает, другой ветер раздувает, а третий молнии мечет.

А Палунко радостный в челнок садится, плывет к колесу мельничному, думая про себя:

«Не знаешь ты, Заря-девица, что такое беда на этом свете. Не захочется мне опять на землю, где я одно лишь горе оставляю!»

Он — к колесу мельничному, а около колеса шаловливые Морские Девы пляшут, играют. В волны ныряют, по морю носятся, волосы их по волнам треплются, серебряные их плавники колышутся, а уста румяные смеются. И на колесо они взбираются и подле колеса море пенят.

Подплыл челн к колесу мельничному, и Палунко сделал то, чему его Заря-девица научила: поднял весло над морем, чтобы его морские волны не поглотили, и сказал колесу мельничному:

— Колесо-вертун или до смерти заверти меня в пучине или доставь к Царю Морскому.

Лишь только проговорил это Палунко, позапрыгали Морские Девы, как рыбки серебристые, сгрудились около колеса, ухватились руками белыми за спицы и завертели колесо — завертели его быстро, до кружения головы.

Сделалась воронка в море, воронка глубокая, ужасающая, увлекла воронка Палунка, завертела Палунком, как тоненькой спичкой, и понесла его к прекрасным дворцам Царя Морского.

Еще в ушах Палунки шум морской и беззаботный смех Морских Дев, а уже очутился он на прекрасном песке, мелком песке из сухого золота.

Оглянулся Палунко и воскликнул:

— О, чудо чудное, целая поляна золотого песку!

Но это только Палунко думает, что перед ним поляна: не поляна то, а огромный чертог Царя Морского. Вокруг чертога море стоит, словно мраморная стена, а над чертогом море, как свод стеклянный. От камня Алатыря идет сияние голубое, точно прозрачный лунный свет. Висят вдоль чертога ветви жемчужные, высятся столы коралловые.

А с краю, на другом конце, где музыка звучит и тихо звенят малые бубенцы, там в золотом песке нежится и почивает Царь Морской. Зарылся он в золотой песок, только воловью голову свою поднял. Возле него коралловый стол, а позади золотая изгородь.

Нежные свирели так быстро и мягко звучали, а малые бубенцы так стремительно звенели, так этот блеск и роскошь сверкали — что Палунко и думать не мог прежде, что где-нибудь на свете может быть столько счастья и блаженства!

Обезумел Палунко от безмерной радости, показалось ему, что упился он вином, заиграло у него сердце, захлопал он в ладоши, забегал по золотому песку, как быстрое дитя, перекувырнулся и два, и три раза, как глупый шалун.

Очень понравилось это Морскому Царю. У Морского Царя грузные ноги тяжелы, а еще тяжелее тяжкая голова воловья. С грохотом рассмеялся Морской Царь, и так как лежал он в золотом песке, то вокруг него разлетался песок от его смеха.

— Совсем ты, как легконогий юноша, — говорит Морской Царь и взяв находящуюся над нам ветку жемчуга, подарил ее Палунке. Затем по приказанию Морского Царя вынесли русалки на золотых блюдах отборные яства и пития медовые. Блаженствует Палунко, в чести большой он у Морского Царя — сидит за столом коралловым.

Когда Палунко отобедал, спрашивает его Царь Морской:

— Не хочешь ли ты, человече, еще чего-нибудь?

А чего может пожелать несчастный бедняк, богатства никогда не видевший? Но так как Палунко из-за дальности пути был голоден, то не мог он наесться отборными яствами и напиться питиями медовыми и говорить Морскому Царю:

— Уж коли ты спрашиваешь меня, Царь Морской, то хотел бы я получить порядочное блюдо вареной лебеды.

Удивился этому Царь Морской, но затем догадался, рассмеялся и говорить Палунке:

— Э, братец мой, дороговата у нас лебеда, дороже жемчуга и перламутра, потому что далеко от нас до лебеды. Но коли уж ты пожелал, то пошлю я русалку и принесет она тебе из того края лебеды. Но ты для меня еще три раза перекувырнись.