Как она посмотрит ему в глаза? Нет, она не беременна. Конечно нет. Просто один раз в жизни ее цикл нарушился. И причины для этого более чем весомые. То, что произошло у них с Мартином, превратило ее в совершенно иную женщину.

Но холод, охвативший сердце Энн, постепенно распространился по всему телу и достиг кончиков пальцев. Она получила удовольствие. И теперь расплачивается за это.

Если она действительно беременна, то не сможет пробыть у Мартина четыре месяца – он догадается. Как можно было быть такой беспечной?! Может, она влюбилась в него? Второй раз, уже став взрослой? О нет, мрачно усмехнулась Энн. Как можно влюбиться в человека, которого не уважаешь? Мне ведь уже двадцать восемь, а не тринадцать!

Машинально она затолкала в чемодан несколько пар носков и нижнее белье. Ну нет, теперь, когда она осознала проблему, все должно уладиться! Наверняка прокладки понадобятся уже завтра. Успокоенная этим Энн упаковала несколько платьев. Затем сняла с книжной полки фотографию родителей, стерла пыль с золотой рамки. Тонкое, интеллигентное лицо матери, заразительная улыбка отца…

Энн прикусила губу. В глубине души она все еще тосковала по ним. Злой рок отнял их у нее так неожиданно, так болезненно той ужасной февральской ночью…

Она крепче стиснула рамку. Если она беременна, значит, носит в себе их внука. Протягивает ниточку от своих родителей в будущее. Внезапно ее охватило теплое и радостное чувство – столь же чудесное, сколь и хрупкое. Она должна беречь себя. Ради своего неродившегося ребенка.

Но затем мысли Энн приняли иное направление. Этот предполагаемый ребенок будет и ребенком Мартина Крейна. Таким же, как Тори. Он захочет, чтобы этот ребенок был с ним. Разве нет? Он не позволил Келли оставить Тори у себя. Возможно, он и Энн не разрешит воспитать ее дитя? Еще одна пешка на его шахматной доске. Она не отдаст ему ребенка. Ни за что!

Энн вдруг почувствовала, что из прикушенной губы идет кровь. О чем она думает?! Она даже не уверена в том, что беременна, а уже тревожится до дурноты о том, как может поступить Мартин! Энн быстро закончила сборы, затем провела три часа, истребляя пыль в квартире мокрой тряпкой и пылесосом до тех пор, пока вокруг все не заблестело, а она не почувствовала себя достаточно усталой, чтобы уснуть.

Спала Энн крепко. Но когда проснулась утром от звонка будильника, очень быстро поняла, что у нее задержка уже на семнадцать дней. Чуда не случилось.

Она надела джинсовую юбку и бордовую шелковую блузку, которые купила на распродаже. Стянув волосы на затылке кожаным ремешком, тщательно нанесла на лицо косметику, использовав больше румян, чем обычно, и светлую помаду. Под конец натянула высокие ботинки и зеленое шерстяное пальто, также купленные на распродаже. Сделав пируэт перед зеркалом, Энн решила, что выглядит просто великолепно – деловой, беззаботной, сдержанной. Чего она не заметила, так это неуверенности в зеленых глазах и напряженной линии подбородка.

Но когда пять минут спустя Энн открыла дверь Мартину, тот, взглянув на ее лицо, заявил:

– Ты выглядишь так, словно собралась на собственные похороны.

Серо-голубые глаза, казалось, видели ее насквозь, снимая все наносное и отмечая только смущение и страх. Энн ответила в тон ему:

– Ты тоже не в лучшей форме.

– Вот как? Это потому что я не был уверен, застану ли тебя здесь. Ты что-то говорила о Монголии.

– Неужели победа так важна для тебя?

– Неужели ты никогда не перестанешь видеть во мне только самое худшее?

– На Эльютере я пришла к выводу, что ты хороший отец, – выпалила Энн и невольно побледнела. Что, если она вторично сделает его отцом? Что тогда?

– Энн, да в чем дело?

Мартин схватил ее за плечи, и его лицо оказалось в нескольких дюймах. Ей тут же хотелось поцеловать его, она почти физически ощущала прикосновение его губ к своим. Отпрянув, Энн сдавленным голосом произнесла:

– Я связала себя на последующие четыре месяца, согласившись переехать в твой дом, – вот в чем дело.

Сорвавшееся с его губ ругательство заставило ее поморщиться.

– Пойдем, – грубо проговорил Мартин. – Все улицы запружены транспортом, а я не хочу опоздать на встречу. Это все, что ты с собой берешь?

Он взял два чемодана, а Энн накинула на плечо ремешок сумки. С чувством обреченности она закрыла дверь своей квартиры и догнала Мартина у лифта. Мартин приехал на сверкающем синем джипе с кожаными сиденьями. Он поставил чемоданы в багажник, и Энн забралась в машину. Они в молчании отъехали от тротуара. Энн смотрела в окно, мучительно и бесполезно пытаясь найти тему для разговора. Так, молча, они и доехали до дома Мартина, при виде которого у Энн, как и раньше, захватило дух от элегантности пропорций и общего впечатления обжитости и необыкновенного уюта.

Открыв дубовую парадную дверь, Мартин сказал:

– В гостевом крыле без меня затеяли ремонт, который, впрочем, давно планировался. Он продлится еще две-три недели. Тебе пока придется потерпеть наше близкое соседство, а потом ты сможешь переехать в свои комнаты.

Спальня Энн с отдельной ванной оказалась на удивление просторной и красивой. Она также находилась рядом с комнатой Тори, по другую сторону от которой спал Мартин. Слишком близко, подумала Энн и услышала, как он сказал:

– Вся прислуга знает, что ты здесь, и всегда готова прийти на помощь. Тори возвращается домой к ланчу, а затем, окончательно, в три. Меня не будет весь день и большую часть вечера.

Итак, сегодня, по крайней мере, ей не придется терпеть общество Мартина. Он проскрежетал:

– Это обязательно – показывать, какое облегчение ты испытываешь?

– Не знаю, почему ты так злишься! – воскликнула Энн. – Ты получил то, к чему стремился: я здесь и буду приглядывать за Тори, так что можешь отсутствовать хоть целую ночь, если хочешь.

– Я скажу тебе, чего хочу, – протянул Мартин и крепко поцеловал ее в губы.

От короткого поцелуя, а также испытываемой ею смеси злости и желания, кровь в жилах Энн заструилась с огромной скоростью. Подталкиваемая ненасытным голодом, она подалась к нему, краем сознания понимая, что будет снова и снова делать это – падать к нему в объятия… и в постель, совершенно не задумываясь о последствиях.

– Никогда не говори мне, что ты не хочешь меня, Энн.

Его голос звучал жестко, без всяких эмоций, и Энн поняла, что было не так.

– Но ты больше не хочешь меня, – чужим голосом произнесла она. – Ты с презрением относишься к тому, что легко достается, – ты как-то сам сказал мне об этом.

– Я также сказал, что не собираюсь приводить тебя в дом в качестве любовницы. И я действительно имел это в виду.

– Тогда зачем я здесь? – воскликнула Энн.

– Из-за денег. Разве не так ты мне говорила?

Он был прав.

Энн пробормотала:

– Ты опоздаешь на свою встречу.

– Энн, я… – Он запнулся. – Ты прекрасно справишься. Тори, возможно, потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе, но я знаю, что рано или поздно это случится. Пожалуйста, чувствуй себя здесь, как дома.

Он повернулся на каблуках и ушел. С дрожащими коленями Энн тяжело опустилась на постель. Если Мартин не хочет ее, то почему поцеловал? Просто чтобы утвердить свое господствующее положение? А если хочет, то почему подчеркивает, что привел ее в дом не как любовницу? Все это не имело никакого смысла.

Через некоторое время она встала и, начав распаковывать вещи, немного успокоилась. Ее ноги тонули в китайском ковре кремового цвета, покрывавшем пол от стены до стены. Мебель была сделана из полированной сосны, занавески и покрывало на постели, приглушенных зеленоватых и розовых тонов, гармонировали со свежесрезанными пионами в вазах. Ванная комната поражала роскошью, золотыми аксессуарами и ванной величиной в бассейн.

Спустившись вниз, Энн заново познакомилась с Дороти, а также со всем штатом прислуги. Ее приветствовали дружески, но без панибратства, и Энн сразу почувствовала себя спокойнее. Затем Тори вернулась домой на ланч. Оставив куртку и сапоги на задней веранде, девочка подошла к Энн и взглянула на нее из-под ресниц.