— Эх, беда, беда-то у нас…Но вы не извольте волноваться, госпожа Элен. Габриэль сказала, что ударилась головой и не помнит, кто она и как ее зовут. Вот такая вот оказия вышла. Ну, ничего доктора вызовем, и он присоветует, как быть…

Госпожа Элен тихо вскрикнула и начала оседать на пол. Ее худенькое личико еще больше побледнело. Видимо, услышанные новости настолько потрясли ее.

— Иван, — крикнула Матильда и подхватила свою госпожу.

Боковая дверь вновь отворилась, и в зал вбежал дворецкий, одетый в дорогую темно-синюю с золотым шитьем ливрею. Высокий пожилой, уже убеленный сединами, мужчина был отлично вышколен и при моем неподобающем обстановке виде, ровным счетом ничего не сказал и, даже бровью не повел, сохраняя бесстрастное выражение лица. Матильда распорядилась отнести мадам Элен в ее будуар и положить на канапе. Сама же нянька, ласково обняла меня за талию и повела по широкой лестнице на второй этаж. Я устала так, что мне было абсолютно все равно, куда меня ведут и почему все вдруг решили, что я — дочь мадам Элен. Длинный коридор поражал своей роскошью, но на все этого я не обращала ровно никакого внимания. Усталость брала свое, и я едва переставляла ноги.

— Марфа, — позвала Матильда, когда мы поравнялись с большими двустворчатыми, украшенными богатой резьбой дверями.

С другого крыла к нам мигом прибежала запыхавшаяся горничная. Ее круглое личико с правильными чертами лица раскраснелось, а черные глаза пытливо с интересом смотрели на меня из-под белоснежного накрахмаленного чепца.

— Да, Матильда, вы меня звали, — ее высокий голос был серебристым и чарующим.

— Вели приготовить ванную для барышни и поживее, — велела Матильда и, толкнув двери, завела меня в покои Габриэль.

Горничная кивнула и метнулась от нас прочь. Пока я провожала глазами Марфу, нянька уже тянула меня в комнату. Апартаменты, в которые я попала, не просто поражали своими размерами и роскошью, а скорее ошеломляли меня. Я даже на секунду задумалась, как можно спокойно дышать рядом с такой красотой или сидеть на этой широкой кровати, рассчитанной скорее на четверых, нежели на одного или даже двоих. Стены были оклеены светло-розовыми однотонными обоями. В комнате было два высоких окна до самого пола, занавешенных легкими светлыми занавесками и бордовыми бархатными шторами. Пол, покрытый паркетом, устилал персидский темно-красный ковер с длинным ворсом. Огромная комната была, как бы поделена на две зоны: справа от входа была спальня и слева — будуар.

Главной деталью спальной зоны была огромная кровать с темно-красным пологом в тон шторам на окнах, прикроватные тумбочки с подсвечниками на каждой. Вся мебель в комнате была из орехового дерева, но дорогая и изящная. В левой части комнаты была плотно закрытая дверь. Под окном располагался туалетный столик со всевозможными шкатулками, вазочками, статуэткам, зеркалами и прочей дамской мелочевкой. Левее от столика, под стеной, стояла изящная софа с резной спинкой, оббитая темно-красной материей, а возле нее стоял низкий журнальный столик круглой формы на толстых ножках.

При беглом осмотре комнаты, такой роскошной, что мигом я почувствовала себя очень неуютно в своем сером грязном платье, с растрепанной косой и с холщовой сумкой в руках. Я так и застыла посреди комнаты, беспомощно глядя на Матильду, чувствуя себя просто отвратительно. Нянька меж тем метнулась к боковой двери, приоткрыв ее, и исчезла в соседней комнате. Я подошла к кровати и под нее быстро запихнула свою холщовую сумку. Матильда вернулась быстро. В руках у нее была длинная белая рубашка, отделанная бледно-розовым кружевом, с пышными рукавами и более насыщенного розового оттенка шелковый длинный халат и кружевные панталоны.

В этот момент в двери постучали, и на пороге стояла Марфа.

— Матильда, ванна для барышни готова, — сообщила она.

Ее черные глаза с интересом рассматривали мое платье мышиного цвета, а в глубине ее зрачков мелькнуло какое-то необъяснимое чувство презрения. В этом доме все было выполнено с роскошью, вкусом и особым уютным шармом. Ванная комната находилась рядом с апартаментами Габриэль за неприметной дверью, далее по коридору. Бледно-розовые стены, черный плиточный пол и, вделанная в небольшой постамент высотой в две ступеньки, большая овальная ванная. Она была доверху наполнена теплой водой с ароматной пеной.

Марфа помогла мне снять пыльное платье, белье и рубаху. Я бы могла отослать служанку, но так устала за последнее время, что у меня не было сил даже расшнуровать платье. Глаза горничной приобрели выражение искусственного благодушия. Я же в душе боялась, что возможно Марфа досконально знает свою хозяйку и теперь поняла, что перед ней самозванка. С замиранием сердца я ждала, как она вот-вот выпалит мне в лицо, что я не Габриэль, а жалкая голодранка, у которой в этом мире ни кола ни двора, что я нагло претендую на роль дочери и богатой наследницы в этом доме. Но Марфа молчала и улыбалась мне натянутой улыбкой, затем помогла войти мне в ванную и ловко принялась намыливать мне волосы чем-то похожим на шампунь. Теплая вода настолько расслабила меня, что глаза у меня уже закрывались. Уже в каком-то полусне горничная помогла выйти мне из воды, облачиться в приготовленную мне одежду. Она осторожно отвела меня в покои Габриэль, где уже ждала расстеленная постель. Я уже не помню, как легла под одеяло и даже не заметила, когда перешагнула ту грань, отделяющую сон и явь.

Пробуждение этим утром было самым приятным за то время, которое я провела в девятнадцатом веке. Сквозь сладкую дрему пробивалось пение утренних птиц, из сада доносился тихий гомон и возня слуг где-то в глубине дома. Все говорили шепотом, словно боялись кого-то разбудить. Я привычно приоткрыла глаз и окинула взглядом розовую спальню, пронизанную золотистыми лучами солнечного света. В полуоткрытые окна вливался свежий воздух напоенный ароматом зелени сада и далекой жаркой южной степи.

Вдохнув еще не нагретый полуденным зноем воздух, я лениво потянулась и перевернулась на живот. Зарывшись носом в чистые шелковые наволочки, раскинулась на огромной кровати. Мою кожу приятно ласкал и холодил скользкий шелк. В душе я отметила, что какое наслаждение доставляет мне сон в чистой постели, а также шелковое постельное белье, пахнущее тонким нежным ароматом дорогих духов. В памяти невольно вспомнились те пять дней, когда я спала по три часа в сутки, и то на грязном тюфяке набитом соломой и под стеганым одеялом. В первое утро моего пребывания в этой эпохе, пробуждение в простом сельском домике было настолько приятным, что мне тогда казалось, что это было самое волшебное утро в моей жизни. Кто бы знал, как я в то время ошибалась.

Когда мне надоело валяться на огромной кровати, я неловко сползла с шелковых простыней и прошлепала через всю комнату к двери в гардеробную. Толстый пушистый ковер заглушал шаги моих босых ног. Комната куда я вошла, была небольшой, но очень вместительной со множеством всевозможных висящих на вешалках нарядов, обуви стоящей на полочках внизу и шляпок всех форм и мастей. В свободном углу возле окна стояло огромное зеркало в массивной дубовой раме. Судя по изысканной резьбе, оно было очень старинным. В полной задумчивости я подошла к зеркалу, провела пальцем по лакированной поверхности рамы. В зеркале отразилась невысокая девушка во весь рост. Ее серо-голубые глаза пытливо осматривали хрупкую фигуру, облаченную в длинную до пят полупрозрачную рубашку из тончайшей материи. Улыбнувшись, она пригладила растрепавшиеся волосы, в точности повторяя каждое мое движение. Я еще раз окинула растерянным взглядом всю эту громаду одежды. Мне тут же сразу же стало ясно, что без помощи горничной никогда в жизни не оденусь по последней моде этой эпохи. Долгую минуту прикидывала в уме — будут ли впору мне вещи настоящей Габриэль.