После всех приготовлений, горничная отошла от меня на почтительное расстояние и застыла в ожидании новых указаний. В это же время, Марфа также закончила наряжать Сесиль. Теперь младшая сестрица стояла рядом со мной в открытом платье из нежно-розового шелка. Изюминкой в этом наряде была гладкая блестящая с перламутровым отливом юбка, переходящая в длинный шлейф. Сесиль усиленно обмахивалась таким огромным веером, что на миг мне показалось, как пройдет еще минута и ее маленькая ручка уронит сие изделие из перьев, не справившись с его размерами. Но как, ни странно, девушка продолжала, как ни в чем не бывало, стоять напротив меня и терпеливо ожидать, когда я соизволю выйти из комнаты. Сесиль, Мила и Марфа так и не заметили, что веер я намеренно оставила, для того чтобы вернуться за ним попозже.

Снизу уже была слышна спокойная музыка, разговоры знати, смех и суетливый топот ног прислуги, торопливо обслуживающих аристократов. Я мысленно пожелала сама себе удачи, и мы с Сесиль в последний раз придирчиво осмотрели себя в зеркале и рука об руку вышли из отведенных нам покоев. Госпоже Судьбе было угодно, чтобы я увидала, как из дверей своей комнаты неторопливой походкой вышел князь, облаченный в кремовый дорогой костюм. Его горящий взгляд тут же упал на меня, а восхищение, мелькнувшее в глубине его зрачков, подтверждало мое великолепие в этот вечер. Я нисколько не удивилась, когда его глаза неторопливо прошлись по моей фигуре от самой макушки до пола длинного коридора, устланного бордовой ковровой дорожкой. При взгляде на мое откровенное декольте, его чувственные губы растянулись в самой нехорошей и дерзкой улыбке. Его взгляд словно прожигал меня насквозь. Я остановилась как вкопанная и была не в силах шевельнуться, взирая на его грациозную походку и, конечно же, не осталась в долгу. Спохватившись, мне пришло в голову ответить ему такой же кривой усмешкой с примесью ехидства, насмешки и с некоторой долей восхищения. По моему мнению, это было самое откровенное поведение в этом веке.

Несмотря на отчаянные знаки, подаваемые взволнованной Сесиль, я продолжала заворожено стоять посреди коридора, а князь неумолимо приближался к нам. В моей груди, как безумное, колотилось сердце, грозя вырваться из плена ребер и упасть к ногам коварного Дэниэля. На миг я даже забыла, как дышать и лишь глупо стояла перед ним, зачарованно смотря в его карие глаза.

— Вы прелестны, — жарко прошептал Баринский, целуя мою руку.

Нестерпимый жар разлился по моей коже от соприкосновения его чувственных губ и моего запястья. Было такое ощущение, будто разлился расплавленный металл, сжигая все на своем пути. Я была не в силах ответить и усилием воли отвела глаза на висящую на стене картину, изображающую русалку с голым бюстом. У хвостатой морской нимфы были длинные спутанные белесые с зеленым отливом волосы. Она дико расчесывала их своими пальцами, сидя на каменной глыбе посреди моря. Ее рыбий хвост тонул в морской пене, а на свету, проглядывающего из-за туч солнца, загадочно поблескивала чешуя.

— Милая картина, — наконец-то выдавила я из себя, нервно кусая губы.

Баринский небрежно отмахнулся:

— Эту мазню мне подарил друг-художник. Лихачев специально писал мне картины для крымского поместья. Если вы заметите, то все картины в этом доме выполнены на морскую тематику.

Князь говорил об этих картинах небрежным тоном, также как и у нас говорят о чем-то несущественном и не стоящем ровно никакого внимания. Насколько я помнила, то художника под фамилией Лихачев в истории искусства и живописи не существовало вовсе, и можно лишь только догадываться какова впоследствии была его судьба.

— Настоящие шедевры находятся в моем поместье под Краковом, а мне остается лишь показать вам, барышни Миллер, эти картины и провести в зал к остальным гостям. Прошу…

Князь галантно повел нас по длинному коридору по направлению к главной лестнице. Дэниэль попутно показывал нам картины, и кратко рассказывая о них что-то забавное. Затем он даже остановился напротив двери, из которой недавно вышел. Недалеко от нее висел огромный морской пейзаж, по очертаниям побережья и далеким горам я смутно узнала незастроенное современной для меня инфраструктурой южное побережье Крыма. Небо было грозовым очень насыщенного свинцового цвета. Темные грозные волны с белыми барашками неистово бились о прибрежные камни, соленые брызги летели в стороны, щедро орошая гальку узкого дикого пляжа. Где-то вдали, в море волнами трепало парусное суденышко, грозя разбить его в щепки о прибрежные камни. Я буквально впилась глазами в картину, ощущая неистовую энергетику художника, писавшего данное полотно. Необъяснимым образом ему удалось передать шторм. При взгляде на картину, заключенную в темную позолоченную раму, я буквально почувствовала порывистый ветер, запах моря и озона, а также услышала рев огромных валов, увенчанных белой пеной.

— Я вижу, вам понравилась картина, Габриэль, — словно сквозь вату услышала я далекий голос Баринского.

— Да, — прошептала я, отводя глаза от полотна. — Эту картину явно писал не ваш друг Лихачев, а другой очень талантливый художник-маринист.

Лицо Дэниэля несколько раз поменяло выражение от удивления до неистовой радости, прежде чем он что-либо ответил:

— Верно, Габриэль. Эту картину написал сам Айвазовский.

— Он великий художник, — восторженно ответила я, наконец-то обрадованная, что хоть какая-то тема мне более-менее известна. — Мне посчастливилось увидеть его самую лучшую картину.

Дэниэль лукаво улыбнулся, блеснув белыми зубами.

— И какая, по вашему мнению, самая лучшая картина?

Я небрежно ответила, словно произнося прописную истину:

— "Девятый вал"…

Князь просиял и ответил:

— Я безмерно счастлив, что именно картина Айвазовского висит возле моей спальни. Где вы имели возможность увидеть его шедевр?

Хотелось сказать правду, что картину мы видели в музее с родителями, когда я училась в школе, да и то — копию. Но приходилось все время помнить, что я в 19 веке, и поэтому я лишь скоромно ответила:

— В частной коллекции одной состоятельной особы, которая просила никому себя не называть.

Князь понимающе кивнул и вежливо перевел разговор на другую тему:

— Нам уж пора идти. Идемте, барышни.

Дальнейшие рассуждения Баринского я не слушала, а старалась запомнить дорогу до апартаментов князя, попутно отмечая все на своем пути. Сесиль разговаривала больше из вежливости, нежели из личных симпатий, а когда мы остановились наверху лестницы и князь любезно удалился поприветствовать новоприбывших гостей, сестрица негромко заметила:

— Что с тобой сталось? С каких это пор ты интересуешься живописью? Видимо, Габриэль, ты серьезно ударилась головой. Мы в глаза ни разу так и не увидали картины "Девятый вал". Я скажу маменьке, и она обязательно вызовет доктора.

— Может не надо, Сисси, — жалобно прошептала я, стараясь унять дрожь внутри живота.

Страх нарастал с каждой напряженной секундой. Хотелось закричать от ужаса создавшегося положения, затем просто убежать. Мне приходилось жалобно взирать на мнимую сестру, а ее оленьи глаза спокойно смотрели на меня. В этот момент я до конца осознала, что в этот раз очень серьезно прокололась и помощи ждать мне просто не откуда.