— Надень вуаль, — захихикала Эми. — Так что случилось?

И я начала рассказывать. Эми слушала с большим интересом.

— А я не встречалась с этим Борисом в прошлом году? Кажется, он тебя куда-то приглашал?

Когда я это подтвердила, она сказала:

— Потрясающе! После шестого класса никто из мальчишек не дрался из-за меня.

— Они дрались не из-за меня, а из-за Стены Плача.

— Какой еще Стены Плача?

— Это Западная Стена Второго Храма. Сам Храм был разрушен тысячу лет назад. Стена — это все, что осталось. Для евреев это самое святое место, поскольку, согласно традиции, когда явится Мессия, он восстановит этот Храм.

— О’кей, так кто победил в драке? — перебила меня Эми. Храм ее не очень-то интересовал. Эми считала себя католичкой. Сестра ее была протестанткой, мать буддисткой, отец же не признавал никакой религии. Раньше, до переезда семьи из Гонконга в Нью-Йорк, Эми была протестанткой. Когда я, помню, удивилась такому многообразию религий, Эми заявила, что среди китайцев Гонконга это дело привычное. Кажется, Эми относилась к своей религии вполне серьезно и перед каждым приемом пищи читала молитву. Однако на сей счет у меня были свои сомнения. Религиозная терпимость — вещь, конечно, похвальная, но разве не лучше, чтобы хорошего было понемножку. Эми относилась к своей религии, как к новому платью — примеряла, носила, а затем выбрасывала, когда на глаза ей попадалось что-нибудь другое. Но мы встретились не для того, чтобы обсуждать вопросы религии. Я описала с точностью до каждого удара всю драку между Али и Борисом. Когда я дошла до того момента, как я ударила Али подносом, Эми скорчилась от смеха.

— Это не смешно! — возразила я. — Только представь себе, что скажут Вера и Борис всем тем русским. Я этого не переживу!

— Не могу поверить, что ты его действительно шарахнула, — сказала Эми сквозь слезы от смеха. — Ты такая всегда серьезная, сдержанная. Как бы я хотела видеть это собственными глазами!

— Эми, смехом ты делаешь только хуже, — сказала я, но, вопреки самой себе, тоже начала смеяться. — Представь, что скажут русские.

— Да что ты, они будут только гордиться тобой! Скажут, что ты нанесла удар за Израиль.

— Да, так оно и было, — меня, как и Эми, разбирал неудержимый смех. — Три удара за Израиль. Вреда от них никакого. Но шуму было много.

— Что-то мне подсказывает, что теперь с этим Али покончено.

— Что-то мне подсказывает, что ты права.

Но вскоре выяснилось, что обе мы ошибались.

Моя группа по Западной цивилизации занималась по вторникам и четвергам с девяти до десяти тридцати утра. В первый после игры вторник я чуть было не пропустила занятия из страха столкнуться там с Али, но в конце концов я все-таки пошла. На сей раз Али сел в противоположном от меня углу, и нам удалось избежать какого бы то ни было общения. Я почувствовала облегчение, а может, немножко и разочарование. Если уж говорить правду, то Али — это было самое интересное, что со мной произошло за целый год.

Во вторник вечером я снова почувствовала беспокойство. В одиннадцать тридцать я переоделась в тренировочный костюм и спустилась в спортзал, что в подвале. Я подумала, что в это позднее время зал будет, конечно, свободен и я спокойно поупражняюсь.

Но надежды мои не оправдались. Едва я открыла дверь, как в уши ударил рок-н-ролл, да такой громкий, что меня чуть не сбило с ног. Стереомагнитофон в середине зала вопил «Она сводит меня с ума» в исполнении Файн Янг Кэннибалз — эта песня мне никогда не нравилась. Я поморщилась от грохота.

Зал был битком набит свободными тренажерами на отягощение мышц, были тут и велотренажеры, а также универсалы. Помещение было маленькое, но выглядело большим благодаря зеркалам на стенах.

В зале было два человека. Один ходил сюда постоянно, хотя я никогда с ним не разговаривала. Он был настолько занят своими отягощениями, что даже не заметил меня. Однако другой заметил. Это был Али. Он неторопливо двинулся в мою сторону, убавив по пути громкость музыки. Он медленно оглядел меня, раздевая глазами. Тут же я подумала об одежке, которая на мне. Я была в черном трико и короткой черно-белой безрукавке. Я забеспокоилась, что она подчеркивает линии моего тела, что слишком уж открывает бедра и что плечи и руки мои обнажены. Мне страшно захотелось, чтобы на мне был бесформенный спортивный костюм, в котором я бегала, когда было холодно. Но спортзал всегда хорошо отапливался. А сейчас, казалось, особенно жарко.

— Так, так! Посмотрите, кто пришел. Защитник веры, — сказал Али, подражая медленному южному говору. Не знаю, хорошо ли он подражал, поскольку я слышала такой говор только в кино.

Я полностью проигнорировала Али и села на велотренажер. Я стала бешено крутить педали, с головой уйдя в это занятие, а Али вернулся к своим тяжестям. Но он по-прежнему глазел на меня. Мне было трудно не замечать его, потому что едва я поднимала глаза, как сталкивалась в зеркале с его взглядом.

Спустя какое-то время второй парень закончил свою тренировку и ушел. Али и я остались одни. Я слезла с велика и стала растягивать на тренажере мышцы плечевого пояса. Я была настолько взвинчена, что поднимала сегодня больший вес, чем обычно. Надо было разгрузить организм от выплеска адреналина, и я целиком отдалась этому. Али же наоборот, и вовсе перестал делать вид, что упражняется, и просто сидел на скамейке и глазел на меня. В конце концов мне это надоело. Четким шагом я подошла и встала перед ним, руки в боки.

— Может, хватит строить глазки? — заявила я.

Он медленно и нагло улыбнулся и сказал:

— Почему бы нет? Тоже хорошее упражнение. У меня сердце от него подскакивает. — Он помолчал и добавил с ухмылкой. — И не только сердце. Так что нам делать с этим, а?

Я не сразу его поняла, затем я почувствовала, что краснею до корней волос.

— Ты самая пошлая, мерзкая и грязная свинья, которая мне только попадалась, — сказала я, и голос мой при этом чуть дрожал.

— Ну хватит, — сказал Али спокойно. В его поведении произошла внезапная перемена. Глаза его стали ледяными.

— Зачем тебе страдать в моем присутствии. Никто тебя здесь не держит. Даже наоборот, я бы посоветовал тебе уйти. Ты оскорбила меня ровно настолько, насколько я могу тебе это позволить.

Впервые я почувствовала легкий укол страха, но я не собиралась тут же идти на попятную.

— Скажем, не надо меня запугивать, — заявила я. — Другими командуй. Это тебе надо уйти. Во-первых, ты не имеешь права тут находиться. Ты не живешь в Фёрнельде.

— Каждый, живущий в колледже, может пользоваться этим залом. И все-таки я тебя удивлю. Я ухожу, и я уйду, и пальцем тебя не тронув, как бы сильно ты ни была разочарована. — Он встал и повернулся, чтобы уйти.

— Чепуха на постном масле! Много на себя берешь… — сказала я ему вслед.

Он захлопнул за собой дверь. Я пожала плечами и обратилась к своим упражнениям, но сердце им уже не принадлежало. Я слишком утомилась, подняв веса больше своей нормы. Мышцы налились усталостью. Я знала, что завтра все будет болеть. К счастью, в соседнем помещении была сауна. Сухой жар делает чудеса с ноющими мышцами.

По вторникам и четвергам сауной пользовались только женщины, по понедельникам и средам — только мужчины, в остальные дни она была для совместного пользования, когда полагалось надевать купальные принадлежности. Однако в женские дни мы не утруждали себя купальниками.

В сауне я стащила с себя пропотевшую одежку и растянулась на лавке, впитывая жар. Должно быть, я немного задремала, поскольку меня разбудил знакомый бархатный голос:

— Ну прямо никак от тебя не избавиться, — Али стоял, прислонившись к двери, и глядел на меня с ленивой улыбкой.

Я испуганно села, пытаясь прикрыть свою наготу. Сердце мое дико колотилось, но, испуганная его присутствием, я не могла и слова вымолвить. Али снял все, что было на нем. Прямо на моих глазах у него началась эрекция, и вид этот, такой странный и по-своему завораживающий, приковал меня к месту.