— Да. Но мой муж меня не спасал. Поначалу я думала так же, как и вы. Я его ждала, ждала, но он не пришел. Он бросил меня в пустыне на верную смерть. Меня спасли бедуины, и я им благодарна.

— А, да, аль-Хальди. Возможно, он знал, что они там. Возможно, он вместе с ними все и подстроил.

— Они были там, потому что у них мотор перегрелся. И у них не было ни малейшего представления о том, кто я такая и как там оказалась…

— Ты уверена?

— Да. Если бы они знали, тогда зачем бы им притворяться. Почему бы не сказать, что все подстроено? Нет, к сожалению, ничего не получается, хотя мне так хотелось, чтобы это было правдой.

— Возможно, у Али был какой-то другой план, который по каким-то причинам не удалось осуществить. Тебе бы надо поговорить с ним об этом, пусть даже это болезненно. Честные и открытые отношения — это единственная основа хорошего брака.

Я быстро глянула на нее — не иронизирует ли, но Джохара казалась абсолютно серьезной. Мне пришло в голову, что честные и открытые отношения никогда не были основой моего брака с Али, так что сейчас меньше всего могли бы помочь.

— Его план состоял в том, чтобы я умерла от жажды в пустыне, — с горечью сказала я. — А если план не удалось осуществить, то за что говорить спасибо? Кроме того, зачем ему спасать меня? Он теперь меня ненавидит. Раньше он доверял мне, но я его предала.

— Подозреваю, что твоя интерпретация его действий и мотивов сильно искажена твоим собственным чувством вины. Мне, конечно, известно, в чем тебя обвиняют, и я заинтригована некоторыми аспектами твоей истории.

— Какими же? — едва слышно сказала я.

— Например, твое утверждение, что ты узнала о готовящемся нападении, подслушав разговор между Али и Нагибом. Ведь это неправда, не так ли? Должно быть, Али сам тебе об этом сказал.

— Нет, — быстро сказала я.

Джохара покосилась на меня.

— Подслушанный тобой разговор был ведь на арабском, так? — спросила она.

— Конечно, — сказала я. — Ну и что с того? Я все-таки знаю арабский.

— Действительно, твой прогресс впечатляет. — И здесь Джохара перешла на арабский, произнеся что-то непонятное.

— Простите, я не уловила, — сказала я.

— Я сказала «ракетоносители с делящимися зарядами», — улыбаясь, сообщила принцесса. — Насколько я помню, именно этот термин ты использовала в перехваченном письме. Мне показалось странным, что ты могла понять разговор на арабском, в котором чисто технические термины. Но ты, конечно, не могла. Али, должно быть, пересказал все это тебе на чистейшем английском.

— Нет, может, они говорили по-английски… Я не помню, — смутилась я. Я уже сожалела, что начала весь этот разговор. Умная принцесса была чуточку умнее, чем мне бы хотелось.

— Как это странно, что ты даже сейчас пытаешься его защищать… Не бойся за него, в этом нет нужды. Здесь ни у кого даже в мыслях не было преследовать члена рода аль-Шалаби. И между прочим, я тоже убеждена, что Али или знал, или догадывался с самого начала о твоем еврейском происхождении… Не надо, не спеши отнекиваться. Твоя тайна дальше меня не пойдет. Так или иначе, предположим, что однажды Али приходит домой и говорит своей еврейской жене, что Израиль может вскоре подвергнуться ядерному нападению. Как ты думаешь, чего он ожидал от тебя после такой информации, зная твой характер и твои симпатии?

— Как вы можете… — стала заикаться я. — Как вы можете даже подумать, что он действительно хотел от меня того, что я сделала?

— Что тебя так потрясло, Марина? Подсознание порой выделывает странные трюки, когда оно сталкивается с невозможностью сделать выбор. Али, должно быть, разрывался между верностью своему брату и нежеланием участвовать в этой абсолютно безответственной авантюре…

— Безответственной авантюре? — повторила я, не смея верить в то, что я только что услышала.

— Конечно! — не без жара сказала принцесса. — И это не впервой, когда мой кузен Сауд обнаруживает жуткую нехватку здравого смысла. Но на сей раз он зашел слишком далеко. Тебе будет приятно узнать, что он больше не возглавляет Королевское разведывательное управление и у него нет ни малейшего шанса стать преемником короля.

Я же, что, возможно, не очень-то благородно, подумала о том, что приятные чувства самой Джохары вызваны отчасти и тем фактом, что ее собственный муж, принц Фейсал, тоже претендовал на трон.

— Так нападение сорвалось? — спросила я.

— Да. На сирийской стороне была явная утечка информации, а этого достаточно. Только ядерного оружия нам тут не хватало. Король никогда не давал разрешения на эту операцию, и потребовалось время, чтобы разобраться что к чему. Твой муж ничего этого, к несчастью не знал, поэтому он открылся тебе. Ты повела себя именно так, как он и ожидал, хотя, вероятно, он не отдавал себе отчета в содеянном, пока тебя не схватили. И тут он столкнулся с перспективой дать женщине погибнуть за то, что она сделала для него его грязную работу. Не очень-то красивая картина для культуры, где мужчины просто помешаны на чести. Вот почему я уверена, что он пытался тебя спасти.

— Но как? — вспылила я. — Они выбросили меня в пустыне наугад. Именно Нагиб и выбрал момент. Было абсолютно темно, никаких наземных примет. У меня не было никакой надежды остаться в живых хотя бы на короткое время, и Али просто не нашел бы меня, даже если бы попытался!

— Думаю, нашел бы, — спокойно сказала принцесса. — Хотя по какой-то причине это не получилось.

Я увидела, что спорить с ней далее было бесполезно. Она придумала хорошо мотивированную теорию по поводу действий Али, основанную на подсознании, и явно не хотела от нее отступать из-за каких-то маленьких досадных деталей, таких, например, как проблема поиска человека в пустыне. Так что я просто поблагодарила ее за помощь и моральную поддержку, и мы снова присоединились к компании.

В обществе, где мужчины и женщины столь изолированы друг от друга, избегать супружеских отношений очень легко. В последующие недели я редко видела Али и ни разу наедине. На ночь я всегда запирала на защелку дверь своей спальни, хотя он больше не делал попыток войти. Я продолжала изучать ислам и посещать высший свет в Таифе. И, хотя ничто мне вроде не угрожало, я ждала удобного случая, когда можно будет улизнуть.

Как-то поздно вечером, за неделю до нашего возвращения в Рияд, войдя в свою спальню после очередной вечеринки, я обнаружила, что в моей постели спит Али. Заметила я его не сразу, так как в комнате было темно. На столике перед кроватью одиноко трепетал огонек свечи. Я машинально щелкнула выключателем, но электричества снова не было. Дворец, из которого я только что вернулась, был полон музыки и света, а здесь царили тишина и покой. Окна были открыты, и жаркая ночь была полна ароматов. Я сняла ожерелье из сапфиров и только тут заметила спящего Али. На нем не было ничего, кроме пестрых зеленых боксерских шорт из шелка. Я сама их ему покупала, скорее в шутку, поскольку они подходили к одному из его галстуков. Меня удивило, что он вдруг надел мой подарок, но, имея столько вещей, он, возможно, просто об этом забыл или не придал этому значения. Я уже подумала, что надо тихо исчезнуть и поискать где-нибудь место для сна, как Али сел на постели.

— Я потрясен! — заявил он. — Ты дома!

Я промолчала. В полутьме я не могла прочесть выражение его лица.

— Ну и как прошел вечер? — спросил он.

— Хорошо, — сказала я и добавила в сомнительной попытке поддержать нормальный разговор: — Может, на следующее лето нам приобрести второй движок?

— Кому это нам? — спросил он. — Я разведусь с тобой задолго до следующего лета, так что с этим домом тебя больше ничего не будет связывать. Тебе недолго осталось пользоваться услугами моей семьи.

— Да ну? — сказала я, снимая серьги.

— Именно. Дедушка сказал, что я могу вернуться в аспирантуру, как я и планировал. Как раз успею к началу осеннего семестра.

— А что я?

— А ты… — Тут Али выдержал паузу для пущего эффекта и победно улыбнулся. — А ты, конечно, отправляешься вместе со мной, как и подобает верной и преданной мусульманской жене. И не бегай к дедушке, не докучай ему своими просьбами — он уже дал свое согласие.