— Так что же… — он замолчал и недоуменно посмотрел на Алека: — Что это?

В голове Алека возникло воспоминание, как он отступает к стене. Нет, он никогда не пятился и не отступал к стене. Но в его воспоминаниях он делал это. Неожиданно он схватился за грудь, в которой возникла тупая боль. Тогда он понял — это не его, а Танины воспоминания. И она не вспоминала, это происходило с нею в данную минуту. Она была прижата к стене. Под ее левым глазом появился синяк. Точно такой же синяк появился и у него.

— Это Таня?

Алек стянул с себя свитер и, повязав его вокруг талии, сказал:

— Пошли со мной.

Он повернулся к окну и вылетел из него.

Следом за ним, на четвереньках, в окно выпрыгнул Мэтт.

Таня почти дошла до дверей приюта, когда ее схватили и прижали к стене. Ее лицо было разбито об облицовочный кирпич.

Ах! Он вновь шарахнул ее о стену, выбивая воздух из легких. Казалось, что ее голова раскололась на две части. Во рту появился сладковато-металлический привкус. Ее окутал мрак. Она пыталась не впасть в забытье, но это было напрасной тратой сил. Затем в полубессознательном состоянии она почувствовала, как он ее отпустил. Она расслышала крик, но ей было не понятно, кто его издал. Возможно, это кричала она, кто знает? Она ничего не понимала кроме того, что ее окутывает темнота. Тьма гостеприимно распахнула перед ней свои объятия, пока Таня соскальзывала со стены, падая на колени. Ее подхватили сильные руки.

— Таня? Ты слышишь меня? Черт побери! Проклятье!

Нежный и колкий холодок коснулся ее щеки. Прохладное дыхание овеяло веки. Холодная рука коснулась лба.

— Таня, с возвращением.

— Где?.. — Она села и вновь упала на спину. Пульсирующая боль давила на глаза. Таня зажмурилась, а затем снова их открыла. Она смутно разглядела нефритово-зеленые взволнованные глаза.

— Алек!

— У тебя дар попадать в отвратительные ситуации.

Она простонала:

— На меня набросился…

— Да, о нем позаботятся.

Она схватилась за голову.

— О чем ты? Что значит «о нем позаботятся»?

— В эту минуту он в полицейском участке.

— Как ты узнал, что я опятьпопала в беду?

— Мы обсудили это вдоль и поперек в последний раз. Тебя следует доставить в больницу.

— Нет, никаких больниц. Ненавижу больницы.

— Я знаю о твоем отношении к ним. У тебя легкое сотрясение. Ты всю ночь должна оставаться в постели. Позвони своей матери, чтобы она побыла с тобой.

— Нет, не надо ей звонить. Она ненавидит мою работу и будет всю ночь читать мне нотации.

— Материнская забота.

— Хм, Алек, ты не побудешь со мной, пожалуйста?

Он не ответил ей.

— Пожалуйста?

— Тебе нужно отдохнуть.

— Я не буду спрашивать о том… как ты нашел меня.

— Я останусь с тобой, даже если ты это сделаешь. Тебя нужно устроить поудобнее.

Она все еще была в туфлях, чулках, юбке и блузке.

Опустив глаза, Таня посмотрела на свою одежду и начала расстегивать блузку. Однако комната по-прежнему вращалась вокруг нее. Расстегивать блузку и сдерживать тошноту было довольно затруднительно.

Он перехватил ее руку.

— Позволь мне это сделать.

— Алек…

— Я ужевидел тебя раздетой, помнишь?

После того, как Алек помог ей снять блузку, лифчик, юбку, рваные чулки и туфли, он слегка приподнял ее повыше, укрыл одеялом и подоткнул его.

— Обычно я не сплю нагишом.

— Я оставил на тебе трусы. — Как только он устроил девушку и почувствовал, что ее тело обмякло на матрасе, он наконец-то смог приступить к оценке ее рефлексов. Он поднял свою руку. — Сколько пальцев?

— Четыре пальца и один большой.

— Хорошо. Как твоя фамилия?

— Уильямс.

— Как меня зовут?

— Алек. Между прочим, это все, что я знаю.

Он смущенно улыбнулся.

— Владимир Синклер — Вульф.

— Тебе подходит это имя. — Таня улыбнулась несмотря на то, что комната угрожающе накренилась. — Тебе следовало стать врачом.

— Я проморгал свое призвание. Как твоя голова?

— Немного болит.

Алек отправился в ванную, чтобы найти в аптечке «Мотрин» [50]. Его взгляд задержался на убранстве ванной. Слева от него находился напольный застекленный шкаф. На нем стояла корзинка, заполненная множеством губок, мылом в пастельной пластиковой упаковке и тампонами. Алек улыбнулся, увидев тампоны. По обе стороны от аптечки располагались бра в форме колокольчиков.

Он вытряхнул таблетку в ладонь и повернул кран, чтобы набрать воды. Проследив, чтобы Таня проглотила таблетку и запила ее водой, он забрал у нее стакан и поставил его на прикроватную тумбочку.

Алек осмотрел ее спальню.

— Интересный декор, Таня.

— Ты хотел сказать: его отсутствие. У меня не было времени украшать свое жилище. Я слишком занята.

Три печатные репродукции, вставленные в рамку, стояли на полу, прислоненные к стене. Рядом с первой репродукцией лежала скатанная циновка. Все, что ему потребуется, — это молоток, гвозди, коврик, рулетка и время. А уж время у него было.

Он смотрел, как ее веки, отяжелев, закрылись. Некоторое время он пристально разглядывал ее мирно спящую фигурку. Алек зарылся пальцами в свои волосы. Ее работа… если бы она не была полицейским, ей не пришлось бы подвергать свою жизнь опасности. Впрочем, ей было необходимо испытывать чувство опасности и рисковать собственной жизнью. Осознание этого лишало его покоя. Он сел на пол рядом с кроватью и положил голову на край. Алек почувствовал, как ему в спину упирается нечто жесткое. Приподняв кружевную оборку кровати, он вытащил пластиковый контейнер для хранения разных бытовых мелочей и снял крышку.

В нем хранились вырванные из альбома фотографии высоких деревьев, покрытых зеленой листвой, холмов и пришедших в упадок замков. На некоторых фотографиях были наклеены стикеры с надписями. Сами по себе фотокарточки были измяты и с поистрепавшимися уголками. Эти снимки хранились у нее в течение нескольких лет.

Через два часа он почувствовал, как Танина рука откидывает с его лба прядь волос. Он медленно поднял глаза и посмотрел на нее. Девушка перевернулась на бок и улыбнулась ему.

— Как твое полное имя?

— Алек Владимир Синклер-Вульф.

— Как долго мы еще будем играть в «Тривиальное преследование» [51]?

— Каждые два часа в течение суток. Как твоя голова?

— Сейчас уже не так болит. Нужно позвонить моему боссу.

— Уже сделано! Ты отдыхаешь всю следующую неделю. Воспользуешься полагающимися тебе отгулами по болезни.

— Хм! Если только меня не поколотят во время отдыха.

Ее юмор ужаснул его.

— Я рад, что ты находишь это забавным. Хотя мне так не кажется.

— Ну что мне расплакаться, что ли?

— Нет, но тебе следует быть осторожнее.

— Я и так вроде бы осторожна.

Алек вздохнул.

— Таня…

— Мне нравится моя работа. Я разбираюсь в ней, и я не уволюсь лишь потому, что какой-то детина попытался выместить на мне свою злобу.

— Я не собирался поучать тебя. — С беспомощным видом он почесал затылок. — Засыпай, Таня.

Удивительно, но она последовала его совету.

Алек слушал ее тихое дыхание. Он смотрел, как поднимается и опускается ее грудь. Его бурная любовь к этой девушке переросла в тихое и скрытное чувство. Оно было абсолютной противоположностью тому, что он испытывал к ней в прежних жизнях, других местах и временах.

Он снова спас ей жизнь. Ему не оставалось ничего иного, потому что у него не хватит сил продержаться еще одну сотню лет в ожидании ее появления. В это время с улицы до Алека донеслось цоканье копыт. Неужели такое возможно? Да. Лошади! Он вышел на балкон и посмотрел вниз на улицу. Три припозднившихся всадника медленной рысью завернули за угол. Раньше, доставляя Таню домой, он не замечал конюшен. В те минуты он бывал слишком зол.