— Предлагаю одно из двух, — вкрадчиво сказал Людоед. — На каком масле вас зажарить: на постном или на сливочном?

— Здо-ро-вый, а пугаешь… — еле вымолвил Пальчик. А Гук заревел навзрыд:

— Я не хочу… зажариться.

— Да что я людоед, что ли?! — обиделся Людоед. — А ну, вылезайте все или вместе!

— А не съешь? — тревожно спросил Пальчик.

— Мы невкусные, — торопливо сказал Гук.

— Леший! — гаркнул Людоед.

— Ау? — с готовностью донеслось издалека. Он привычным жестом закинул усы на плечи:

— Выключай плитку. Экономь электроэнергию! Ребята с опаской вылезли из-под топчана.

— Трон! — скомандовал он.

Леший вкатил зубоврачебное кресло на колесиках.

Людоед расселся на нём и грозно спросил:

— Вы меня знаете?

— Знаем… — не сразу ответил Гук. — Звонить шестнадцать раз.

— Сам знаю.

Он задумчиво похлопал ладонями величиной с хорошую совковую лопату по коленям:

— Видите? — и указал на портрет над диваном.

Мальчишки подняли головы. Со старинной картины на них смотрел какой-то злющий старик с длинной бородой странного синего цвета.

— Я Людоед Шестнадцатый, потомок Синей Бороды. Он мой прапрапрапра…

— Вы заикаетесь? Так есть одно средство: надо стать у зеркала и сказать три раза… — зачастил было Гук.

— Вот пожарю на маргарине третьего сорта, — рассердился Людоед, — не заикнёшься!

Леший по-прежнему невозмутимо стоял за спинкой его кресла.

— Я всё о вас знаю, — вдруг засмеялся Людоед. — Вас выгнал Магнум. Ага? — торжествовал он.

Гук сразу же осмелел и показал ему язык:

— Знаешь, и помалкивай.

— Молчать, когда спрашивают!

— Когда НЕ спрашивают? — уточнил Гук.

— Когда не спрашивают, и подавно молчать! — Людоед грозно поднялся во весь свой рост.

Гук спрятался за Пальчика. Но как спрятался: представьте сами — он был на две головы выше его.

— Попробуй сунься! — Пятиться Пальчику было некуда.

— Ну ладно, ладно. Мир, — оторопел Людоед. — Меня не запугаешь! Чего вы ко мне привязались? Двое на одного, да? Он задумался на секунду.

— Признавайтесь, — мрачно сказал он, — кто из вас боится мышей?

— Я боюсь, — сразу признался Гук.

— Они — меня боятся, — подчеркнул Пальчик.

— Ясно! Будешь спать рядом со мной.

— А ты… меня и впрямь не съешь? Даёшь слово?

— Не съем — ни впрямь, ни вкривь. Сказал, и точка. С запятой, — предупредил он. — Слово ему дай… Кто ты такой, что мне не веришь? Мне! Так и быть, — смягчился он. — Даю тебе слово Людоеда.

— А я где буду спать? — спросил Гук. Людоед махнул рукой.

— Ну тебя к Лешему! — И проворчал: — Тоже мне, мышей боится. Леший поманил Гука:

— Пошли, братишка.

Тот нерешительно шагнул к нему и оглянулся на друга:

— В случае чего, зови на помощь.

— Чего там, — беззаботно ответил Пальчик. — Пусть только тронет! — И ударил кулачком по краешку кресла.

Людоед испуганно отодвинулся.

Леший одобрительно ухмыльнулся и бережно взял Гука за руку. Они вышли в коридор и остановились перед кособокой дверью, на которой красовались три таблички, одна больше другой:

Леший гордо надулся:

— Это я Директор. Ди-рек-тор! Вход воспрещён! А? Внушительно? Прошу, — ударом ноги он гостеприимно распахнул дверь.

Гук ахнул.

Перед ним действительно была лаборатория. Кругом стояли какие-то загадочные приборы, сосуды, колбы. Сверкала паутина разноцветных трубок…

— Леший! — спохватившись, крикнул Людоед из гостиной в полуоткрытую дверь.

— Чего? — послышалось за стеной.

— Не закрывай трубу. Под утро прилетит Ведьма.

— Обратись к Домовому, — откликнулся Леший.

Заметим, что и Пальчик, и Гук — каждый у себя — только поёжились от зловещих слов: «Ведьма» и «Домовой». Но надеялись, что страшнее уже не будет.

Людоед схватил со стола какую-то книгу и в сердцах швырнул её в стену.

— Книжки нельзя бросать, — осудил его Пальчик.

— А это не книжка, это телефонный справочник — я его уже прочитал. Людоед потянулся, сел на корточки, встал. Опять сел, снова встал… Пальчик удивлённо смотрел на него.

— Чего стоишь? — пробурчал Людоед. — Не видишь, я занимаюсь утренней зарядкой. Стели постель.

— Утренней зарядкой люди занимаются утром.

— А Людоеды вечером, — пробурчал тот. — Или ночью.

Гук осторожно потрогал стеклянные трубки и колбы и, зевая, взглянул на большую кровать у окна:

— Очень она красивая. Мягкая, верно?

— Умный ты парень, — с уважением признал Леший. Тоже протяжно зевая, он вдруг замер с открытым ртом и вытаращенными глазами. Зевал он так широченно, что вывихнул челюсть. Однако, не теряя смекалки, тут же ударом кулака ловко водворил её на место.

— А это что? — Гук показал на медный кран, с которым длинной цепью трубок были соединены все сосуды. Под краном стояло резиновое ведро с надписью: «Гремучая жидкость. Не взбалтывать. Страшное дело!» И чуть ниже — мелкими буквами: «Яд».

Леший глубокомысленно задрал нос вверх. Только нос, знаете ли, а само лицо оставалось неподвижным.

— Всю жизнь я искал научно-философский камень. Ну, этот… Как тебе объяснить? В общем, он что хошь превращает в чистое золото. Всё-всё!

— Да ну? — поразился Гук.

Леший убедительно закивал головой:

— Медь, олово, опилки и даже огурцы!.. Я его ещё не нашел, — как бы невзначай, но с достоинством отметил он. Гук огорчённо вздохнул.

— Но зато я скоро построю вечный двигатель, — скромно потупился изобретатель.

— А что такое — вечный двигатель?

— По-иностранному, «перпетуум мобиле», — важно произнёс Леший. — «Перпету-ум»! — повторил он и пояснил: — Ум, значит, нужен. Большой. Понял?

— Не-а.

— Ну, вечный двигатель — это движок, сделанный навечно. Работает сам. Без ветра, без бензина, без ничего — даже без меня.

— А зачем это нужно?

— Как — зачем? Над его созданием кто только голову не ломал — не один учёный себе башку свернул! Если мне это удастся, мой портрет появится в городской газете.

— Ну, если портрет, — оценил Гук, — тогда, конечно. Леший гордо посмотрелся в большую зеркальную колбу.

— Нет, тебе не понять, — вздохнул он. — У тебя внешность не та! — И включил рубильник.

Гук зачарованно уставился на забурлившую в трубках жидкость, на прыгающие разноцветные пузырьки. Леший открыл кран, и тяжёлые капли мягко застучали по резиновому дну ведра.

— Считай, — он опять, на сей раз осторожно, зевнул. — Одна, две, три…

— Четыре, пять, шесть… — скучно подхватил Гук, тоже снова зевая.

— Считай, наблюдай, гляди, смотри. И смотри у меня, если собьёшься! — погрозил ему Леший пальцем. — А я, так и быть, посплю пока. Часиков восемь.

Он с разбегу прыгнул в кровать. Сетка провисла до пола и упруго подбросила его под потолок. Вновь прогнулась, и опять Леший взлетел, но уже чуть пониже. Его подкинуло в третий раз, и по комнате разнёсся могучий храп — он уже спал.

— Тридцать, тридцать одна, тридцать две… — бубнил Гук.

Пальчик лежал на топчане под гигантским одеялом, вышитым розовыми зайчиками, и с любопытством смотрел, как Людоед неуклюже прыгает через скакалку и бормочет себе под нос:

— Сто двадцать два, сто двадцать три, сто двадцать четыре… «Разве это людоед? — размышлял Пальчик. — Взаправдашний людоед ни за что на свете не стал бы взаправду прыгать через верёвку, словно сопливая девчонка!» — Сто тридцать три, сто тридцать четыре, сто тридцать пять… Аут! Уф-ф, — выдохнул Людоед и отбросил верёвку в угол.