14 марта 1975 г.

Я долго смотрела на твои белые страницы, прежде чем решилась начать. Не то чтобы я не хотела: я чувствую себя совершенно одинокой и не знаю, с кем поделиться. Здесь никто никому не доверяет, и в колледже, и дома. Моя подруга Элла сказала мне: когда ведешь дневник, становится легче. Похоже, ей это помогает.

Хватит ли мне смелости? Смогу ли я довериться тебе? Очень сомневаюсь, когда смотрю на смехотворный замочек, который якобы защищает тебя. Как отреагировали бы мои родители, если бы узнали, что я на самом деле о них думаю?

15 марта 1975 г.

Элла сказала мне еще одну важную вещь: личный дневник, насколько ей известно, всегда должен иметь два ключа. Вот и у нее так: один она носит на шее, а другой закопан в тайнике, не известном никому, кроме нее.

Может, мои родители один ключ оставили у себя, чтобы иметь легкий доступ к моим тайнам? Может, этот дневник — ловушка? И они нашли единственный способ выведать мои мысли, раз считают, что со мной говорить как со стенкой. Прежде чем начать, мне нужно придумать супертайник.

18 марта 1975 г.

Мои родители — трусы, и вполне заслуживают того, чтобы называться «слабаками» или «слюнтяями». Мы с Жилем так их иногда дразним между собой. Иногда мы нарочно не слушаемся, чтобы посмотреть, как они отреагируют. Вчера я сказала им, что подслушала из ванной все теленовости целиком без их ведома. Они сделали вид, что их это не больно-то и волнует, но напомнили, что стараются оградить меня от некоторых передач только ради того, чтобы уберечь неокрепшую детскую психику от сцен насилия и разврата. Долдонили как по писаному, можно подумать, урок отвечали.

Но сегодня утром я заметила, что моя мать пытается проверить, можно ли что-то услышать из конца коридора. И вечером они заметно убавили громкость.

22 мая 1975 г.

Сегодня утром в классе появился новенький. Я пошла с ним в кладовку, чтобы помочь принести стол и стул. Просто ужас, как завалена эта комнатенка. За последние годы очень многих учеников ни с того ни с сего переводили в какие-то отдаленные пансионы. А сюда поступили очень немногие. Он смотрел на меня с любопытством и спросил, как меня зовут, где я живу и не приемный ли я ребенок. Выходит, я для него интересная личность.

23 мая 1975 г.

Его зовут Шарль. Из колледжа мы вышли вместе. Он довольно занятный. Обо всех расспрашивает. Теперь я уже не уверена, что он интересуется именно моей скромной персоной.

4 июня 1975 г.

Шарля не было на занятиях два дня. Элла спросила, не знаю ли я, где он живет, хотела отнести ему домашнее задание. Я тоже успела об этом подумать, но так и не выяснила, где его дом. Решила уточнить в школьной канцелярии. Там мне ответили, что он уехал, что мое любопытство очень подозрительно и мои родители будут поставлены о нем в известность. Мне следовало бы быть посдержанней, пусть даже я не боюсь своих «слюнтяев».

2 сентября 1975 г.

Новость: Эллу перевели в какой-то пансион. Ничего не понимаю, она и словом не обмолвилась, что ее заберут отсюда. Мы с ней специально выбирали одни и те же предметы, чтобы оказаться в одном классе лицея.

Вот чего я не перевариваю, так это их секретов: ни сестра ее, ни мать не хотят дать мне ее новый адрес. Не понимаю, почему они скрытничают. Но я знаю, что настаивать бесполезно. Ее мать ужас как свирепо на меня глянула, когда я про адрес спросила. Еще один стол вынесут из класса. И это не первая подруга, которую я теряю подобным образом. Когда-нибудь я узнаю, почему родители избавляются от детей таким способом. Кто объяснит мне? Никто.

15 сентября 1975 г.

Снова вспомнила о Шарле. Мне кажется, он многое знал. Кое-что можно было бы выяснить из утренней газеты, но родители никогда не оставляют ее на видном месте, и они должны сдать предыдущую, чтобы получить следующую. Так, видно, придумано для экономии бумаги.

20 октября 1975 г.

Сегодня вечером мать объявила, что нашего кота сбила машина. Хоть я и не особенно была к нему привязана, но всегда знала, что он ко мне относится дружелюбно: вечером он иногда милостиво соглашался посидеть у меня на коленях. Тогда я чесала ему за ушком и рассказывала про свои дела, а он меня слушал. По крайней мере делал вид, что слушает. А я не похожа на идиотку, которая говорит сама с собой.

Когда мать мне об этом сказала, я расплакалась и закрылась у себя в комнате. За ужином отец сообщил, что узнал по телефону хорошую новость: соседи перепутали нашего Титу с бродячим котом, и Титу сейчас у них, цел и невредим. Я едва не завопила от радости, но вдруг заметила странное выражение на лице у матери.

3 ноября 1975 г.

Еще одна ложная новость: соседского мальчишку похитил «опасный педофил». Речь шла о маленьком Мартине, я иногда за ним присматривала, когда его родители уходили на концерт, и Мартин играл в футбол с моим братишкой.

Не знаю, почему моя мать сказала об этом как о достоверном факте. Может, она приучает нас к новостям на тему «насилие и разврат». Жиль говорит, что у нее крышу сносит.

24 ноября 1975 г.

Теперь очередь отца поиграть на наших нервах. Целую неделю он дундел, что у него рак в последней стадии и жить ему осталось совсем недолго. Жиль отозвал меня в сторону и поклялся, что предок парит нам мозги.

Сегодня утром «новое обследование» показало, что мой брат был прав.

25 ноября 1975 г.

Я прокручиваю в голове события последних месяцев и прихожу к выводу: мои родители развлекаются, пугая нас и наблюдая за нашей реакцией. Братца моего обдурить трудно, он хорошо просекает их фокусы. А вот я все время ловлюсь на их наживку.

Теперь тактика сменилась. Раньше они скрывали от нас все, что творится вокруг, а теперь будто специально выставляют все напоказ. Наверное, закаляют нас для будущей жизни.

16 декабря 1975 г.

Все, игры кончились. Пропал Жиль. По-настоящему. Родители говорят, что он, скорее всего, сбежал. Не могу в это поверить. Да как он мог бежать, не сказав мне ни слова? И зачем? Он еще слишком мал. Конечно, у него были неважные оценки за триместр, но это его не очень напрягало: он говорил, что хочет быть профессиональным спортсменом. Не пойму, почему родители смирились.

Я вспоминаю, что они плакали в последние недели — но это было до того, как Жиль пропал. Однажды я застала отца в гараже: он сидел в машине, уронив голову на руль, и плечи его вздрагивали. И у мамы по вечерам глаза были на мокром месте. А теперь им как будто полегчало.

24 декабря 1975 г.

Не представляю себе Рождества без любимого брата. Если они не собираются ничего предпринимать, я одна отправлюсь его искать. Отец через день ходит в комиссариат полиции, чтобы быть в курсе розысков. Но ничего нового. Я уверена, что он не может как следует на них там надавить и задает не те вопросы. Послезавтра пойду вместе с ним.

25 декабря 1975 г.

Я не открою свои рождественские подарки. Пока не вернется брат.

26 декабря 1975 г.

Отец распсиховался. Отказался взять меня с собой. Сказал, что закон это запрещает.

Моя подруга София призналась по секрету, что ее восьмилетнюю сестру похитили ночью четыре месяца назад, и родители запретили ей говорить на эту тему. Еще один малыш пропал по дороге в школу.

30 декабря 1975 г.

Я уверена, что от меня давно уже скрывают что-то очень важное, что-то постыдное (именно так думает и София). Когда я сказала матери, что не собираюсь ждать три года, чтобы получить право доступа к информации, она расплакалась: «Нам и без твоих глупостей тяжко!» Я прекрасно знаю, что детей отнимают у родителей, если дети нарушили этот закон. Но ведь можно разок нарушить! Родителям должно быть понятно, что невозможно постоянно контролировать всех, на это просто не хватит полицейских!

1 января 1976 г.

Ночью я уйду из дома, сегодня же. Не уверена, что я все еще люблю моих родителей.

Сегодня я украдкой прошла за отцом в комиссариат, видела, как он сидел и смотрел на часы. Развернул газету и читал ее полчаса, ни с кем не разговаривая. Потом вышел. Оказывается, он только для виду туда ходил! Дома я напустилась на мать, но по ее ответу поняла, что они с отцом заодно. Мне страшно, но я и минуты не могу оставаться с ними.

4 января 1976 г.

Я потратила почти все карманные деньги, чтобы добраться до Порта Е10. Побродив по окрестным улицам, я встретила одного типа, который мне помог. Его зовут Гарри. Он, как и я, ищет своего младшего брата, потому что его родители, как и мои, для розысков палец о палец не ударили. Он набрел недалеко от берега на заброшенный летний домик и нелегально в нем поселился. Мы сможем тут ночевать, пока не выйдем на след наших братьев. Здесь все же можно вымыться и постирать белье, и здесь я чувствую себя хозяйкой дома. Гарри догадался перед отъездом стибрить у родителей денег, поэтому мы покупаем жратву и лопаем сколько влезет.

Он слышал от кого-то про корабли, которые развозят детей по островам. Он запомнил названия нескольких островов: Эсби, Гелиос и Силоэ.

5 января

Я знаю, где Жиль. Он на Гелиосе. Это приблизительно в тридцати морских милях отсюда. Там же и брат моего товарища Гарри. Нам это стало известно, потому что «они», оказывается, сортируют детей по возрасту и полу. Гарри даже удалось проникнуть в управление капитана порта и прочесть имена наших братьев в списке, который был там оставлен на столе. Я тотчас позвонила матери, чтобы они поехали и забрали брата. Но она велела мне немедленно возвращаться и не лезть не в свое дело. Теперь мне окончательно стало ясно, что брат исчез с их согласия. Так что буду сама разыскивать моего дорогого братика.