Скорее, скорее — повернули девочки обратно — нужно спасти Фауля, пока не пришел Упырь!

Никогда, никогда еще в своей кошачьей жизни Фауль не спал так замечательно. Посудите сами: вы лежите на широкой-преширокой пуховой подстилке, ваши лапки сжимают мягкий розовый шелк, а ваш хвостик покоится на белой кружевной подушечке. Признайтесь честно: спали вы так хоть раз?

То-то. А вот Фауль сподобился.

Сны на таком сладком месте снились соответствующие. Толстая мышь была такой жирной, что идти не могла, и Фауль ловил ее, лежа на боку: тяп-ляп… ляп-тяп… Потом появился пруд: водичка чистая, прозрачная, а в ней рыбки… стаи золотых рыбок; махнешь лапой — и нацепляешь на каждый коготок по одной, махнешь лапой… Вдруг вода замутилась, и появилась огромная рука — р-раз! — заграбастала Фауля поперек живота… Прощайте, рыбки, прощай, пруд…

«Не-е-ет!» — хотел закричать Фауль. А вместо этого получилось громкое «Мя-а-ау-у!»

— Сумасшедший! — ужасалась Марион, зажимая коту морду рукой. — Ты погубишь нас всех, и прежде всего — ее сиятельство. Бежим отсюда!

С котом в объятиях она ринулась было обратно к двери. Но тут произошла заминка: Фауль пытался утащить с собой мягкое шелковое покрывало, а Марион лихорадочно и потому не очень ловко отцепляла розовый шелк от кошачьих когтей.

Хотя, как уже было сказано, борьба с покрывалом длилась всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы повернуть все происшествие в другую сторону. Эвелина обвела глазами комнату И в ночных сумерках увидала фигуру в кресле.

Изящно склоненная головка, точеный носик, белый лик, на прямых плечах пышной волной лежат роскошные волосы. Откинувшись в кресле, незнакомка не сводила с Эвелины неподвижного взгляда широко раскрытых глаз.

В первый момент Эвелина чуть не закричала от ужаса. Попятилась и, споткнувшись о кровать, упала на шелковую перину.

В следующий — уже пробиралась к креслу.

Кукла. Всего только кукла… А какая отличная мысль пришла Эвелине в голову! Просто замечательная!

Вот оно, может быть, спасение… Это должно подействовать! Обязательно должно!.. Взяв Изабель на руки (та была большая и тяжелая), девочка потащила ее через всю комнату на кровать.

— Что это ваше сиятельство надумали? — скакала рядом Марион с котом на руках. — Как бы не стало поздно! А, ваше сиятельство?

Суетясь и путаясь с пуговками, Эвелина напяливала на голову кукле свою ночную сорочку в розовых кружевах. Сорочка — так… рукава — так… Ведь кукла была почти одного роста с ней!..

Теперь уложить в постель…

Уложив куклу на место, где полагалось спать ей самой, Эвелина укрыла ее одеялом. Все отлично. Кукла была большая, и казалось, что в постели лежит Эвелина.

Воск на лице делал ее удивительно похожей на живую девочку.

Вот только глаза… Поскольку глаза кукла закрыть не могла (в те времена куклы еще не умели закрывать глаза), Изабель лежала, таращась в потолок.

Но и тут Эвелина нашла выход: шляпка куклы и чепец Марион поменялись местами. Вот так: просторный чепец Марион как бы невзначай сполз на глаза куклы до самого носа — и теперь никто бы не подумал, что «Эвелина» не спит. Да и Марион в шляпке смотрелась великолепно — совсем как светская дама.

— Все в порядке! — ободряюще улыбнулась Эвелина. — Мы их хитро обманем!

Натянув одеяло кукле до самого подбородка, она вскочила, бросила последний взгляд на Изабель… Настоящая девочка лежала в постели!

— Ну, теперь пора!

Схватив свечу, девочки бросились к двери. Взялись заручку…

— Боже, Богородица и все святые! — охнула Марион, замирая у двери. Из коридора по ту сторону двери послышались тяжелые шаги.

Кто-то прогромыхал к самому порогу опочивальни.

Остановился.

Тихонько постучал.

Не помня себя от страха, девочки и кот метнулись вглубь комнаты. Где, где спрятаться?!..

Стук повторился.

…Может, затаиться в сундуке?

— Эх, спит, — раздался голос Упыря. — Это хорошо… хорошо, что спит.

Сундук отпадал. Потому что Фауль бросился под кровать, за ним — Марион, и Эвелина — следом. Скорчившись под кроватью, едва успели затаить дыхание.

В тот же момент дверь распахнулась. В спальню на цыпочках ввалился Упырь.

— Ну, детка, — прошептал он, подходя к кровати, и башмаки его остановились в двух дюймах от носа Эвелины. — Все, детка. Досматривай свой последний сон.

Далее потянулась напряженная тишина. Только поскрипывал башмаками Упырь: видно, ждал, когда кукла досмотрит последний сон.

Тихо… Под кроватью темно, хоть выколи глаз. За спиной Эвелины слабо зашуршало. Тихонько повернув голову, девочка вгляделась во тьму.

Два зеленых огонька зажглись, погасли и снова зажглись — это моргнул Фауль. А из-за ушей Фауля глядела Марион. И вид у нее был просто ужасный: все лицо перекосилось от страдания, нос сморщился, а глаза наполнились слезами. Бедная Марион! Казалось, еще чуть-чуть — она не выдержит и разрыдается…

И тут Эвелина поняла: Марион собиралась чихнуть.

Здесь не было ничего удивительного: под кроватью было полно пыли. Слуг ведь не было, чтобы убраться. А пыль была. Десятилетняя. С тех пор как Эвелину похитили и замок опустел.

Трагично было другое: если Марион чихнет… Если только Марион сейчас чихнет!..

— Ах!.. — тихо мучилась Марион. — Ах-ах-ах!..

И как раз в этот момент раздался гулкий удар. Баннццц!.. Как будто кто-то расколол глиняный горшок. Или кувшин. Или…

— Отличный удар! — похвалил сам себя Упырь, не услыхав из-за звона, как Марион громко чихнула.

Кукла Изабель, догадалась Эвелина. Пустое тело куклы — вот что разбилось!

— Отличный сердечный удар, — радовался Упырь, потирая ручки. — Аж ребра хрустнули. Эх, бедняжка… Не пережила счастья…

И переваливаясь на кривых ножках, выкатился из спальни… Из-под кровати вылезали с опаской. Марион беспрестанно чихала, не различая ничего вокруг из-за слез. Вон, вон из этого ужасного места! Подхватив кота, она первой выскользнула из спальни. За ней, взяв свечу, поспешила Эвелина.

— Куда мы сейчас?

— Из замка вон. Схоронимся в лесу… потом в город!.. Но легко было сказать «из замка вон». Внутренние покои замка были на удивление запутанными.

Кажется, два или три раза они проходили одним и тем же коридором. Но точно трудно утверждать — может быть, четыре, а может, и все десять.

Решив, что убегать надо через ворота, стали спускаться вниз, к воротам. И спускались, и спускались… пока не повеяло сыростью подвала.

…Поднимаясь обратно, чуть не столкнулись с Бартоломеусом. Тот стоял у портьеры, закрывавшей вход в гостиную, и, не замечая девочек, прислушивался к доносившемуся оттуда разговору. А из-за портьеры явственно раздавался голос графа:

— А неплохая оказалась мысль — с «сердечным ударом»: девчонка никуда не пропала, а естественно перенеслась на небеса. Это не даст повода для кривотолков…

Дальше слушать не стали. Как ужаленные, понеслись прочь. Мимо резных комодов, мимо просторных кресел с высокими спинками, мимо рыцарских статуй…

Бежали долго. Пока не оказались там, откуда начали блуждания, а именно у двери в спальню Эвелины. Причем уже не в первый раз. И далеко не в четвертый.

Господи, помилуй! Да как же выбраться из этого замка?

Решили так: Эвелина со свечой пойдет на разведку — посмотреть, что там — в другом крыле замка. А Марион с котом подождут здесь.

Пообещав скоро вернуться, Эвелина ушла. А Марион, раздумывая над тем, считать ли везением, что именно ее взяли в служанки к ее сиятельству, или не считать, гуляла по коридору — туда-сюда, туда-сюда… Пока, завернув за угол, не столкнулась лицом к лицу с графом Шлавино.

— О-о-о! — только и могла она сказать, став бледнее лебедя.

Вид, однако, у его сиятельства был крайне мирный: небесно-голубой шлафрок, белоснежный ночной колпак с помпоном. Выглядело так, будто его колдовское сиятельство вот-вот собирались лечь в постель.