— Они были не одни. У них был сопровождающий. — Он пристально посмотрел ей в лицо. — А что вы ответите, если я скажу, что вас видели в лесу в ту ночь?

Ее охватил страх, но она не подала виду, продолжая смотреть ему в глаза.

— Я отвечу, что это ложь. Я не местная, и в лесу никогда не бывала.

Он продолжал изучать ее, пока она боролась со страхом, который был сильнее ее.

К ее удивлению, он вынул золотой портсигар и предложил ей. Она покачала головой:

— Нет, спасибо, я не курю.

Зажав сигарету между губами, он прикурил от зажигалки.

— Так же, как тогда, когда мы встречались в первый раз, — сказал он, — но тогда вы были совсем маленькой. Вам было только четыре года, а мне — двадцать. — Видя, что она не понимает, о чем идет речь, он кивнул головой. — Да, я Аксель Вернер. Ваши родители взяли меня в свой дом во время осуществления плана Нансена. — Он положил руку на лист с ее показаниями. — Когда я увидел ваше имя и домашний адрес, то решил сам допрашивать вас. Попадись вам кто-то другой, вы бы так легко не отделались.

Нансен, один из самых известных полярных исследователей в ее стране, разработал после Первой мировой войны план, согласно которому обездоленных и голодавших немецких детей селили в норвежские дома, где о них заботились. Джоана не раз слышала дома имя Акселя Вернера. Они часто дрались с Рольфом и приходили домой с синяками и разбитыми губами.

Большую часть времени Аксель проводил с ее братьями на ферме и в горах. Он учился в той самой школе, где сейчас работал Рольф. Находясь в сильном напряжении, она даже не поняла сначала, что он разговаривает с таким же акцентом, с каким говорят у нее дома.

— При других обстоятельствах вы были бы желанным гостем в моем доме, но не сейчас, когда на вас надета эта форма.

Его лицо сделалось суровым, но он не вышел из себя, и голос его остался ровным.

— Сейчас время, когда вы все должны принять нас здесь и понять, что жизнь под управлением Третьего рейха пойдет вам только на пользу. В первую очередь мы здесь для того, чтобы защитить вас от англичан, которые воюют с нами, закладывают мины в норвежских водах, чтобы топить ваши корабли, готовясь к оккупации вашей страны.

Мы пришли с дружественными намерениями, а ваш король и его правительство отвергли наше покровительство, потому что им плевать на свой народ. Посмотрите на Данию. Король Кристиан принял нас, и ни один человек не пострадал. Их народ благодарен нам. — Он довольно засмеялся, стряхнув пепел в пепельницу из оникса.

Она сглотнула.

— Я слышала, что многие датчане не приняли ваш режим.

Привстав, он наклонился вперед, и его глава сузились.

— Итак, Джоана, от кого вы слышали такое? — спросил он хитро.

Снова началась игра в кошки-мышки. Она наговорила лишнего, это была ошибка.

— Сейчас новости разлетаются быстро.

Он потер подбородок и снова сел.

— Не надо слушать глупую болтовню. Ты окажешь большую услугу своей стране, если не будешь поддерживать эти лживые разговоры. — В его глазах появился фанатичный блеск. — Норвегия отличается своей чистой северной кровью. Уже много столетий люди рождаются здесь со светлой кожей, светлыми волосами и голубыми глазами, что означает принадлежность к арийской расе. Вы, норвежцы, и мы, немцы, — потомки арийцев. Мы вместе должны способствовать тому, чтобы мир был населен нашей лучшей расой и навсегда избавился от всякого мусора.

Она смотрела на него с недоверием. Перед ней сидел человек, который вырос на ее родине, который жил среди людей, для которых не имели значения национальность и цвет кожи, и теперь он стал фанатичным нацистом.

— Я могу идти? — спросила она, стараясь контролировать свой голос.

— Ты запомнишь все, что я сказал тебе сегодня?

Она кивнула. Он понимал, что она специально соглашается с ним, но все же посчитал, что раскрыл ей глаза, потому что его аргументы были убедительны. Он взял лист с ее показаниями, скомкал его и бросил в мусорную корзину.

— Это жест доброй воли, — улыбнулся он благосклонно. Он не ожидал благодарности, так как она еще мало что понимала в жизни. — А как сейчас поживают твои родители? Надеюсь, что хорошо.

— У моей мамы и братьев все хорошо. Отца избили ваши солдаты прошлым летом, и он до сих пор не оправился.

Его лицо не выражало сочувствия.

— Я желаю твоему отцу скорейшего выздоровления после побоев, которые он сам навлек на себя своим неправильным поведением. Пожалуйста, передай своей семье самые лучшие пожелания, когда будешь писать им в следующий раз. Эдвард и Джина притащили меня, когда я был слаб и истощен. Но больше в Германии никогда такое не повторится, у нас есть новый приказ от нашего фюрера. Я должен поговорить с тобой об этом как-нибудь. — Поднявшись, он обошел стол и проводил ее до двери. — До нашей следующей встречи, Джоана. Всего доброго.

Ей хотелось бежать, чтобы надышаться свежего воздуха, но она просто пошла быстрым шагом.

Джоана работала последние дни в магазине. Ей дали разрешение на поездку домой, после того как она получила письмо от матери, в которое было вложено медицинское заключение о тяжелом состоянии здоровья ее отца.

Соня грустила из-за ее отъезда. Жена Лейфа собиралась заменить ее на работе, поэтому на место Джоаны никого не искали. Поговорив с Джоаной, она быстро вникла во все детали работы. Лейф поинтересовался, хотела бы она продолжить то, чем занималась дома, находясь в Алесунде.

— Да, — ответила она с энтузиазмом. — Я хочу сделать все, что от меня зависит.

Перед отъездом Джоана, все хорошо проверив, заперла дом Алстинов и вызвала такси, чтобы ехать на вокзал. Она надеялась, что дом ее друзей не пострадает, но все же попросила соседей приглядывать за ним. Нередко собственность евреев конфисковывалась, вплоть до домов.

На вокзале было много народу, и так как часто немецкие войска ездили по железной дороге, поезда теперь ходили не по расписанию, задерживаясь на несколько часов. Согласно правилам, окна в вагонах были занавешены, и из-за тусклого освещения читать было трудно. На остановках Джоана выходила на платформу, чтобы подышать воздухом.

Ночь казалась бесконечной. Вместе с рассветом наступило облегчение, и когда разрешили открыть шторы, то взгляду открылся великолепный пейзаж. С одной стороны были видны горы, упиравшиеся в безоблачное утреннее небо, и их вершины озаряли первые лучи солнца. Лавины тающего снега с грохотом падали вниз, и цветная радуга плясала в их потоке. Речушки, стекающие по склонам, похожие на сверкающее жидкое серебро, переливались в лучах весеннего солнца. На высокогорных пастбищах снег почти сошел, и зеленая трава уже пробилась из-под земли. Ниже тянулись непроходимые леса, в которых росли дикие цветы, а дальше начинались широкие луга и поля, фруктовые деревья, вспыхнувшие розово-белыми цветами, были похожи на пушистые облака. И лишь старые бревенчатые дома на фермах, построенные более четырехсот лет назад, оставались в своем неизменном виде. Дома, построенные позже, были покрашены охрой, синей или белой краской.

Выпуская клубы дыма, поезд въехал в широкое ущелье. Только теперь Джоана поняла, как сильно соскучилась по дому, по этим горам, фьордам, водопадам.

На многолюдной станции города Андалснес она сошла с поезда. Был уже почти полдень. Она пошла по платформе и, сама не зная почему, стала всматриваться в толпу, среди которой стоял высокий мужчина с чемоданом в руке. Он показался ей знакомым. Ускорив шаг, она направилась в его сторону, решив, что они могут вместе проехать остаток пути, и он сообщит ей все последние новости. Но мужчина отвернулся и двинулся в толпу. На станции было слишком много народу, и она не могла идти быстро, а когда сошла с платформы, его уже не было видно.

Джоана перестала думать о нем и пошла по живописной улице маленького городка в сторону пристани. Ей оставалось еще проплыть много миль по фьорду. На пароме она встала на палубе, глядя в сверкающие воды фьорда.