Он был не в состоянии понять ее. В университете они не общались, и в последний раз он видел ее на железнодорожной станции, когда они разъезжались по домам. Уже кто-то другой обнимал ее за талию, и она выглядела невеселой. Душевная рана, которую она нанесла ему, была еще слишком глубока, чтобы подойти и сказать ей несколько слов, попытаться хотя бы сохранить дружеские отношения. Позже он узнал, что она эмигрировала в Штаты и собиралась сначала остановиться у родственников в Северной Дакоте. Сейчас он был рад, что она избежала оккупации.

У пристани стоял маленький деревянный корабль. Прочитав название, Рольф вспомнил, что именно на нем Эрик проходил службу. Во времена, когда корабль курсировал вдоль побережья, он перевозил до ста пятидесяти пассажиров. Сейчас ему предстояло принять на борт пятьсот человек и еще пятьдесят охранников.

— Думаю, мы поплывем вопреки всем правилам безопасности, — произнес Рольф, обращаясь к своему соседу.

Это оказалось еще хуже, чем он предполагал. Люди набивались на борт до тех пор, пока не стало возможности пошевельнуться. Они плыли в тяжелейших погодных условиях. Их почти не кормили, а охранники, сами страдавшие от морской болезни, обращались с ними жестоко. Рольф оказался в темном помещении корабля, куда проникала лишь слабая полоска света. Его не тошнило, но многие мучались от морской болезни. Они плыли тринадцать дней, вместо положенных четырех.

Холодный арктический воздух резко ударил в лицо. Рольф помог сойти на берег своему пожилому коллеге, который едва передвигал ноги. Рольф никогда не бывал в маленьком городке Киркенес, который в основном жил за счет рыболовства и добычи руды. После тусклого помещения он ослепил его своей яркостью. Напротив взгляду открывалась огромная заснеженная долина. В мирное время туристы совершали вояжи на север, чтобы увидеть, как в полночь солнце появляется на горизонте. Сегодня местные жители привыкли к виду прибывавших сюда арестантов. Некоторые из них были настолько слабы, что еле передвигали ноги, поддерживаемые идущими рядом товарищами.

На углу какая-то женщина подбежала к Рольфу и, сунув ему в карман яблоко, быстро убежала, потому что тут же раздался злой окрик охранника, поднявшего винтовку. Кому-то еще успели передать самокрутки, сделанные из домашнего табака, а кто-то получил кусок сушеной рыбы. Люди знали, что ждет заключенных, и пытались хоть немного поддержать их.

Несмотря на то что они уже успели немало пережить с начала войны, и особенно за время последнего путешествия, Рольф просто не мог поверить в существование такого места на его родной земле. Все в лагере было серого цвета, начиная с охранников, стоявших вдоль колючей проволоки, через которую шел ток, и кончая зловонными бараками. Здесь была полная антисанитария. Некоторых из-за нехватки мест поселили в постройки с картонными стенами. Весь день люди выполняли тяжелую монотонную работу: строительство дорог, работа на рудниках и в каменоломнях.

Чаще всего из еды им давали чашку супа, сваренного на воде, и ломоть черствого черного хлеба. Условия для учителей были очень тяжелыми, но еще хуже обращались с пленными в лагере напротив, которых привезли из России и Восточной Пруссии. Им давали еще меньше еды, а наказания для них были строже, и некоторые из них были похожи на ходячие скелеты. Во время строительства дороги одного пленного застрелили, когда он сошел с дороги в поле, чтобы сорвать желтый капустный лист; голод заглушал все страхи. Рольф с еще одним парнем отнесли тело убитого на территорию лагеря, чтобы похоронить. Смерть стала слишком обыденным явлением.

Джина медленно возвращалась домой после воскресной службы. На ней была одежда, которую она обычно надевала в церковь — длинное черное платье с кружевным воротником. Ее шляпа из черной соломки за много лет сделалась бесформенной. Ей давно стало безразлично, как она выглядит, просто одежда должна быть чистой и хорошо отглаженной. Она несла маленький букетик ландышей, которые нарвала у дороги. Они покрыли долину, как будто снова выпал снег, иих тонкий аромат стоял в тихом воздухе. В то утро стеклянная ваза с этими цветами стояла на алтаре. Пожалуй, церковь оставалась единственным местом, куда не захаживали оккупанты.

В тот день она молилась за своих детей и благодарила бога за то, что Эдвард потихоньку выздоравливает. Она шла и смотрела по сторонам. Впереди лежала долина, освещенная солнцем, и так хотелось, чтобы война скорее закончилась.

Она увидела Джоану, выходящую из дома. Дочь говорила, что собирается навестить Астрид Ларсен. После ареста Рольфа Джоана стала какой-то отрешенной, задумчивой, и когда говорили другие, казалось, слушала их лишь наполовину. Ей пойдет на пользу встреча со своей пожилой подругой.

— Ты пошла? — крикнула Джина, приблизившись.

— Да, думаю, вернусь не поздно.

— Передай фрекен Ларсен мои наилучшие пожелания. — Обычное строгое выражение лица Джины не изменилось, и ничем она не показала, что волнуется за дочь не меньше, чем за сыновей.

— Я передам. Пока, мама.

Джина неожиданно схватила ее за рукав.

— Вот, — сказала она, — протягивая ей букет. — Я знаю, что это твои любимые цветы. Приколи их сегодня. — Отвернув воротник пальто, она сняла булавку и отдала ей.

— Спасибо. — Джоана приколола цветы. Никогда невозможно было догадаться, сколько ее мама знает, а о чем только догадывается.

Джоана вдохнула запах ландышей, когда спускалась по дороге. Эта встреча может быть самой важной в ее жизни.

Был тихий воскресный день. Жители прогуливались по городу. Около дома Астрид, как обычно, стояли машины, зевающие водители, некоторые из них уже знали Джоану, здоровались с ней. Она из принципа не отвечала на их приветствия, но в то же время в какой-то степени ей было их жалко.

Астрид приветливо встретила ее. На ней было шелковое платье с юбкой в складку, какие носили в начале тридцатых.

— Входи, — пригласила она. Ее спокойствие было поистине уникальным. Тот факт, что она жила словно на пороховой бочке, не мешал ей спать по ночам. Она не жаловалась на жизнь и даже сейчас считала, что находится не в самом худшем положении. Она только искренне переживала за молодых ребят, которые ходят по лезвию ножа, скрываясь у нее в подвале. Вот исейчас два бойца освободительного движения, за которыми больше, чем за остальными, охотились гестаповцы, прятались у нее под домом.

— Не снимай пока свой жакет, — посоветовала она Джоане. — В подвале всегда прохладно.

— Мне прямо сразу идти вниз?

—Да. Они ждут тебя.

Она знала, что Стефен будет там, так как получила от него зашифрованное сообщение.

— А кто еще с вашим племянником? — спросила она, втайне надеясь, что это будет не Делия. — Вы знаете? — Хотя, Джоана больше не видела угрозы в ней, встречаться с ней не очень хотелось, надеялась, что их пути больше не пересекутся.

— Узнаешь, когда спустишься. — Астрид сжала губы, и на них появилась улыбка. — Я уже привыкла не задавать Стефену много вопросов, хотя в этот раз я узнала, что это один из коллег Стефена, тоже инженер.

Вопреки ее ожиданиям потайную дверь открыл неСтефен. Ей помог войти крупный загорелый мужчина, которомуна вид было около тридцати дет, с густымикаштановыми волосами и широкими бровями. Он поприветствовал ее таким сильным рукопожатием, что кольцона ее пальце больно впечаталось в кожу.

— Рад познакомиться, — произнес он грудным голосом. — В нашей организации я известен как Гунар.

Она улыбнулась ему, почувствовав, что может доверять этому человеку.

— Вы товарищи?— спросила она.

— Возможно, ты много узнаешь обо мне, но наш друг известен под прозвищем Англичанин. — Он показал через плечо большим пальцем туда, где сидел Стефен за столом, освещенным лампой. — Иногда он говорит «мы» вместо «я», когда речь идет об организации в целом, но я скажу тебе, что в этом регионе каждый выполняет индивидуальный приказ.