Тележку катили вдвоем — Степа впереди, а Пашка сзади. И все же она казалась теперь в сто раз тяжелей, чем раньше. Любаша шла рядом и видела, как у Степы с затылка, по запыленной шее, пот струйками стекал под рубашку, а на самом кончике уха давно уже висела большая мутная капля и никак не отрывалась.

— Ну давайте же, я помогу, — в третий раз предложила она.

— Мы сами… без тебя обойдемся, — ответил Степа и сделал вид, что остановился не потому, что ему хотелось передохнуть, а чтобы вытряхнуть из тапочки песок.

— Подумаешь, помощница выискалась! — скривил рот Пашка.

Любаша понимала, почему они упрямятся: хотят покрасоваться перед ней, своей выносливостью похвастать. И чем дольше будешь просить их, тем больше они станут упорствовать. Любаша уже изучила этого Степку. Он, правда, настоящий парень, смелый, прямой и даже очень, очень добрый — она вспомнила о подаренных ей жемчужинах и улыбнулась, — но чересчур уж самолюбивый.

На этот раз Любаша решила не отступаться.

— Ведь втроем мы быстрее докатим, — убеждала она. — Нам же нужно поскорей, а то тетя Марфа не успеет Мите ужин сготовить.

Но мальчики молчали. Тут уж Любаша не выдержала. С решительным видом она подошла сзади к тележке.

— Пусти, теперь я покачу! — заявила она.

— Ну ладно. Так уж и быть, — снисходительно сказал Пашка и, словно оказывая ей величайшее одолжение, уступил свое место.

Передохнув, Пашка стал на место Степы, а Степа, немного остыв, сменил Любашу. Продвигались теперь куда быстрей, чем раньше. В селе Любаша оставила мальчиков и побежала вперед.

Солнце стояло еще высоко над морем, когда Степа и Пашка, с красными, припеченными носами, насквозь пропылившиеся, вкатили тележку на Митин двор.

На крыльце их уже поджидала Любаша. Она успела почистить платье и умыться.

— Тише, тише, мальчики, — зашикала она. — Митя спит, а тетя Марфа, наверно, ушла в сельпо. Вот удивится — откуда у нее столько воды.

— А ты скажи откуда, — посоветовал Степа.

— Зачем? Пусть догадывается сама, кто ей помогает.

— Лучше в открытую. Скажем тете Марфе, что каждый день будем привозить воды. Верно, Паш?

— Верно. Ей спокойней будет работать в поле.

На следующий же день Степа и Пашка с утра собрались искать колодец в береговых штольнях. На этот раз, кроме бидонов и каната, они захватили с собой еще лампу-«летучку», кисть и баночку жидкой черной смолы, которые Пашка выклянчил в рыболовецкой бригаде.

Все это было необходимо до зарезу. Особенно смола и кисть. По уверениям Степы, стрелки, которые он собирался ставить на стенах, — лучшее средство не заблудиться в запутанных коридорах «волчьих» штолен.

В восемь часов утра мальчики были уже у входа в каменоломню. Но тети Маши возле шахты не оказалось: она, наверно, не дождалась их и спустилась в шахту.

Ребята решили до ее возвращения обойти верхние галереи. Оставив тележку с бидонами возле наклонного хода, они спустились в шахту. Пашка зажег «летучку» и поправил фитиль.

Сперва бродили по сквозному залу, затем в прилегающих галереях, где с потолка брезжил слабый сумеречный свет, пробивавшийся через трещины. Всюду ребята натыкались на старые каски с вмятинами от пуль, на покоробленные пулеметные диски, наступали на позеленевшие гильзы патронов или цеплялись за проволоку. Много видели они и простых житейских вещей: дырявые ведра, железные печурки, ложки… Стены были сплошь исклеваны пулями и осколками гранат.

Здесь, в темноте подземелья, партизаны когда-то вели жестокие схватки с фашистами. По несметному количеству стреляных гильз, пустым пулеметным лентам и разорванным дулам автоматов они могли судить, как дорого доставался тут фашистам каждый метр советской земли. Всюду, за каждой колонной этого зала, в любом штреке и галерее, их встречали огнем. Партизаны бились до последнего патрона и умирали в глухих, темных штольнях под дном моря, предпочитая смерть плену. Уже пал Севастополь, оставлена Керчь, враг на Волге, — а здесь, в темноте подземелья, горстка советских людей, отрезанных от своих, многие месяцы еще продолжала сражаться.

В одной из светлых галерей по большой дыре в потолке и следам свежего обвала Степа сразу узнал то место, где он вчера провалился, когда бежал наперегонки с Любашей. А в соседнем коридоре он случайно обнаружил ход в штольни нижнего яруса, о котором говорил дядя Ефим. Степа хотел немедленно спуститься туда, но Пашка остановил его:

— Подождем тетю Машу. А пока давай лом пособираем. Глянь, сколько его тут! Вагон!

По расчетам Пашки выходило, что за полчаса они соберут столько лома, что вырученных денег им хватит и для задуманного похода на канал, и на покупку радиоприемника для отряда.

Мальчики взялись за дело. Степа подбирал все подряд, а Пашка с разбором. Он брал гильзы от снарядов, котелки, ложки — всё из цветных металлов. И действительно, довольно скоро они сложили в сквозном зале две большие кучи лома, повыше своего роста. Напоследок Пашка обмакнул кисть в смолу, обошел вокруг кучек и сделал пометки на гильзах, котелках и других, по его мнению, наиболее ценных вещах. С собой Пашка взял только ствол винтовки без затвора и приклада, а Степа захватил автомат с разорванным дулом и маленькую солдатскую лопатку. С этой добычей ребята и встретили тетю Машу у входа в шахту. Отдав ей бидоны, они вернулись в галерею, откуда начинался спуск в нижний ярус. Чтобы не таскать с собой тяжестей, «оружие» и лопату сложили возле стены у входа.

Степа, держа перед собой лампу, начал спускаться по крутому наклонному ходу. Пашка шел за ним. Тусклое пламя «летучки» едва светило и казалось бессильным перед толщей окружавшей их тьмы. Через минуту они вышли в большую комнату. Степа решил осмотреть ее и стал продвигаться вдоль стен. В каждой из них он обнаружил черные узкие проходы, которые вели в глубину катакомб.

В какой проход идти? Направо, налево, прямо? Степа в нерешительности потоптался на месте, но потом набрался храбрости и заглянул в каждый из них. Ходы вели в такие же комнаты, как и та, в которой они находились, но эти комнаты были выбелены известью. На потолках и стенах виднелись следы давней копоти и пыли. Посреди стояли печурки, сложенные из камней и глины, а на полу валялись сломанные кровати, труха от матрацев и санитарные сумки. В комнате слева, в которую Степа заглянул под конец, он приметил старый диван с содранной обивкой, а в одной из стен — темную нишу с невысокой лежанкой. Эта ниша, как видно, служила для спанья. В противоположной стене зиял узкий черный проход, уводивший куда-то дальше.

— Пошли посмотрим! — Пашка тихонько подтолкнул друга.

Степа взял у Пашки кисточку, нарисовал на стене черную стрелу с острием в сторону выхода и направился к темневшему перед ним проходу.

— Стой! Тут что-то белеет. — Пашка нагнулся и покопался в трухе полусгнившей мочалы. — Гляди-ка! Сигарета! — удивленно прошептал он.

Да, это действительно была настоящая сигарета с золотым ободком на конце, вроде небольшого мундштучка. Табак свежий, не попорченный, и на гильзе не заметно ни одного желтого подтека или пятнышка. Сигарету словно только что вынули из пачки.

Мальчики переглянулись. Одни и те же мысли пронеслись у обоих. Степа почувствовал, как кровь прилила к лицу и гулко застучала в рисках. Пашка вздрогнул и оглянулся, точно кого-то почувствовал позади себя в темноте.

— Может, уйдем? — еле слышно прошептал он.

Степе тоже хотелось уйти. Вернее, бежать без оглядки. Но как уйти и ничего не узнать? Разве так поступил бы настоящий солдат-разведчик? Тот остался бы здесь и все обшарил вокруг.

Степа молча кивнул на черневший проход в тайники катакомб и, пересилив дрожь в ногах, бесшумно двинулся вперед. Но лишь только переступил он порог, как на полу что-то зашуршало. Мальчик вздрогнул и замер. Шорох прекратился. Степа посветил под ноги и увидел на полу большой обрывок газеты. Судя по жирным пятнам, в бумагу была завернута какая-то снедь. Число и месяц, обозначенные на обрывке, ошеломили и Степу и Пашку — газета оказалась всего лишь недельной давности. Степа осторожно сложил ее и спрятал в карман.