— Смотри, и наживу успел сожрать!

Степа старался скрыть огорчение, но это ему не удавалось. Митя посмотрел на него с сожалением, как смотрят на безнадежных неудачников.

— На, возьми мою наживу, — великодушно предложил он. — На свое мясо бычок лучше берет, и наживка не сорвется.

— А какой же он черный и жадный, — заметил Степа.

— С голоду небось почернеешь, — отозвался Пашка.

— Почему с голоду?

— А потому! Это ж самец. Самка выметнула икру на камни, вильнула хвостом и удрала. А он полил икру молокой и сторожит, чтобы мелкая рыбешка какая не слизнула. Так и стоит, и еще плавниками подгоняет пузырьки воздуха, пока мальки не окрепнут и не разбегутся. Ему и пожрать-то некогда. Оттого он и дохлый, и его всегда выбрасывают.

— А я думал, что порода такая, — признался Степа.

Он наживил мясо бычка, но не спешил забрасывать лесу.

Взяв горсть соленых тюлек, он кинул их для приманки за борт и с минуту следил, как, поблескивая серебром чешуек, они опускались на дно. Убедившись, что они легли под кормой, он закинул лесу. На этот раз грузило еще не успело коснуться дна, как леса натянулась и затрепетала в руке. Степа поспешил ее вытащить. Жирный кругляк упал на решетку к ногам и судорожно забился.

Митя оказался прав — нажива была цела. Степа опять закинул лесу и тут же вытянул другого кругляка, который сорвался с крючка и упал прямо в ведро.

Казалось, рыба теперь на лету хватала наживу, не давая ей погрузиться. Степа вытащил десять бычков подряд.

Он и сам не понимал, что же произошло. То ли привлекла их брошенная приманка, то ли корму лодки течением незаметно передвинуло на более удачное место, где бычки скрывались между камнями. Как бы там ни было, но теперь он не имел ни минуты передышки. Ему казалось, что все бычки этой чудесной бухточки собрались под кормой и оравой набрасываются на его крючок.

Первое время Степа еще ревниво поглядывал на друзей, которые тоже частенько вытаскивали бычков. Но вскоре, совершенно ошалев от восторга и счастья, он перестал их замечать. Солнце уже поднялось высоко; казалось, довольно, пора бы и домой. Но, охваченный азартом, Степа не мог устоять перед соблазном ловить еще и еще. Стоило ему только почувствовать трепет лесы в руке, как у него перехватывало дыхание, и он забывал обо всем.

Кепка давно сползла на затылок, и черные вихры торчали во все стороны; на лбу высыпали мелкие росинки пота, а уши пылали, как спелая малина. Снимая с крючка скользкого бычка, он бросал ликующие взгляды на Пашку и Митю.

Пашка давно заметил, какая удача привалила Степе. И это сильно задело его. Чтобы он, природный рыбак, уступил в таком деле, как рыбная ловля? И кому? Степке! Он и в море-то никогда не выходил.

Куда девались Пашкина важность и напускное спокойствие! Теперь он внимательно следил за Степой и подсчитывал его добычу. Получалось в пользу Степы. По совести говоря, здорово-таки он наловчился. С чувством невольного восхищения Пашка смотрел на товарища, которого он еще недавно учил закидывать лесу.

Пашка ловил теперь сосредоточенно, пуская в ход всю свою сноровку. Он то выбрасывал в воду мелко нарезанную тюльку, то сыпал за борт хлебные крошки, то закидывал лесу на одну, а затем на другую сторону. И все чаще и чаще он стал подсекать и вытаскивать бычков.

Мальчики ловили в напряженном молчании. Ничто постороннее не привлекало их внимания. Не заметили они и небольшого серого облачка, которое поднялось из-за крутого берега и закрыло солнце.

Над шлюпкой с криком кружились чайки, или мартыны, как их называли по-местному. Самые проворные и смелые падали в воду рядом с лодкой и подхватывали бычков, выброшенных за борт. Раза два над самой мачтой пронеслись стайки куликов и скрылись за скалами. В другое бы время мальчики не удержались, чтоб не пугнуть птиц. Но сейчас не до этого было. Каждый дорожил минутой, опасаясь прозевать хороший клев и, что страшнее всего, отстать от товарищей.

Серое облачко, вначале чуть застилавшее солнце, вырастало, наливалось свинцом, превращаясь в тяжелую грозовую тучу. Туча медленно и тяжело, как бы нехотя, поднялась из-за высокого берега, а потом начала быстро заволакивать небо, нависая над морем, над мысом и бухтой.

Неожиданно загрохотал гром. Степа вздрогнул.

Увесистая капля звонко шлепнулась в неподвижную сонную воду и развела круг, за ней другая, третья… Пашка опасливо поглядел на восток.

— Кончай! Надо сматываться, пока зыби нету, — осипшим голосом сказал он.

Степе не хотелось прерывать ловлю. У него уже было девяносто шесть бычков. Впервые он поймал больше Пашки — на девять штук. Но ничего не поделаешь. Он начал наматывать леску на мотовильце.

Пашка торопил. Степа вытянул из воды камень и оглянулся. В бухточке стояла тишь. Ветер, срываясь с высокого берега, пролетал над головой и дальше несся свободно, покрывая море полосами серой мелкой ряби. Эти полосы двигались все дальше и дальше к горизонту, на глазах баламутя застывшую гладь.

— А мы поспеем? — усомнился Степа.

— Поспеем. Только поскорей надо, — заверил Пашка.

— А если трепанет? — Митя боязливо оглянулся на посеревшее море. — Может, здесь переждем?

Он с надеждой посмотрел на длинный каменный выступ, протянувшийся от левого берега бухточки до ее середины. За выступом, похожим на естественный гранитный мол, укрывалась небольшая тихая лагунка.

— Вот там бы и переждали. — Митя махнул в сторону лагунки.

— Тю-у, уж испугался! — Пашка скривил губы. — Ну и трус же ты! Чуть что, начинаешь скулить.

— Поехали, чего тут отсиживаться и мокнуть, — поддержал Пашку Степа.

— Садись на руль, — скомандовал Пашка, — а мы с Митькой грести будем.

Но за это время, пока мальчики снимались с якоря и плыли вдоль берега к Черному мысу, ветер заметно усилился. Издали было видно, как за мысом у входа в бухту уже мелькали белые гребни волн, а над грядой подводных камней, лежавших ближе, вода пенилась и вздыхала, то поднимаясь, то опускаясь. Из крутящихся воронок высовывались мохнатые лилово-синие горбы подводных скал.

Налетел новый порыв ветра, и хлынул дождь. Крупные капли так сильно хлестнули в лицо, что Степа отвернулся. Но от этого не стало легче. Водяные струи шлепали в спину, попадали за ворот и ледяными змейками ползли по спине и груди.

Стремясь выиграть время и сократить путь, Пашка велел вести шлюпку прямо между подводными камнями. Степа побледнел: лодка должна была проскользнуть там, где не всегда проходили даже рыбацкие байды. Но приказ капитана есть приказ, и как ни страшно, а его надо выполнять. Степа подался вперед и весь напрягся, определяя на глаз расстояние между кипящими воронками и ширину шлюпки. Ему казалось, что он до тонкости все рассчитал и шлюпка обязательно проскочит. А там, за камнями, уже не страшно.

Митя беспокойно оглянулся на водоросли, то появлявшиеся в воронках, то исчезавшие под водой.

— А мы не сядем? — спросил он.

— Чего под руку каркаешь? — осадил его Пашка.

— «Каркаешь, каркаешь»! А вот застрянем, тогда узнаешь.

— Крой, Степ, крой! Не слушай его, — подбадривал Пашка. — Так держи! Так!

Шлюпка с разбегу рассекла воду между воронками как раз в тот миг, когда подкатила волна. Нос и середина шлюпки прошли благополучно. Пашка и Митя царапнули веслами фиолетовые шапки камней, стараясь посильней оттолкнуться. Но корма опустилась, и всех качнуло вперед. Киль мягко задел за водоросли, и лодка остановилась.

— Тьфу! — плюнул Пашка и зло покосился на Митю. — Накаркал. Нехватало только застрять и вдрызг вымокнуть.

— Греби, греби сильней! — крикнул Степа, в душе проклиная и Пашку и себя за то, что пошли через подводные скалы.

Впрочем, не все еще было потеряно. Степа вскочил со скамьи и сделал два шага к банке, на которой сидели Митя и Пашка. Корма на волне поднялась, и шлюпка стронулась с места.