— А к вампирам доказательства нельзя подобрать? — спросил Лучан, не отрывая глаз от вина.

— Корпорации, которые наживаются на доверчивых зрителях, докажут тебе все, что хочешь. Взять хоть анонсы «Похоти». Почему, ты думаешь, наш спонсор подался туда же? Потому что деньги очень даже реальны. Но мертвецы, пьющие кровь живых, сгорающие на солнце и вынужденные весь день спать в гробах? Я тебя умоляю.

— Мифы многое преувеличивают, — скривил губы Лучан. — Некоторые авторы, включая твоего мистера Стокера, насочиняли уйму чепухи…

— И способные, кстати, превращаться в летучих мышей, — добавила Мина.

— А некоторые писали правдиво, — закончил Лучан, подлив ей вина. — Давай подытожим: ты бы не хотела иметь никаких дел с вампирами, если допустить, что они существуют?

Мина прикусила губу — Лучан невольно отметил, как та налилась кровью, став еще ярче.

— Это уже смахивает на предрассудки. Ты не будешь думать обо мне слишком плохо, если я скажу, что оборотни и хоббиты мне тоже не нравятся?

Лучан положил свою руку поверх ее. Кожа, мягкая и гладкая с виду, на ощупь была такой же.

— Я бы никогда не подумал о тебе дурно.

— Знаешь… не зарекайся. — Она взяла бокал свободной рукой и сделала довольно большой глоток. — Ты пока еще ничего обо мне не знаешь.

— А если бы ты вдруг узнала, что я вампир? — Лучан нарисовал пальцем кружок на ее руке. — Возненавидела бы меня?

— Тоже мне, вампир выискался, — засмеялась она.

— Что так? — поднял брови Лучан.

Она поставила бокал, высвободила другую руку, ухватилась за его галстук и вдвинулась коленями меж его ног.

— У тебя была полная возможность съесть меня вместе с теми мышами. И в большом темном музее тоже, а ты ничего. Не думай, я все замечаю.

Она взялась за его табуретку, опять-таки между ног, пригнула его за галстук к себе и сказала низким от вина голосом:

— Вообще-то у меня уже был парень, который кусался… фигурально, конечно. Я как-то надеялась, что больше мне судьба таких не пошлет.

Ну и кому здесь грозит опасность? — подумал Лучан. Он тонул в ее глазах, как в двух полночных прудах, и как будто не возражал против этого.

— Я никогда не стану тебя кусать, — прошептал он, — если сама не захочешь.

И поцеловал ее, сам не зная, преуспел он или потерпел крах. Он сказал ей то, что требовала сказать его честь, а она не поверила — разве он виноват?

Да, виноват. Он не представил ей доказательств, в которых она нуждалась… и не собирался этого делать сейчас, пока ее рука находилась в столь опасной позиции. Человек, сохранившийся в нем, жаждал спасения, но чудовище хотело совершенно иного.

Придется тебе потерпеть, человек.

Обняв Мину за талию, он притянул ее к себе властным жестом. Она, кажется, слегка удивилась, но ему было уже не до вежливости. Взгромоздив ее себе на колени, он впитывал губами и языком то, чего не могли ему дать зубы… спасение, о котором мечтал веками.

От Мины исходил тихий стон, выражавший то ли удовольствие, то ли протест: этот поцелуй сильно отличался от того, каким они обменялись в музее. Там Лучан целовал ее трепетно, точно боялся сломать, теперь он обнажал перед ней свою душу, требуя того же и от нее. Мину это, надо сказать, не пугало, даже наоборот. Она оседлала его под широкой юбкой — теперь единственной преградой между ними были ее кружевные трусики и его брюки. Ее губы пылали жаром, тело втягивало Лучана в себя. Ритмичное биение ее сердца отдавалось в его висках, делая поцелуй еще глубже.

Его губы перешли к ее горлу, рука охватила грудь. Теперь бешеный ритм отстукивал у него между пальцами. Губы, проникнув за вырез платья и чашку лифчика, пришли им на смену. Мина, запустив руки ему в волосы, выгнулась от прикосновения его языка, трусики еще теснее прижались к брюкам.

Лучан так больше не мог. Оторвавшись от нежной груди, он рывком подхватил Мину на руки.

— Уже знаю, — засмеялась она. — Хочешь уволочь меня в спальню и надругаться?

— Да, — прорычал он.

Его постигнет проклятие за то, что он собирается сделать, — хотя он и так уже проклят.

Глава двадцать девятая

9.15, 16 апреля, пятница.

Западная Юнион-сквер 15, пентхаус.

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.

Мина проснулась от запаха поджаренного бекона.

Сначала ей показалось, что она в Нью-Джерси, в родительском доме — больше она нигде не просыпалась от таких ароматов.

Лежала она, однако, не в лиловой с белым девичьей спальне с коллекцией Бини Бэби, а в модерновом, выдержанном в коричнево-серых тонах пентхаусе Лучана Антонеску. Джек Бауэр стоял на постели рядом с подушкой и громко сопел.

— А ну-ка слезь, Джек, — машинально пробормотала Мина и скинула его на пол. Он противно заскрежетал когтями по черной плитке и снова вскочил на кровать.

Память возвращалась к Мине обрывками. Они пошли к графине, потому что Джон настоял… и там оказался Лучан, спасший ее у собора Святого Георгия. Они поболтали, посмеялись, он предложил вместе выгулять Джека Бауэра…

Потом они вломились в музей Метрополитен и целовались перед изображением Жанны д’Арк. Он пригласил ее к себе домой, она согласилась.

Потом они…

Господи Боже!

Мина рывком села, взялась за виски и опять рухнула на подушки.

Они что, действительно занимались любовью всю ночь?

И он действительно, если верить обонянию, готовит ей завтрак?

Мина заулыбалась, но Джек пресек это, сиганув ей на диафрагму.

— Ой, Джек! Не смешно!

Но он и не старался ее насмешить. Он ныл, скреб ее когтями — не слишком приятное ощущение, поскольку она лежала под темно-серой простыней в чем мать родила — и облизывал ей лицо.

Угораздило же ее выбрать самую невоспитанную собаку во всем приюте.

— Все-все, уже встаю!

За окнами от пола до потолка, выходящими на террасу, сияло прекрасное весеннее утро — не такое уж раннее, определила Мина несмотря на слегка затемненные стекла.

Мобильник, выкопанный из сумочки на полу под кроватью, подтвердил, что она опаздывает. Вот тебе на.

В телефоне обнаружилось также семь сообщений: четыре от Лейши, два от матери, одно от Джона (возможно, с предупреждением, что мать звонила домой). Да, по ночам Мина отсутствовала не часто… практически никогда.

Но уж если отрываться, то по полной программе.

Сидя на краю кровати, Мина настучала ответ Лейше, чьи послания приобретали все более панический характер:

«Все хорошо, даже очень. Позвоню позже».

Джону она написала:

«Ты ничего не сказал маме, нет?

P.S. Я в Румынии»

Матери нужно будет перезвонить — эсэмэски для нее что китайская грамота.

Непонятно, как быть с работой. Какой сегодня день, пятница? Кто-то, кажется, должен был на пробы прийти…

— Я думал, ты уже встала. — Вздрогнув от звучания красивого баритона, Мина узрела самое восхитительное, что ей доводилось наблюдать на последние месяцы: Лучан Антонеску, в одних пижамных штанах из серого шелка, держал в руке бокал для шампанского — похоже, с апельсиновым соком. — «Мимозу»?

Мина решила бы, что все еще спит, если бы Джек Бауэр не впечатал лапу ей в почку.

— Ой. — Прикрывая грудь простыней, она деликатно спихнула Джека с постели. Тот, тявкнув, приземлился на кучу их с Лучаном одежды. — Какой ты милый, Лучан. С удовольствием.

Улыбка Лучана говорила, без преувеличения, о страстной любви. Мина, получив возможность рассмотреть его при дневном свете, нашла, как и ночью, что он — само совершенство. Крупный, но без намека на жир, настоящий атлет без некрасиво выпирающих мускулов, восхитительно мужественный. Вспомнив, как она гладила эту широкую спину, обнимала стройную талию и даже целовала твердый живот с полоской темных волос, Мина залилась краской.

— Доброе утро. — Лучан, нагнувшись поцеловать Мину, вручил ей коктейль.