Но как бы ни вела себя Мэдж Келли с ним или с кем-нибудь еще, у нее было доброе сердце. Она заслуживала встречных улыбок и душевного покоя, который позволил бы ей спокойно спать ночью. И улыбнувшись как можно добрее, он пожелал спокойной ночи и отправился к себе.

Когда восходящее солнце позолотило старые орехи перед домом, Майкл вместо того, чтобы догонять сон, ускользнувший от него этой ночью, вытянулся на узкой койке, прикрыл глаза и перенес свое внимание на пятьсот миль отсюда. Потом поднял трубку и набрал номер.

— Слушаю, — прозвучало на другом конце провода.

— Эй, Энди, это я. Привет.

— Привет, Майкл, — ответил Эндрю Джексон Спеллиан. — Что случилось?

Майкл потер щетину на подбородке.

— Кажется, я наделал глупостей, дружище.

— Конечно, наделал. Ты пошел служить на флот.

Майкл ухмыльнулся. Энди есть Энди.

— Нет, не то. Мне нужна женщина, Энди.

— Эй, дружище! Здесь ветеранский центр, а не массажный салон «Адам и Ева». Надеюсь, ты не нарушал федеральных законов?

— Заткнись и слушай.

— Я весь обратился в слух. Так что же ты натворил?

— Я отправился повидать мою сиделку.

Наступила долгая пауза.

— Как я догадываюсь, без особого успеха?

— Для меня — да. Поразительно, понимаешь?

— Да. Понимаю.

Майкл машинально сделал выразительный жест рукой.

— Мне кажется, что она так глубоко зарылась в прошлое, что не может разглядеть света в окошке.

Энди нехорошо выругался.

— Ах, черт, это моя вина, Майкл. Я должен был предупредить тебя.

— Предупредить?..

— Да. Я еще несколько месяцев назад получил доклад. Было непросто найти консультантов по женщинам. Но в конце концов мы выяснили, что ПСС не является прерогативой только мужчин, ясно?

ПСС. Посттравматический стрессовый синдром. Диагноз семидесятых. Прекрасное название для ожившего ада. Никогда не считался серьезной проблемой, пока у некоторых детей, переживших похищение или другие беды, не начала проявляться та же симптоматика, как у вернувшихся с войны ветеранов. Порой неуловимая, проникающая глубоко в сны и превращающая жизнь в катастрофу. Столь сильнодействующая, что более чем через двадцать лет такие же мужчины, как Майкл, давным-давно вернувшиеся к мирной жизни, вдруг снова проваливались в те страшные, которые их когда-то сломали.

Мужчины.

Он как-то всегда думал о жертвах только как о мужчинах. Мужчины страдали, в то время как женщины утешали их. Женщины в Корее возникали как Божий дар, ясноглазые, нежные и пахнущие душистым мылом. Награда для тех, кто выжил, напоминание о том, что в мире еще существуют красота и доброта.

Все эти годы он совсем не думал, что женщины тоже приносят с войны собственные кошмары.

Майкл вздохнул. Надо было быть сообразительней. Хотя бы немного.

— Я все понял, дружище. Что мне теперь делать?

— Ты же говорил, что тебе нужна женщина?

— Не пойму, с чего все началось. Так что же мне все-таки делать?

— Действуй так же, как если бы встретился с кем-то из ребят. Побудь там, пока я не сумею тебе помочь.

Майкл подумал об обязанностях, ждавших его дома, о дочери, которая беспокоилась, не имея от него вестей со вчерашнего дня. Затем вспомнил, как Мэдж сжимала в руках свою кружку в этой сверкающей белизной кухне — инстинктивный жест человека, которому больше не обо что согреться, когда ему холодно. А в Корее было холодно. Очень холодно.

Он, наконец, подумал о печали, которую распознал в глубине ее глаз. Энди назвал бы это «неприкосновенная меланхолия».

— Майкл!

— Да, я понимаю. Мне бы хотелось только быть чуточку сообразительнее. Я боюсь ей навредить, Энди. Ей и так сейчас досталось, и все из-за меня. Может быть, взять и…

— Нет, нет. Забудь об этом!

— Но с ней было все в порядке. Она крепко стояла на ногах, понимаешь? Дети, карьера. Черт возьми, у нее даже собственное дело! И я уехал, а когда через два дня вернулся, она вдруг вся провалилась в прошлое.

— Не было бы тебя, нашелся бы кто-нибудь другой. Ей повезло, что именно ты оказался там, чтобы подхватить ее, когда она проваливалась.

— Хотел бы я быть в этом уверен, Энди…

— Я уверен. ПСС — не та штука, которая вдруг проходит, приятель. Ты это знаешь. Это — большой, грязный крот, который роется под землей и выскакивает в самый неподходящий момент. Ты его видел, и я видел. Мы можем помочь ей. Надо только найти кого-нибудь с тем же опытом, что у нее.

— Насколько я выяснил, она была в девяносто первом эвакогоспитале с 50-го по 51-й. Найдешь кого-нибудь из того времени?

— Постараюсь. А пока особенно не натягивай вожжи. Все будет хорошо.

— Да, ты прав. Все будет хорошо.

Майкл думал о хрупком равновесии, в котором находилась Мэдж, о детях, которых она защищала от своих демонов, и молился, чтобы Энди оказался прав. Потому что ПСС — это не крот. Это чудовище.

Мэдж не хотела расстраиваться.

— Это не самое страшное, Надин, — сказала она.

Крупная черная женщина, стоявшая перед ней, подбоченилась, ее глаза сверкнули.

— Ты же не хочешь, чтобы ее уволили, не так ли?

Мэдж отвернулась. Надо, пожалуй, принять аспирин.

— Не я решаю, — ответила она. — Я только обязана уведомить босса, когда она завтра выйдет на работу. А пока, если Барбара снова решит остаться дома без объяснений, я смогу помочь ей, взяв ее пациентов.

— У тебя уже есть два своих, — возразила Надин.

Мэдж проглотила таблетку и запила ее холодным кофе.

— А у тебя — три. Но это не повод подставлять коллегу.

Надин направилась было к выходу, но вдруг остановилась.

— Мэдж, — сказала она, понизив голос, чтобы ее не услышали коллеги, толпящиеся в отделении интенсивной терапии, — ты в порядке?

Мэдж лишь вздохнула и вымученно улыбнулась подруге.

— Я просто устала. Ресторан очень утомляет.

Надин была явно недовольна.

— Скоро ты отсюда уволишься?

— Мечтаешь от меня избавиться?

— Мечтаю, чтобы ты перестала выглядеть все время чертовски усталой и бледной.

Надин пошла к своим пациентам, Мэдж сняла трубку телефона.

— Алло, Марианна? Это Мэдж. У нас сегодня не пришла одна из сестер, а пациентов полно. Можно одолжить кого-нибудь из хирургии?

В трубке послышался вздох.

— Ты отлично знаешь правила, — сказала Марианна Паркинсон, инспектор по кадрам. — Если вам нужна экстренная помощь, надо подать заявку до семи утра.

— Я до семи тридцати не знала, что она не придет.

— Это не мои проблемы, — отрезала инспекторша. — У меня на руках двадцать девять отделений. Ты прекрасно понимаешь, какой наступит хаос, если мы не будем твердо соблюдать правила.

Мэдж зажмурилась. У нее вдруг перехватило дыхание от внезапной слепой ярости. Спокойно, скомандовала она себе. Не будешь спокойной, вообще ничего не сделаешь. Тем не менее голос у нее дрогнул:

— Но я знаю, что хирургия не загружена, Марианна. Мы же просим всего лишь сиделку, не хирурга.

— Нет, Мэдж. Станешь инспектором, тогда поймешь, что это такое.

Трубка запульсировала короткими гудками, заставив Мэдж застонать от бессильной ярости. Повернувшись к стене, она разразилась потоком ругательств, каких от нее никогда еще не слышали. Мэдж обрушилась на всех этих безмозглых, бесхребетных инспекторов, которые принимают идиотские решения, рискуя жизнью больных.

— Мэдж, детка, что-то не так? — Это была Надин. Мэдж услышала в ее голосе тревогу и постаралась взять себя в руки. Ей не сразу это удалось. Она чуть было снова не выругалась, но все же сдержалась. Повесила трубку и улыбнулась, ощущая жгучее желание пойти вцепиться в горло Марианне Паркинсон.

Давно она не испытывала такого желания.

— Сделай милость, — обратилась Мэдж к коллеге, — скажи Терезе, пусть останется сверхурочно еще ненадолго. Я все устрою. Пойду в хирургию и попрошу у них сиделку. Пойду, да, пойду…

Чтобы не сорваться, ей нужно было срочно сменить обстановку, глотнуть свежего воздуха.