— Ты не понимаешь, Кэнди. Или недопонимаешь.
— Так объясни. — Кэндис произнесла это чуть более раздраженно, чем собиралась. Она, признаться, не ожидала, что ее неунывающая, непробиваемая подруга Глория станет устраивать такую драму из... вещей нематериальных.
Глория вздохнула и сгребла в аккуратную кучку растерзанные останки салфетки.
— Я думала, что это будет как всегда. Как бывало раньше. Мол, все просто: мне понравился мальчик, я понравилась ему, мы поцеловались, решили пойти дальше, а дальше был секс. И тут я понимаю, что секса в моей жизни раньше не было, вообще, никакого, а секс начался только теперь и я лучше сдохну, чем потеряю это сокровище. Потому что мысль о возвращении к прошлой жизни, пресной, бледной, никакой... Представь себе, что ты всю жизнь питалась на помойке — плохой пример, да, но ты все же попытайся, — а потом тебе вдруг открыли вход в ресторан. И там ты ешь отбивные, и икру, и бисквиты, пропитанные вином, и форель, и бог знает что еще — а тебе говорят, что это только праздник, который скоро закончится. Через неделю. Или две. Или даже месяц. И ты ешь белое мясо, и каждый раз как последний. И ты не в силах насытиться. И ты принимаешь эти дары уже со слезами на глазах... Потому что, когда двери ресторана закроются, тебе снова придется есть с помойки.
— Послушай, но ты ведь не можешь приковать его к себе цепями, чтобы он был повсюду рядом и мог удовлетворять твои желания всегда, когда ты почувствуешь... голод.
— Не могу. А жаль. — Глория грустно улыбнулась. — Ну да ладно, это все шутки. Мне только жалко, что ты не поняла...
— Чего я не поняла? С самого начала правила игры были таковы...
И только когда эти слова сорвались с губ, Кэндис сполна ощутила, какой болезненный отголосок они в ней вызывают. В груди что-то — или, может быть, сердце — судорожно сжалось.
— С самого. Я сделала ставку, думала, что на кону — несколько фишек, а оказалось — главная драгоценность моей жизни.
— А если бы он был из богатой семьи? Или хотя бы сам прилично зарабатывал? Может, найти ему работу? Он ведь вроде специалист по компьютерным технологиям?
— Будет, — мрачно подтвердила Глория. — Когда окончит университет. Это только полбеды, Кэндис. Деньги дело наживное, это даже моим родителям можно втолковать. Но вот шесть с половиной лет разницы в возрасте вкупе с тем, что он еще студент, живет с братом, который изо всех сил платит за его обучение, и вообще... Я влипла, Кэнди. Влипла по самые уши. Еще неделю назад я думала, что покувыркаюсь с ним и исчезну. А теперь... я сделаю что угодно, лишь бы только быть с ним.
— Пока смерть?..
— ...Не разлучит нас.
— А он?
На лице Глории вспыхнула улыбка, первая подлинная, абсолютно счастливая улыбка за этот день.
— Знаешь, Кэнди, вот тут все великолепно. Майк сказал, что через три недели сделает мне предложение.
— А почему через три недели? — поразилась Кэндис.
— Чтобы я не заподозрила его в несерьезности и не подумала, что это шутка! Нужно же выдержать хотя бы месяц со дня знакомства...
Кэндис не жалела больше, что пошла обедать с Глорией, а не с Брэндоном. Возвращаясь домой, она все время прокручивала в памяти состоявшийся разговор. И пусть в этом разговоре ей досталась неблагодарная роль скептика, Кэндис почерпнула из него нечто очень важное. Как будто что-то решила внутри себя. Она еще не сознавала до конца что, но смутно догадывалась.
Она не по своей воле завела отношения с Брэндоном. Ну... почти не по своей. Конечно, никто ее не насиловал и ничем ей не грозил, и последний шаг она сделала сама, но все-таки... К этой «точке выбора» ее подтолкнули все кто только мог. В частности, Глория, Майк — и, конечно, сам Брэндон. Но это несущественные детали.
Глория, судя по всему, влюбилась в Майка с первого взгляда, и это чувство было взаимным. Глория сумела признаться себе в этом только сейчас. Разве эта небольшая задержка что-то меняет?
Между ней и Брэндоном тоже в первую же ночь проскочила искра. В первую же ночь... звучит почти смешно. Можно нафантазировать себе что-то прекрасно-пошлое.
Разница в их с Брэндоном социальном статусе так же велика, как и у Глории с Майком.
А в плане возраста — вообще никаких проблем.
Вот только основная проблема от этого меньше не становится.
Что, если с ней произойдет то же самое, что с Глорией? Шанс мал, да, но все-таки? Что, если Брэндон — мужчина, который заставит ее забыть о прошлом и потребует ее настоящее и будущее, как жертву себе?
Конечно, здравомыслящая и хладнокровная часть Кэндис откровенно смеялась над такими мыслями. И взбредет же в голову! Или безумие Глории оказалось заразным? Тогда их нужно изучать, причем в каком-нибудь серьезном медицинском институте, потому что обычные душевные расстройства не передаются от человека к человеку...
Но была в ней и другая часть, часть, которая трепетала от страха и предвкушения, которая больше всего на свете боялась и жаждала испытать с Брэндоном подлинную страсть. Ту, ради которой убивают, жертвуют жизнью, завоевывают царства и сжигают города.
А разве такое возможно?
Конечно, возможно. Иначе история человечества развивалась бы совсем иначе. А трех четвертей произведений искусства не существовало бы вовсе. А может, искусства и самого не существовало бы?
Ладно, это совершенно несущественные вопросы. Хотя нет, существенные, только вот есть проблемы, которые для нее сейчас гораздо важнее. Как ни парадоксально, мелкие человеческие сложности — пыль в масштабах мироздания — в абсолютном большинстве случаев оказываются значительнее, чем вся эволюция и все революции вместе взятые. Великая власть субъективного... Кэндис как раз столкнулась с подобным вопросом.
Что же делать?
Ясно одно: нужен тайм-аут.
Тоненько, как китайские колокольчики, прозвонил мобильный. Кэндис потянулась к нему рукой. На дисплее высветилась надпись: «Получено 1 новое сообщение». Кто бы это мог быть, ха-ха? Конечно, Брэндон.
«Думаю о тебе каждую секунду. Какое сладкое, какое долгое время! До вечера целая вечность, но я переживу ее. И наградой мне будешь настоящая ты! Целую!»
Черт возьми, где этот парень научился так изъясняться?
Кэндис не стала писать ответное сообщение, для нее это слишком важно. Сообщение — как открытка, которую хочешь оставить дорогому существу. Или способ избежать разговора, когда разговаривать страшно.
И, наверное, все это знают.
Кэндис набрала его номер. Гудок. Другой. Шестой. Включилась голосовая почта. Неожиданно для себя Кэндис расстроилась.
— Брэндон, это я. Извини, вечером ничего не получится, давай созвонимся завтра. Хорошего тебе дня. Пока.
Кэндис надиктовала это сообщение и почувствовала себя неблагодарной скотиной. Он ей — томик Шекспира, а она в ответ — «Дейли телеграф». Неравноценно, несправедливо...
А иначе-то никак.
Кэндис сделала несколько кругов по комнате, но и мерные шаги не принесли ей покоя. Внутри, под ребрами, где-то рядом с тяжело бьющимся сердцем, ворочалось беспокойство. И беспокойство полностью оправдывало свое название: во-первых, оно было абсолютно противоположно покою, и Кэндис казалось, что она сейчас превратится в электрический заряд, мечущийся между стенами своей комнаты — вроде бы это называется шаровая молния? вроде бы она очень страшна, потому что наносит огромный ущерб? — а во-вторых, оно никак не желало принимать какую-то определенную форму или устраиваться поудобнее и клубилось неприятной, неопрятной серой тучей.
Кэндис остановилась и задумалась. Так, Кэндис, давай по порядку. Есть проблема: твои отношения с Брэндоном могут привести тебя к чему-то плохому. Если точнее — к невыносимой боли. Может, ты и не сойдешь с ума, но... увянешь. Ты сильная, Кэндис, что бы там ни говорили твои родители, но даже для тебя будет многовато — Маркус и Брэндон один за одним. Маркус подточил твои представления о мироздании и веру в незыблемость некоторых вещей. Ту самую, без которой очень легко потеряться в огромном мире — или превратиться в пассивную, апатичную живую куклу. Если после этого Брэндон нанесет тебе удар в самое сердце, то тебя не останется. Хотя... вряд ли Брэндон станет тебя бить. Но он сам и есть удар.