Впрочем, Джейн иногда впадала в крайнюю степень рассеянности — в основном, когда не высыпалась, а в юности — когда обдумывала какую-нибудь работу. Да, счастливое было время. Так приятно с головой уйти в мир прекрасного…

В общем, можно будет потом отговориться, что вчера на нее напала бессонница.

Ника Британи усадила напротив нее. То есть напротив себя, но Джейн все равно приходилось смотреть на него, когда она поднимала голову. Она старалась не глядеть ему в глаза, особенно когда он говорил. Боялась провалиться в другие измерения, из которых ее не выведет ни повисшее молчание, ни щипки Британи.

Она смотрела на его подбородок — сильный, но не тяжелый. Ну ладно, на самом деле — на губы. Красивые, четко очерченные губы. У него была очень располагающая улыбка, теплая, искренняя. И еще Джейн смотрела на его шею, на ямочку между ключиц, на руки, вдохновенные руки врача.

Он наверняка пожмет ей руку на прощание.

Джейн искренне обрадовалась этой мысли — и стала ждать. От этого ожидания что-то горячее сжималось в центре груди.

Тесса восседала — на правах больной, разумеется, — во главе стола, и личико ее так и светилось розовым от счастья и смущения. Джейн задалась вопросом: а как она сама сейчас выглядит? Наверное, точно так же полыхает в красном спектре.

Ник был… если в двух словах, то само обаяние — но без приторности.

— Британи, я так давно не ел домашней пиццы. Боялся уже, что эта культура совсем отошла в прошлое. Скажу одно: если вам захочется сменить род деятельности, можете смело открывать свой ресторанчик. Салат с тунцом — прелесть.

— О, может быть, когда я стану старой, заполошной теткой и накоплю достаточно денег для безбедной, но сумасбродной старости…

— Жаль, что это будет так не скоро! Но если что, я готов помочь в составлении меню.

— Кстати, сладкая часть — это дело рук Джейн. То есть произведение Джейн. Не так сказала.

— И это апельсиновое желе — тоже? Склоняюсь перед вашим талантом. Ясно одно — ресторан будет семейным бизнесом.

— Да, у нас вообще все семейное и напополам…

Джейн слушала ненавязчивую болтовню о кулинарии и таяла, как мороженое. День был жаркий, но таяла она не от этого. Она могла бы слушать Ника о чем угодно, хоть о двигателях внутреннего сгорания, хоть о солнечных батареях, хоть о красоте атома!

И в этом — самая большая разница между Брайаном и Ником. Брайан был как запыленный бетонный бункер — не хочется подходить, не хочется смотреть, пожмешь плечами и пройдешь мимо. Ник был маяком.

— А вы, Джейн, чем занимаетесь? — спросил Ник после того, когда они с Британи обсудили проблемы бюрократии, современного законодательства, юридической безграмотности в самых разных слоях американского населения и завышенного процента, который отходит в коллегию адвокатов от заработка простого юриста.

— А-а… гм… я работаю в торговле. — Джейн попыталась добавить этой фразе достоинства, но у нее не получилось.

— Джейн продает обувь в торговом центре «Рейнбоу», — помогла ей Британи. — На мой взгляд, она могла бы добиться большего к своим… мм… годам, но она у нас человек скромный. Зато отзывчивый. И дети ее обожают. Если честно, я не знаю, что бы я без нее делала после смерти Брендона… Да, это мой муж.

— О, простите…

— Ничего, я же сама заговорила. А вообще-то мы раньше жили в Нью-Йорке. Не Джейн — мы с детьми и Брендоном…

Джейн чувствовала себя мебелью. Нет, справедливости ради надо сказать, что она и вела себя как мебель, но это же не основание для того, чтобы родная сестра с тобой так обращалась! А этот диван мы купили в прошлом году, точнее заказали по каталогу канадской мебели. Да, можно было выбрать что-то и получше, но обстоятельства сложились так… Да, о чем это я? В общем, я окончила Гарвард десять лет назад…

Джейн вздохнула и с неожиданной жестокостью вонзила в пиццу нож. Да, она ела пиццу ножом и вилкой, как на великосветском рауте. Впрочем, вряд ли на великосветских раутах подают такую восхитительную пиццу… то есть пиццу вообще.

И все же иногда грань между воспитанностью и вандализмом очень тонка, подумала Джейн, делая на куске пиццы длинный разрез. Звук, который сопровождал все это дело — скрежет ножа о фарфор, — был не из приятных. Может быть, Британи и Ник ничего и не заметили, увлекшись болтовней. Но Тесса округлила глаза от изумления. Еще бы, не каждый день любимая тетушка из покладистой Золушки превращается в ведьму-мегеру.

А она превращается, это несомненно. И больше всего ей сейчас хочется опрокинуть стол, схватить Ника за руку, усадить позади себя на метлу или хотя бы на мотоцикл и унестись прочь с восторженным хохотом.

Джейн окаменела. Ну ничего себе у нее альтер эго!

Ник Андерс был человеком аккуратным и дружелюбным. Мать «безумной и юной» Терезы Роузхип скоропалительно пригласила его на обед, и он не посмел отказаться. Во-первых, мужчины вообще не отказываются, когда дамы приглашают на обед. Во-вторых, Британи Роузхип показалась ему интересным человеком, а он по приезде в Роли как раз испытывал некоторый дефицит общения. В-третьих, его очень позабавила сама юная Тереза. Ник искренне любил детей, и перспектива пообщаться с интересным человеком, да еще и подружиться с его — ой, ее — дочкой очень его порадовала. К тому же — да, этот мотив не делает ему чести, но дело житейское — он подустал от своей холостяцкой стряпни и ресторанной еды. Нет, конечно, оставался шанс, что Британи закажет обед в ресторане, но Нику почему-то в это не верилось. Он сразу разглядел в Британи особу тщеславную, а тщеславная женщина не преминет похвастаться своими кулинарными способностями. К тому же она что-то говорила про сестру и ее фирменный пирог…

M-да. И вот тут-то Ник и попался. Конечно, он в прошлом — самый завидный холостяк Нового Орлеана (может, это и нескромная, но, судя по количеству дам, атаковавших его еженедельно, весьма объективная оценка положения вещей), а в настоящем — лакомый кусочек для Роли (нет, слава богу, еще не все осведомлены о его приезде, и его одолевают в основном только соседки и медсестры). Он прекрасно понимал, что поход в дом женщины на обед чреват матримониальными последствиями, по крайней мере, виртуальными (в головке хозяйки дома). И готов был отстаивать свою независимость до последнего. Но на пороге его встретила ее сестра.

У нее были самые прекрасные глаза на свете. Да, банально, да, пошло, но это правда. Он думал, таких больше нет. Она светилась чистотой и нежностью. Как будто не из этого времени, не из этого мира. Ник не помнил, старшая или младшая должна быть сестра у Британи, и готов был к встрече как с домовитой толстушкой, так и с молоденькой выдроватой девчонкой, которая только и делает, что строит всякие пакости своей деловой сестрице. Но перед ним стоял ангел. Ангел с фарфоровой кожей и нежным румянцем на щеках, на которые падала тень от ресниц.

У Ника будто земля разверзлась под ногами. Но вместо огненной геенны там, куда он провалился, обнаружились клубы молочного тумана, собирающиеся в облака, горные вершины, прозрачные озера, в которых отражается вся синева мира. Он что, рухнул в небо?!

Кажется, да. Ангел стоял в трех шагах от него и смотрел ему в глаза. И молчал. Может быть, не ангел, а русалка? Нет, не надо, грустная сказка.

Да, в том чудном месте, где он оказался, тоже нелегко было найти слова и заставить язык повиноваться, но он ведь все-таки мужчина… Поэтому Ник сделал над собой усилие и поздоровался, представился, а ангел молчал.

Потом появилась Британи, и очарование момента… нет, не разрушилось, просто Ник переместился ближе к реальности.

Ангела, как выяснилось, зовут Джейн. Такое простое имя, такое простое платье. Он мог бы представить ее в белом шелке, в жемчуге, даже с крыльями, с гордым именем Аврора, Сильвия, Жасмин… Но ее звали Джейн. Наверное, есть какой-то скрытый смысл в том, что ангелы, попадая на землю, надевают простенькие платья и маскируются под среднестатистическую американку Джейн Вудинг…