— Слишком много места для одинокого художника, — вздохнул он. — И не говорите мне, что художникам пристало иметь огромные студии. Я не хочу пространства, я хочу уюта. И приятная компания, — он улыбнулся Иви, — как нельзя лучше скрасит мою жизнь. Я не назойлив, не беспокойтесь…

По тому, как порозовевшая от удовольствия Иви осматривала действительно уютную гостиную, Алан понял, что она, наверное, останется здесь.

Джеймс показал им милую спальню, совсем небольшую, отделанную в бело-голубых тонах.

— Для жаркого лета — то, что надо! — сказала Иви и вопросительно посмотрела на Алана.

— Ну решать тебе…

— Сколько она стоит?

— Семьсот пятьдесят, и счетчики пополам, — подал голос Джеймс, который стоял за их спинами в дверном проеме.

— А почему так дешево? — изумилась Иви, потом смутилась и прикусила язычок.

— Я считаю, что взять больше было бы непорядочно. Мне самому эта квартира обходится относительно недорого.

— Ну… тогда отлично! Я согласна! — Иви послала ему благодарную улыбку, как будто он сделал скидку специально для нее.

Наверное, если бы она была пободрее, то хлопала бы в ладоши.

— Что сначала — подпишем договор о субаренде или принести твою сумку из машины? — улыбнулся Алан.

— Договор. Мы же серьезные люди! — Иви подмигнула ему.

Итак, вопрос с жильем для Иви был решен. Алан ощутил совершенно неуместную досаду. Что же не так? Не ревновать же ее к этому Джеймсу, он вовсе не похож на ловеласа, может, и вообще гей, в богемной среде это обычное дело…

Иви, кажется, тоже испытала неловкость, прощаясь с ним. Вышла проводить до машины. Помолчала.

— Ну… мы же еще увидимся? — неуверенно спросила она.

— Да, конечно. По крайней мере, раз в месяц я должен удостовериться, что у вас все в порядке, договор соблюдается и все всеми довольны. — Алан хотел пошутить, но, уже произнеся эти слова, понял, что это совсем не похоже на шутку, разве что на очень жестокую.

Иви приняла сказанное им за чистую монету. Тень набежала на ее лицо, может быть, она не хотела этого показывать, но Алан заметил.

— Эй, я не всерьез! Обиделась, Иви?

— С чего бы? — Она улыбнулась, и улыбка на ее лице выглядела, как на резиновой маске. — Я, в конце концов, твоя работа. И плохо гожусь на роль сестрички. Слишком взрослая. — Она подмигнула. — Спасибо тебе за все.

— Пожалуйста. Рад был помочь. И вообще — знакомству рад.

— Я тоже.

— Если что — звони, обязательно звони.

— Ага, — ответила Иви, и Алан понял, что, скорее всего, не позвонит. — Но ты не волнуйся, все будет хорошо. Теперь у меня есть все, что нужно для жизни. Даже, я бы сказала, для счастливой жизни. Вот только высплюсь…

— Я в тебя верю. Удачи. — Алан протянул ей руку.

— И тебе. Большой. Все наладится.

— Хорошо бы…

Уезжал он с таким чувством, будто забыл у нее в комнате бумажник с кредитками и правами и знал об этом, но почему-то постеснялся возвращаться.

Иви вернулась в дом, кивнула Джеймсу, который выходил из кухни, заперлась в комнате и, перед тем как разобрать вещи, постояла у окна, роняя слезы — в ознаменование прощания с мечтой о великолепном Алане Портмане. Из окна была видна тихая улочка, обычная для пригорода, даже немного напоминающая о ее родном городке. Проехали двое мальчишек на велосипедах, девушка, похожая на нескладного, но милого тонконогого жеребенка, куда-то вела ленивого далматинского дога. Славный район… Славный вечер. Хватит неопределенности. Да здравствуют крепкие чувства, прочные связи и надежные стены, оклеенные голубыми обоями.

Надо позвонить Гаю.

Иви потянулась к телефону, пока не прошел порыв, и ощутила укол совести — как же давно она не делала ему ничего приятного…

Алан мужественно продержался всю среду.

Стоически перенес первую половину четверга. Упрямо не желая думать о своих проблемах, он позвонил Генри и выслушал все, что тот имел ему сказать, о своем плачевном душевном состоянии. У Генри были три ипостаси: парень с искусственной улыбкой «все о'кей», приклеенной на лицо будто жидкими гвоздями; парень замкнутый, серьезный и молчаливый, как могильная плита; и парень «душа нараспашку», причем в последней он выступал нечасто, но уж если принимался говорить о несовершенстве мироустройства и своей неприкаянности, то остановить его было невозможно.

Алан иногда проникался стихийным и безмерным уважением к Айрин, первой девушке Генри, которая у него появилась, когда ему было почти двадцать два. Они встречались целых полгода, и из них — жили вместе два с половиной месяца. Как она это выдержала?

Хотя, может, когда была Айрин, Генри чувствовал себя счастливым?

Да. Так и есть. И Алан от восхищения переходил к ярости, потому что это ему, ему, как лучшему другу, пришлось терпеть Генри в последующие полтора года, когда тот стал особенно несчастлив и одинок. А все Айрин…

Да, нельзя копить в себе обиды на близких друзей. Это ведь нездорово, когда человек жалуется тебе на насморк, а ты клянешь его на чем свет стоит за то, что он слабак и нюня.

Впрочем, на этот раз Алан не испытывал никакого недовольства по поводу Генри и его проблем, потому что за этим — за его проблемами — к нему, собственно, и обратился. Он раза три созванивался с ним, всерьез раздумывал о том, что делать бедному Генри, который со дня на день останется без работы, дал ему пару дельных советов и лично переделал резюме для размещения на рекрутерском сайте.

Это помогло ему дожить до конца рабочего дня.

Потом он понял, что ему просто необходимо позвонить Иви и узнать, как у нее дела.

Иначе его совесть не даст ему покоя. Девочка ведь еще не освоилась в городе, у нее ничтожно мало знакомых, все ее время заполняет работа, трудная, суетная. А она такая молоденькая, еще не закаленная жизнью. Как же можно ее не поддержать?!

Алан уже полез за сотовым в карман, но тут ему на рабочий позвонила Диана.

Она хотела… а черт ее поймет, чего она там хотела! Алан не видел смысла в телефонных переговорах, которые сводятся к выразительным, предельно наполненным эмоциями паузам. Нет, она, конечно, спросила, как у него дела. Наверное, ожидала услышать, как все плохо, как он страдает и раскаивается. Можно сказать, сделала ему большой подарок, пойдя на такую уступку. Он же гордый… Наверное, она пошла на это, чтобы немного облегчить ему задачу по организации примирения. Он ведь по определению должен был мучиться угрызениями совести, одиночеством и желанием вернуть ее! И вот великодушная Диана снизошла до того, чтобы продемонстрировать ему свое неравнодушие, протянула руку помощи, так сказать…

Но проблема в том, что, не звоня ей, он не шел на принцип. Он просто не хотел ничего выяснять, выслушивать претензий, извиняться, объясняться в любви… Да он и слышать-то ее, признаться, не жаждал. Как будто внутри что-то перегорело. Проводка чувств… Он сообщил, что все в порядке, много работает, и поблагодарил за заботу. Она разозлилась так, будто он сказал что-то дурное про ее любимую бабушку.

— Ну ты и свинья, Портман! — в сердцах сказала Диана, когда говорить стало уже не о чем и подошла пора прощаться, а попрощаться по-человечески было просто невозможно.

— Не знал, что ты так считаешь, но спасибо, что сказала. Ценю такую откровенность. Выходит, ты рассматривала нашу связь как извращение со своей стороны?

Диана повесила трубку. Точнее не повесила, а с размаху бросила на рычаг. Или, может, даже телефон швырнула в стену… Ничего, пусть ее секретарша с этим разбирается.

Однако Алан решил, что вот сейчас звонить Иви он не станет. Раз уж было дурное предзнаменование…

А потом на горизонте появился недовольный своим домовладельцем клиент (Саймон подбросил), нарисовались встреча, два смотра, причем один из них — аж в Питни-корт, и в итоге он смог перевести дух только к восьми часам вечера.

Стоя в непривычно поздней пробке на Двадцать шестой западной улице, Алан достал наконец-то телефон, набрал номер Иви, приготовил бодрое «Привет, ну как, тебе все еще нравится в большом мире?»…