На Сихотэ-Алинь снова пришла зима. Желтые полосы и светлая окраска Ригмы делали ее совсем незаметной на фоне заснеженного леса.

С наступлением зимы лес снова заполнился охотниками. Всюду слышались выстрелы, лай собак. И тигры, как по команде, скрылись в глухих отдаленных дебрях, где редко ступала нога промысловика.

Еще до начала охотничьего сезона Аверьяна Калугина вызвали в промхоз.

— Возьмешься ловить тигров? — спросил охотовед. — Нынче имеем план поставить четырех тигрят для нашего Госцирка. Двух думали дать тебе, а двух — бригаде Авдеева.

— Обязательно возьмемся, — ответил Калугин. — Вот только куда податься? На Светлом тигриных следов нет.

— Езжайте на Катэн. Удэгеец Мирон на пантовке там был, четыре свежих следа на косе видел. Ну, так как, будем заключать договор?

Сообщение о свежих тигриных следах наполнило радостью охотничье сердце Калугина. Похлопывая и потирая руки от удовольствия, он улыбнулся, отчего обычно хмурое лицо его стало красивым, взял бланк договора и сел заполнять.

Выйдя из промхоза, Калугин пошел разыскивать свою бригаду, чтобы сообщить товарищам о скором выезде на промысел. Летом они охотились за пантами, искали женьшень и заготавливали кору бархата амурского, собирали ягоду лимонника. Осенью и весной ловили рыбу, зимой промышляли разного зверя.

За крупных трехлетних тигрят охотникам выплачивали по тысяче двести рублей. Кроме того, ни один зверь не приносил столько славы охотнику, как пойманный тигр. Корреспонденты каждый год фотографировали бригаду Калугина, писали о ней небывалые истории, над которыми посмеивались сами тигроловы, но все-таки видеть в газете свое изображение было каждому приятно.

Не прошло и недели, как бригада Калугина окончила сборы и выехала на Катэн. Звероловы были уверены в себе, охотничье счастье не изменяло им в течение ряда лет, вот только новые собаки беспокоили. Это были рослые пегие дворняги с висячими ушами, вся доблесть которых заключалась в том, что они отчаянно гоняли по селу кошек и бродячих свиней. На охоту прежде они ходили лишь на уток да на коз.

К месту промысла прибыли в конце октября. Стояла солнечная погода. Снег еще не запорошил землю. У шумящего в каменном русле ключа охотники поставили невысокий сруб, затем сверху ловко натянули палатку. Внутри вдоль трех стен соорудили нары, устлав их сухим вейником, а посреди сруба установили жестяную печь. Рядом с жильем появился лабаз для продуктов.

Теперь охотникам предстояло разведать окружающую местность: какой и где поблизости водится зверь. С этой целью в один из погожих осенних деньков бригада разошлась в разные стороны.

…Чем дальше углублялся в лес Калугин, тем свободней и радостней дышала его грудь, наполняясь чистым лесным воздухом. Словно близких друзей, осматривал он мохнатые кедры и улыбался им, вслушиваясь в едва внятный приветственный шепот таежных исполинов. Шуршащие под ногами листья источали горьковатый запах, знакомый и приятный обонянию охотника. Сквозящий лес позволял издалека различать стволы толстых лип, исцарапанные медвежьими когтями, обширные порытки кабанов, дупла старых усохших кедров. Калугин поднимался на гряду сопок, спускался в ключ и, перейдя его по замшелым камням, снова взбирался на косогор, пристально всматриваясь в глубь леса. При ходьбе он не смотрел под ноги, но от его взора не ускользнули ни один след, ни одна подозрительная вмятина в почве. Подняв с земли крупную золотистую кедровую шишку, он обломил смолистые чешуйки и положил ее в карман.

Пройдя к полудню с десяток километров, Калугин повернул обратно. На пройденном пути ему пришлось пересечь несколько свежих следов изюбра, кабанов и медведей. Обилие непуганого зверя радовало. Калугин решил выследить изюбра. Олени, облюбовав солнопечный косогор, собирали опавшие желуди, переворачивая носами листья, словно свиньи. Будь на земле снег, Калугин запросто бы подкрался к пасущимся изюбрам, а теперь все зависело от его выдержки и осторожности. Стараясь как можно меньше производить шума, Калугин осторожно пробирался сквозь заросли лещиновых кустов, беспрестанно останавливаясь, прислушиваясь и осматриваясь по сторонам.

Поднявшись на стрелку, он присел на валежину и достал из кармана шишку. Кто из охотников не любит сладковатых маслянистых орешков! В лесу, да еще проголодавшемуся, они кажутся особенно вкусными. Долго сидел Калугин, прежде чем обратил внимание на причудливое сухое дерево, вывернутое ветром с корнем и поваленное на землю. Валежина очень напоминала насторожившегося оленя. Бросив шапку, Калугин стал пристально всматриваться в неподвижный предмет, казавшийся ему не то оленем, не то выворотнем. Легкий поворот одного уха — и перед охотником ясно вырисовался замерший на месте изюбр. Сомнений не было. Спокойно подняв карабин, Калугин выстрелил. «Валежину» как ветром сдуло. Разделав изюбра и прикрыв добычу еловыми ветками, Калугин положил в рюкзак добрый кусок мяса и зашагал к избушке. Придя на зимовье первым, он наколол дров и поставил варить изюбрятину. Товарищи вернулись в сумерках. Все они были возбуждены встречами со зверями, хотя стрелять никому не удалось. Следов тигров никто не видел.

Прошло несколько дней. Охотники добыли подсвинка, наловили в речке золотистых ленков, настреляли несколько десятков белок, а пороша все не выпадала. С каким нетерпением ожидали тигроловы снега!

Однажды, встав поутру, они не узнали знакомого пейзажа: под пухлой снежной пеленой исчезла зелень елей, желтизна густого вейника. Ни одно явление природы не заставляет так сжиматься в сладостной истоме сердце охотника, как свежая пороша! Наскоро позавтракав, бригада разбрелась по тайге. И снова Золотареву посчастливилось найти след двух тигров. Один из них принадлежал Ригме. Не подозревая об опасности, с увлечением охотилась она вместе со старой тигрицей. Они убили кабана и, не торопясь приступать к завтраку, лежали под навесом старых пихт. Тихо и глухо было в лесу. Мерный шепот снежинок не прерывался ни единым звуком. Вдруг треснула лежащая на земле сухая ветвь, зашуршали кустарники. Такой звук могли издать только охотники. Тигры заволновались. Вскочив с лежек, они стали прислушиваться, жадно втягивая в себя влажный, лишенный запахов морозный воздух. Но вот запахло людьми.

Старая тигрица замерла. Ее раздражение выдал хвост, вздрогнувший несколько раз. Нужно немедленно уходить. Словно тени, замелькали тигры в редких просветах между деревьями, — они не убегали, но, ускоряя шаг, с достоинством, заблаговременно уступали дорогу человеку.

Вскоре показались сами тигроловы. Они подошли к месту последней лежки зверей и обнаружили еще теплого кабана. Спустив собак, охотники дали залп и подняли крик. Уходившие тигры услышали выстрелы и перешли на прыжки, разойдясь в разные стороны.

Подбежав к месту, где Ригма свернула в еловый ключ, охотники устремились по ее следу. Лишь один Лука ушел за старой тигрицей, постреливая на ходу в воздух, чтобы угнать ее подальше.

Собаки быстро догнали и окружили Ригму. Тигрица могла постоять за себя, если бы не одновременное нападение псов. Она заметалась между ними, стараясь отпугнуть дворняг своим грозным видом. Ей хотелось проучить желто-пегого пса, отличавшегося отчаянной смелостью, но как только она бросалась на него, сзади подскакивали другие собаки и кусали за ноги. Громкий лай, шум падающей кухты с молодых деревьев отвлекали внимание тигрицы. Она с глухим ревом прыгала между деревьев и не замечала, что к ней подкрадываются охотники. Неожиданно выйдя из-за деревьев и сгрудившись, они двинулись вперед, держа наперевес деревянные рогульки. Не обращая внимания на беснующихся собак, Ригма припала к земле и стремительно помчалась навстречу людям. Она уже было нацелилась схватить Калугина, шедшего впереди, как внезапный удар в плечо опрокинул ее навзничь, а четыре рогульки крепко обхватили ее за шею. Утопая в снегу, яростно отбиваясь лапами, Ригма задыхалась. Наброшенная за голову веревочная петля намертво сжала челюсти тигрицы, передние лапы ее были туго связаны вместе. Ригма затихла.