А Сильвуплет между тем, как бы защемлённый в приямке и не имея возможности переступить для поддержания равновесия, мотался из стороны в сторону, словно некий чудовищный гибрид человека и растения, изредка придерживаясь за накат, и похвалялся:

— Не правда ли, моя идея остроумнее?

— Да, очень остроумно! — поддакнул Вася.

— Солдаты предлагали обить потолок сенными матами.

— Тоже здравая мысль!

— Да, но усложнённая. Надо плести маты, закреплять, а потом они станут крошиться, попадать в пищу, в глаза — осложнения. А ямка — просто! Выбросили десять лопат земли — и все! Значительно проще, чем делать дыру в потолке или матах!

— Да, просто и остроумно! Но ещё проще и остроумнее — сесть, — подсказал Вася и кивнул на чурбак.

— Правильно, юноша! О, ты сообразительный малый! Далеко пойдёшь!

— Если не расстреляете.

— Вот именно. Молодец!

Офицер с явным облегчением сел, жестом предложил сесть и остальным, и лишь тут наши путешественники смогли толком разглядеть его. Молодое, гладко выбритое лицо, с уродливо длинным, как зачаток хобота, носом — и здесь подтвердилась щучья наблюдательность! Казалось, что сильно отвислый нос и сильно загнутый вверх, как вешалка, подбородок образовывали когда-то некую единую декоративную деталь, что-то вроде ручки, как у пивной кружки, а потом хозяин для удобства приёма пищи часть этой ручки отбил, и остатки превратились: верхний — в нос, нижний — в подбородок. На офицере был такой же грязный китель, как и на солдатах, только с берестяными погонами, которых тоже коснулась копоть и, видно, жар, потому-то они покорёжились и обшелушились. От левого лацкана кителя был оторван порядочный кусок.

— Я хотел было углубить всю землянку, — продолжил офицер свою мысль, — а потом нашёл более остроумное решение. Знаете, я привык во всем искать остроумные варианты! Я приказал отрыть себе особую комнату, но своим габаритам! — Он кивнул на дверь и хохотнул, хотя ничего остроумного в этом действии не было. — И уж там-то я блаженствую! — И Сильвуплет потянулся, выламывая руки и ноги и этим показывая, как он блаженствует. — Очевидно, именно в моей комнате вам и придётся сидеть под арестом в ожидании казни. Как порядочный человек, я обещаю не затягивать дела.

— Да нет, мы не спешим, можно и затянуть, тем более, вопрос о поджигателях совершенно тёмен, — заметил Земленыр.

— Почему же тёмен, когда ясен?

— Почему же ясен, когда тёмен? И вся «тёмность» в том, господин офицер…

— Зовите меня просто Сильвуплетом — это моё родное имя, от которого я уже начинаю отвыкать. Все господин офицер да господин офицер — надоело!

— Хорошо! Итак, Сильвуплет, вся загвоздка в том, что мы не сжигали моста. Мы вышли к реке, когда от моста остались, как говорится, ножки да рожки. Вот ведь какая история, господин, простите, Сильвуплет!

— Вот вы и попались, господа хорошие! Ловлю вас на лжи! — И Сильвуплет хищно потёр ладони. — Если бы мост был сожжён, то как бы вы переправились через реку?

— Обыкновенно — по плоту! Вернее, на нашем друге и помощнике, который играл роль плота!

— Опять ложь! Эта река необыкновенная, это Нож-Река!

— Мы знали!

— И её обыкновенно пересечь невозможно!

— Ошибаетесь, Сильвуплет, возможно! Раз мы здесь — значит, возможно. К вашему сведению, раз в сутки Нож-Река останавливается на отдых и…

— Чертовщина! Как вы узнали про это?

— В реке живёт наша помощница!

— Чепуха! У вас слишком много помощников! — пробрюзжал офицер.

— Да! И мы горды этим! — заявил дед.

— Но все равно, мост подожгли вы! Не знаю, зачем, но вы! Я в этом так уверен, что даже не хочу знать, кто вы такие и откуда?

— И напрасно!

— Нет, по данному делу это меня не интересует. С абстрактными злодеями проще расправляться: виноват — к стенке — пли! — и никаких переживаний! А то расспросишь, расчувствуешься, начнёшь жалеть, и все кувырком — не служба будет, а квашня!

Сильвуплет при этом победоносно улыбнулся. Но улыбка не шла ему — рот неимоверно растягивался, нос и подбородок сближались почти до соприкосновения, и лицо переставало походить на лицо, а голова снова как бы становилась пивной кружкой. Впрочем, не шла ему и серьёзность с рассудительностью, в его устах все казалось ложным и притворным — несимпатичный облик.

— Логично-то логично, но… — возразил Земленыр и помедлил, дав растаять офицерской улыбке. — Мы не единственные, кто мог поджечь мост. Впрочем, я, кажется, уже перехожу к защите, но прежде чем перейти к ней на полную мощность, я бы хотел сделать одно любопытное предложение. Не возражаете?

— Я вас слушаю! — отозвался офицер, поудобнее притираясь к чурбаку.

— Сильвуплет, мне очень нравится, что вы во всем стараетесь найти остроумное решение!

— Это мой принцип!

— Очень мило! Знаете, мы близки по духу. Я тоже не люблю будничных, лобовых действий, без игры ума и воображения. Так вот, нельзя ли и в нашем деле, коль такое завелось, то есть вместо ареста и расстрела поискать что-нибудь более остроумное? Ну, арест — это ещё куда ни шло, а вот расстрел — ну, совершенно не остроумно, более того — глупо!

— Вы так думаете?

— Разумеется!

— Хм, неожиданный поворот! — Сильвуплет оторопело уставился в пол и запустил обе пятерни в свою кудлатую шевелюру, массируя кожу и этим как бы возбуждая мозговую активность, которая, вполне возможно, могла пригаснуть от одних приказов и постоянного перекоса головы. — А что тут может быть более остроумного? — спросил наконец он.

— Например, отпустить!

— Браво! — воскликнула Ду-ю-ду.

— Отпустить? — Офицер прыжком перелетел на сенное ложе, улёгся и вперил глаза в потолок, потом приподнялся на локтях и переспросил: — Я не ослышался? Отпустить?

— Да-да! Поистине остроумное решение — отпустить! До расстрела и дурак бы додумался, а вот отпустить — это в высшей степени оригинально! Это поступок мудреца!

— Браво-браво! — поддержала опять Ду-ю-ду.

— Кто сказал «браво»? — вдруг насторожился Сильвуплет.

— Я! — призналась Ду-ю-ду.

— Кто это я? — не понял офицер.

— Я! Я! — И Ду-ю-ду, чтобы привлечь внимание Сильвуплета, осторожно прошлась с одного плеча Васи на другое. Мальчик даже ссутулился, чтобы ей легче было шагать.

— Ты? Птица? — поразился офицер.

— Да, я птица!

— Нет, это невозможно! Нам это нельзя! Нам запрещено, чтобы были чудеса!

— Но если вам запрещено, это не значит, что чудес вообще нет, — заявила Ду-ю-ду. — Вы верите своим глазам? Вы же видите — я есть! Я — чудо! Значит, чудеса есть! Логично?

— Чур-чур-чур! — отмахнулся Сильвуплет, беспомощно улыбаясь и опять обращая свою голову в подобие пивной кружки. — Ну, ладно, одно маленькое чудо я Как-нибудь переживу, тем более что к делу оно не относится! А к делу относится вот такой вопрос: как же вас отпустить, когда вы даже не попробовали оправдаться?

— Мы попробуем, немедленно! И ручаюсь, что это нам удастся! — заверил дед.

— Но даже если оправдаетесь, то как же мост, на кого свалить вину? Нас же взгреют, мягко говоря, за него!

— И об этом можно подумать. Можем даже вместе подумать! У нас три светлых головы, то есть четыре, прости, Ду-ю-ду, да плюс ваша — наверняка мы найдём что-нибудь остроумное.

— Гроза! — тут же выдала Люба. — Которая, кстати, сегодня может разразиться.

— О! — воскликнул дед. — Гроза! Замечательно! Что может быть естественнее грозы в степи? Тучи, гром! Трах-тарарах! Молния попадает в сухой мост, и начинается пожар! Логично?

— Логично, но я не люблю грозы! У нас тут сразу становится грязно, сыро, холодно — брр! И так живём как кроты, а то совсем как черви! Нет, грозу лучше не надо! — закапризничал офицер.

— Тогда пираты подожгли! — предложил Вася.

— Какие тут пираты? За четыре месяца я ни одной лодчонки на воде не видел. Дикий край!