— А! Так ты сынишка старого Корка? — воскликнул Земленыр. — Как же! Помню-помню! У него был сын, шустрячок такой! Верно, мы, я и брат, игрывали с ним! Только у него ещё не было таких усов, — пошутил Земленыр и рассмеялся, надеясь рассеять последние сомнения слуги. — Из-за них-то я тебя и спутал с твоим отцом. У него были такие же усы, и он так же носил их под мышкой! Значит, ты Крок! Сверстник! Друг детства! — Земленыр кинулся к слуге и крепко обнял его вместе с метлой. — Приветствую тебя, дружище! Я так рад! Столько лет прошло! Невероятно! И вот я дома!

— Если вы Корбероз, то который? — не сдавался слуга, высвобождаясь из объятий. — Ведь один из них волей матушки — фьють-фьють! — И Крок потыкал метлой в небо. — А другой, опять же волей матушки, — бульк-бульк! — И он постучал ручкой по земле. — Который же вы?

— Я вот который! — сказал Земленыр, оглянулся на освещённый фонарём подъезд и, убедившись, что нигде никого нет, нырнул и вынырнул у ног слуги.

У бедного Крока подломились коленки, он пошатнулся, охнул и рухнул бы наземь, не подхвати его Земленыр.

— Спокойно, Крок, спокойно! Теперь ты веришь?

— Так это вы, Лопушок Корбероз!

— Да-да, Крок, я! Именно Лопушок! Наконец-то слышу своё истинное имя! Лопушок! Так просто и так мило! Какже я забыл его! Годы!

— Да-да, годы! Были все юнцы-юнцы и вдруг — старики! А ну, Лопушок, дай-ка и я тебя обниму! — И Крок, выпустив из-под мышек усы, но не выпустив метлы, так стиснул своего господина, что тот крякнул. — А знаете ли вы, Лопушок, что я чуть не оказался на вашем месте, то есть чуть не стал земленыром?.. Когда ваша матушка изготовила эту мазь, она просила позволения у моего батюшки испытать на мне зелье, но мой старик оперся — нет и все! Вот тогда-то и пришёл ваш черед! А будь мой батюшка посговорчивей, нырял бы я сейчас неизвестно где и неизвестно во что.

— Очень интересно! А я, Крок, не жалею, что жизнь моя так круто повернулась. Дело не в самих поворотах, а в том, как ими распорядиться! Вот я вернулся — значит, не так плохо распорядился! И братца еще вернем, дай срок! Как его? Кошупол!

— Верно, Кошупол! Ой, извините! — спохватился вдруг слуга, отвернулся, отработанным движением кистей захлестнул усы под мышки и лишь после этого повернулся опять, с несколько устыженным выражением морщинистого лица, словно распущенные усы почитались такой же неприличной оплошностью, как не застёгнутые штаны или рубашка наизнанку. — Ну и постарели же вы, Лопушок! Мне приятнее звать вас именно так, по-мальчишески.

— Пожалуйста, Крок! Какой разговор!

— Спасибо! Вот теперь окончательно узнаю вас! Господа Корберозы были всегда добры к нам! Ой, а это кто? — воскликнул вдруг слуга, хотевший закрыть калитку и заметивший Любу и Васю, сиротливо прижавшихся к воротам и не смевших шагнуть во двор, где и Земленыр еще не чувствовал себя хозяином. — Тоже, небось, друзья?

— Тоже! — улыбаясь ответил Земленыр.

— И тоже, небось, замечательные?

— Выше! Это превосходные друзья!

— Им, небось, тоже по барбиту выложить?

— Больше!.. Прошу вас, ребята! — Он ввёл их во двор. — Приветствую вас в своём имении. — И опять обратился к слуге: — Больше, Крок! Им я отдам все своё богатство, если они возьмут и если ты сберёг его!

Слуга помрачнел, отвёл глаза в сторону и, выпустив правый ус, сказал:

— Сберечь-то сберёг, да вот только теперь это богатство не ваше, господин Лопушок!

— А чьё? Кто посмел?

— Его величество Барбитур-Альбинос. В прошлом году он подарил ваше имение новому барбу Сильвуплету!

— Сильвуплету? — взвизгнул Земленыр. — Этому дылде?

— Да! Вы знаете его?

— Знаю! — Земленыру хотелось затопать ногами, накричать на слугу, проклясть Сильвуплета и самого короля, но он смирил себя, живо рассудив, что в этой ситуации никто не виноват: ни Барбитур, который, очевидно, решил, что изгнанника давно нет в живых, ни новоиспечённый барб, которому вообще нет нужды задумываться, чьё состояние ему перепадает, ни уж тем более Крок, который при всей преданности Корберозам совершенно бессилен и бесправен перед лицом власти. Земленыр все же топнул, но лишь спросил:

— Это, наверно, Сильвуплет разбил голову крокодила над воротами?

— Да, мой господин! Он и с ворот сдирал, но не смог!

— Ясно! Новый король! Новый барб! Своих зверей хочет понатыкать и понавешать! Посмотрим, как ему это удастся! — пророкотал Земленыр. — Кстати, Крок, я уже несколько раз слышу это имя — Барбитур-Альбинос. Понятно, что за моё отсутствие король сменился, может быть, даже не один, но почему «Альбинос»?

— Очень просто. Обычно короли были пиковые, чёрной масти, то есть брюнеты, а тут родился рыжий. Его бы перекрасить или назвать выродком, но нет, назвали Альбиносом.

— Ясно!

— Господин Лопушок, барб Сильвуплет сейчас дома, он только что вернулся со службы и пирует с тремя своими подчинёнными. Слышите? — Из дома доносилась нестройная песня. — Вы можете с ним обо всем переговорить.

— И немедленно! — воскликнул Земленыр. — Хотя стоп! Ни в коем случае! Все разговоры и выяснения завтра. А сейчас у нас есть дела поважнее. Уже смеркается, надо спешить… Ду-ю-ду, ты жива? — шепнул старик в кувшин.

— Жива, — ответила тихо птичка.

— Молодец! Еще капельку терпения — и ты вернёшься в небо, как я — домой!

— Жду!

— Крок, никому ни звука о моем появлении. И вообще забудь про нас! Считай, что все это тебе приснилось!

В это время высокие парадные двустворчатые двери с треском распахнулись, и пьяная троица — Сильвуплет, Нюкстёзя и Блефтяфтя, — шатаясь и горланя что-то сумбурно-весёлое, вывалилась на площадку. Земленыр мигом завалился за клумбу и жестом уложил рядом Любу и Васю.

— Крок, — окликнул Сильвуплет. — С кем это ты там?

— Нищие.

— Гони их в шею!

— Метлой! — подсказал Нюкстёзя.

— Собак надо завести! Р-р! — представил Блефтяфтя, рухнув на четвереньки, и затрясся жирными щёками. — Собаки — лучшее средство против нищих! Р-р!..

— Они и так понимают, люди же. Ушли, — ответил слуга, запирая ворота на железный засов.

— Да, нищие — тоже люди, — вдруг согласился Сильвуплет. — А вы, — он погрозил пальцем барбитуратам, — не задирайте, подлые, нос! А то!.. Крок, скажи им: пусть завтра приходят, у нас от стола останется кое-что вкусненькое и поесть и попить. Впрочем, Крок, всеми остатками ты можешь распорядиться по своему усмотрению!

— Спасибо, барб! — И слуга поклонился.

То ли Сильвуплет заподозрил что-то неладное, то ли просто захотел размять свои мосластые ноги, но он вдруг сбежал с крыльца и широко зашагал к воротам, прямо на клумбу, за которой притаились путешественники. Крок сорвался с места и, обогнув клумбу, замер перед хозяином навытяжку.

— Все в порядке, барб! Не волнуйтесь!

— Если все в порядке, то почему ты так стоишь?

— Как?

— То есть как «как?». Не по форме! Ты забыл, что при моем появлении должен принимать стойку смирно? А ты?

— Я и стою смирно! — И без того стоявший истуканом слуга для выразительности еще прижал метлу к плечу.

— Разве? А мне кажется, что ты качаешься.

— Никак нет, барб! Осмелюсь доложить, это вы качаетесь!

— Я? Не может быть! Хотя вполне может быть, что я качаюсь, мы же гуляем! Но заметь, Крок, я хоть и качаюсь, но стою на ногах, а мои барбитураты уже на карачках, хотя пьём одинаково. — Нюкстёзя при этих словах тоже упал на четвереньки и услужливо гавкнул. Сильвуплет вернулся к ним, потрепал их растрёпанные шевелюры и изрёк: — Слабочки, собачки! Отставить гавк! Вы пока не псы!

— А кто? — кувыркнувшись на спину, спросил Блефтяфтя.

— Вы пока… — Сильвуплет задумался, массируя череп пятерней, — Вы пока эти… как их… человеки!

— Это тяжёлая роль, барб! — простонали оба.

— Ну, ладно, подхалимы, если уж хотите оставаться псами, то вы голодные, и вот вам жирная кость! — И он швырнул им воображаемый мосол, из-за которого барбитураты схватились с настоящей собачьей яростью, воя и кусая друг друга. — Стоп! Очень хорошо! Спасибо! А теперь, когда мы передохнули маленько, проветрились, хлебнули кислорода, пойдёмте хлебнём чего-нибудь покрепче. — Барбитураты одобрительно гавкнули. — Пошли, мои верные псы! Стая, домой! — Раскинутыми руками Сильвуплет загнал солдат и закрыл за собой дверь.