Клер стало больно от вида родительского счастья, и Бойд сразу понял это. Он тут же постарался ее отвлечь, втянув в какую-то шумную дурацкую игру. А потом принес ей в постель немного выпивки, и они уснули.

Дети встали рано и завизжали от радости, увидев, что чулочки полны подарков. Клер проснулась и, осознав, что означают эти крики, заплакала. Бойд тоже проснулся. Он обнял ее и долго гладил по голове, пока она снова не уснула.

На следующее утро они сразу, не заезжая к себе домой, поехали к бабушке Бойда. Там тоже было полно счастливых детишек, которые нетерпеливо разрывали красивые бумажные обертки и визжали от радости, рассматривая подарки.

Угощение было давно готово, так что даже на кухне она оказалась не нужна. Единственное, что ей оставалось, — это беседовать с другими бездетными и одинокими людьми.

Наконец они вернулись к себе. Клер была довольна, что праздники закончились. Эти дни, оказавшиеся такими длинными, не принесли ей радости. Зато впереди была целая неделя, в течение которой Бойд будет дома. Это привело ее в хорошее настроение.

Домой они приехали поздно и сразу легли спать. А утром стали разбирать подарки, им тоже за эти дни много надарили.

Кое-что Клер действительно пришлось по вкусу: годовая подписка на журнал, посвященный предметам старины, — подарок от свекрови, книги о ее любимом голубом фарфоре — от Бойда.

Но, само собой, оказалось множество совершенно никчемных вещиц, самого дурного тона, она их называла хламом. Всяческие булавки, маленькие соломенные шляпки, дурацкие наборы и прочие милые пустяки. К тому же среди подарков обнаружилось так много разноцветных кусков туалетного мыла, что в этом можно было усмотреть намек.

Клер сложила все это добро в коробку, а Бойд стал разглядывать свои подарки. Три пачки игральных карт — он решил их положить в бюро. Открыл ящик и наткнулся на письмо. От Пшибыльской.

— А это от кого? — спросил он.

Клер вспыхнула и отвела глаза.

— А, это, — протянула она. — Неважно от кого.

Она торопливо подалась к нему, чтобы забрать письмо, но Бойд отошел в сторону. Его удивленное лицо стало напряженным.

— Такое впечатление, что ты не особенно ему обрадовалась, — сказал он, рассматривая письмо. — Судя по тому, как оно измято.

— Ты угадал, — признала Клер. — Можно мне его забрать?

Бойд отдал ей письмо, не став его читать — демонстрировал свое доверие.

— И ты не желаешь мне сказать, от кого оно? — все-таки не удержался он.

Клер заколебалась, но в конце концов призналась:

— От миссис Пшибыльской.

— Миссис… как? — переспросил Бойд. — А, помню. Ты хочешь сказать, что она написала лично тебе?

— Ну… письмо касается нас обоих, но сперва она написала только мне, то есть сперва она хотела выяснить…

Бойд подошел к ней и положил руку ей на плечо.

— Но мы же с тобой супружеская чета, как говорится, одна плоть и один дух. И вдруг тайны от меня…

Она медленно протянула ему письмо, гадая, станет ли он его читать. Бойд несколько мгновений смотрел на конверт, затем вынул письмо и стал читать.

Через несколько секунд он нахмурился и снова посмотрел на Клер.

— И ты смогла разобрать это? — удивился он.

— Трудно только сначала, — сказала она. — Дальше будет проще.

— Надеюсь, — бросил Бойд и снова углубился в расшифровку послания из Польши.

Клер внимательно наблюдала за Бойдом, стараясь не упустить первой реакции на предложение польки. Но Бойд умел казаться совершенно бесстрастным, когда хотел. Лицо его ничего, кроме напряженного внимания, не выражало.

— Итак? — спросил он, дочитав письмо и аккуратно сложив его.

Клер разозлилась.

— Что «итак»? — переспросила она. — Что ты хочешь узнать?

— Я хочу узнать, почему ты скомкала письмо? — холодным тоном процедил Бойд. — Почему ты ничего не сказала мне? Как ты к этому отнеслась? Итак?

— А я хочу узнать, как ты относишься к этому, — Клер решила выяснить все до конца.

— Мне хочется выбросить это письмо, — ответил Бойд.

— Я уже выбрасывала.

— Ага, а потом вынула из ведра, — догадался Бойд.

— Да… Я… я почувствовала, что должна ответить ей.

— Зачем? — голос Бойда звучал осуждающе.

— Ну… Она же нам хотела добра, — медленно и неуверенно ответила Клер. — Сочувствовала, может быть, думала, что этим поможет нам.

— А откуда она узнала, что ты не можешь иметь детей?

Клер снова покраснела, что ж, придется признаваться во всем.

— Я об этом проговорилась невзначай, — с трудом выдавила из себя Клер.

Он выпрямился и протянул ей письмо.

— Ну? Что же ты думаешь? — почти умоляюще спросила Клер.

— Я думаю, что первая твоя реакция была верной, — спокойно ответил Бойд, — письмо надо выкинуть в мусорное ведро. У этой женщины нет никакого права вмешиваться в нашу жизнь.

— Нет, — сказала Клер, с жалостью посмотрев на скомканные листки. — Я… Нет, конечно, к тому же навряд ли это возможно — усыновлять детей из другой страны.

Бойд бросил на нее быстрый взгляд.

— Забудь про все это, дорогая, — ласково проговорил он, — перестань думать об этом, не надо мучить себя.

— Да, ты прав. Но ответить ей все-таки придется.

Бойд покачал головой.

— С какой стати? — сказал он. — Ты же не просила, чтобы миссис Пшибыльская подыскала… — Он оборвал себя на полуслове, что-то в его лице дрогнуло. — Ты же ни о чем таком не просила ее во время вашей беседы?

Клер вспыхнула.

— Конечно, нет. Это целиком ее идея. А ответить все равно надо.

— Тогда отвечай, — сказал Бойд. — А письмо спрячь, пока не надумаешь, что ты ей напишешь. — С этими словами он сгреб остальные свои подарки и понес их наверх.

После такого разговора было уже неловко возвращаться к этой теме и выяснять, что Бойд думает о предмете по существу. Ей и раньше не представлялось случая узнать, любит ли Бойд детей, — он никак не выказывал своих чувств ни во время ее первой беременности, ни после.

Впрочем, во время первой беременности она пребывала в столь радостном и приподнятом состоянии духа, что Бойду оставалось только молчаливо наблюдать за ее торжеством, не высказывая вслух свои мысли.

Ему оставалось принять это как должное, хотя, как ей казалось тогда, он не особенно радовался возможному прибавлению семейства. Клер объясняла это его эгоизмом — Бойд вырос единственным ребенком в семье. У нее самой был брат. И хотя он был постарше, все равно ей приходилось смиряться с тем, что не все достается только ей. А Бойда в детстве слишком баловали, его родители сдували с него пылинки, особенно мать.

Клер, хоть и записала супруга в эгоисты, все равно полагала, что он может стать неплохим отцом. Даже была уверена в этом. Она видела, как он играл в мяч со своими младшими кузенами, как рассказывал малышам сказки. Значит, отцовского инстинкта он все-таки не лишен.

Хотя, возможно, продолжала размышлять Клер, он столько труда вложил в свою карьеру, в свое продвижение по служебной лестнице, что тщеславие поглотило его целиком, добив имеющиеся задатки отцовского инстинкта. Во всяком случае, он не горел желанием сделаться отцом.

Тем не менее они сознательно пошли на вторую, а затем и на третью беременность, следуя совету ее доктора. После третьего выкидыша вопрос о потенциальных отцовских качествах Бойда стал чисто абстрактным. И оставался таковым по сей день — пока не явилось из Польши письмо с неожиданным предложением.

Про письмо они больше речи не заводили.

Клер, разумеется, его не выкинула, на это у нее не поднялась рука.

Вскоре наступил Новый год. Они готовились к нему с удовольствием: повесили новые занавески во второй, свободной спальне и принарядили дом.

Канун Нового года прошел хорошо. К ним в гости приехали друзья — бездетная супружеская пара их возраста. Они заявились утром и провели у них весь день, примеряя костюмы для праздника, который они собирались провести в местном отеле в тот же вечер.