— Пускай дерутся! — сказал Мирча. — Нам до них теперь и дела нет. Посмотрим лучше, какие мы растения собрали, и начнём сушить их.

Однако никто не изъявил готовности.

Каждому хотелось о чем-то спросить, что-то сказать. Но все молчали. Наконец заговорил Санду, медленно, задумчиво:

— Они сделают свой порт. Там они сами будут адмиралами. И что же? Разве в этом дело? Главное — это быть вместе с друзьями… Если спросить Нику и Илиуцэ: «Вы пионеры?» — они расплывутся от удовольствия и скажут: «Да-а!» А только станешь допытываться: «Малышами хотите заняться? Гербарий хотите собирать?» — увидите, какие они рожи скорчат. Что это за пионеры? Зачем они носят красный галстук?.. А? — И он обвёл глазами собравшихся.

«Эх, попадись мне теперь Нина! Задал бы я ей трёпку…» — со злостью подумал Петрикэ.

Мальчики разложили на столе растения, и стол вдруг точно покрылся зелёной скатертью, радовавшей глаз разнообразием тонов — от самого светлого, мягкого, бархатистого до густого, тёмного, строгого. В молчании ребята осторожно прокладывали растения фильтровальной бумагой.

Вот десятки маленьких стебельков ряски приятного, успокаивающего тона. Вот длинные копьевидные нити грязно-зелёного цвета, липнущие одна к другой, сливаясь в ткань «лягушиного шёлка»…

— Ещё не прошло часа, как они плавали на поверхности пруда, — сказал Санду, накладывая промокательную бумагу на стебельки ряски и расправляя «лягушиный шёлк». — Вода спокойна, и они смирные. Как задует ветер, зарябит пруд, так они начинают играть и резвиться… Теперь вот смотрите: хоть ураган разразится, они уже не двинутся.

— А рыбы в пруду, — с улыбкой сказал Костя, — пошлют нам за это благодарственное письмо. Ведь для них эти растения напасть. Накроют воду зелёным ковром — попробуй дыши. Кислород не доходит в глубину…

— С каких это пор ты стал покровителем рыб? — спросил его Алеку.

— Разве один Нику может быть покровителем — к примеру, Илиуцэ, — а я не могу быть ничьим защитником?

Стараясь разглядеть через лупу тоненькие, хрупкие корни сальвинии, Дину сказал:

— Как жалко, что у нас нет микроскопа, как в лаборатории!

— Верно, — согласился Санду. — Подумать только: в одной капле воды живёт столько организмов и растений! Состаришься, и то все не изучишь… — Он осторожно положил на лист цветущее ярко-оранжевое растение.

— Что это? — спросил Петрикэ.

— Пузырчатка. Очень интересное растение. Я как раз вчера о нём читал. Оно вырабатывает нектар, пожирая водяных блох. Подойди сюда, смотри. Видишь? Это ловушка. Она открывается только внутрь, пропустит блоху, и та в плену. Оттуда уже ей не выбраться. Бьётся там, зовёт на помощь, но всё напрасно.

И так одно за другим укладываются растения. Занятие, казалось, всё больше захватывало мальчиков. Однако через некоторое время Костя сказал:

— Я всё думаю о Нику и Илиуцэ… Можно бы их удержать…

— Удержать? — нахмурился Мирча. — Ни в коем случае! Они зазнались!

Немного погодя Дину сказал:

— Весной я как-то вечером написал стихи… Вам я их не показывал. Они называются «Наш дружный кружок». Наизусть я не помню, но последняя строфа начиналась так: «Ребята нашего кружка, как зёрна колоса, едины…» — Он замолчал, потом неожиданно добавил: — Но кружок не дружный. Стихи уже устарели…

— Нет, не устарели, — с жаром перебил его Санду. — Нет, кружок всё равно дружный, даже если они и ушли!

— Правильно! — подтвердил Петрикэ.

— Верно! — поддержали другие.

— Жалко, Дину, что ты не помнишь всего стихотворения… — Мирча полузакрыл глаза и тихонько повторил: — «Ребята нашего кружка, как зёрна колоса, едины…»

— «И пусть дорога не легка, взойдём на светлые вершины!» Так оно заканчивается, я вспомнил! — воскликнул Дину.

И все хором, как торжественную клятву, повторили:

Глава восьмая. Огорчения

На следующий день Санду вышел из дому вместе с Топом.

Свежее утро сменило душную ночь, которая точно и в самом деле закуталась в семь овчинных тулупов, как говорится в одной сказке. Плавно дымила труба фабрики «Виктория», словно трубка старого моряка. Дым поднимался медленно, ровно.

Ни пионеры, ни малыши ещё не пришли. Не было даже Петрикэ. А ведь известно, что «меньшой» вставал ни свет ни заря.

Слабый ветер покрыл мелкой рябью пруд. Кувшинки ещё не раскрылись. Лягушки, утомлённые вечерним концертом, спали на камнях, нагретых первыми лучами солнца. Тростник оказался расторопнее всех. Поднялись поникшие было от духоты метёлки, выпрямились лезвия листьев, поворачиваясь ребром к ветру.

Санду уже подходил к адмиралтейству, как вдруг Топ рванулся и яростно залаял.

Навстречу им от берега, где начинался забор фабрики «Виктория», шёл мужчина в большой соломенной шляпе, такой высокий, словно на ходулях, тощий, белолицый, как будто ему никогда не приходилось бывать на солнце. Топ не переставал лаять, пока незнакомец не подошёл ближе.

— Вы кого ищете? — спросил Санду, приподняв брови, удивлённый этой неожиданной встречей.

— Я с фабрики «Виктория».

— Чем я могу вам помочь? Вы пришли слишком рано, мы совсем не рассчитывали, — заулыбался Санду.

Окинув его равнодушным взглядом, незнакомец досадливо сказал:

— Брось болтать, малец! Где остальные? Мне некогда рассусоливать.

— Какие остальные?

— Ваша банда…

— У нас нет никакой банды! — возразил Санду и вспыхнул. — Банды бывают у бандитов. У нас звенья, отряды и дружины!

Незнакомец скривил губы и сказал:

— Я повторяю, у меня нет времени. Где остальные? Я видел, тут вас много…

— Ещё не пришли. А зачем они вам?

— Вытряхаться вам отсюда надо, да поскорее!

— Как вы сказали? — Санду даже опешил, потом подумал, что тот, наверно, шутит. — Вы, конечно, шутите?..

— Мне не до шуток! — строго сказал незнакомец.

Мальчик почувствовал, как у него горят щёки и дрожат губы. Глядя на неумолимое, суровое лицо собеседника, он с трудом проговорил:

— Надо? Почему это надо?

— Без разговоров! Чтоб вы мне тут больше не попадались…

— Но как же так? Почему? — спросил Санду упавшим голосом.

Незнакомец раздражённо ответил:

— Играть в орлянку и морду бить можно и в другом месте. А отсюда вам придётся сматываться. Не то…

Санду не дал ему договорить и крикнул, чтобы не выдать дрожи в голосе:

— Неправда! Неправда! Мы в орлянку не играем и вовсе не дерёмся. Мы пионеры, а не шалопаи! — Видя, как незнакомец делает ему знаки, чтобы он замолчал, Санду продолжал: — Нет, не замолчу! Почему вы нас считаете шалопаями? Почему?

Незнакомец попятился. Вынул из кармана портсигар, взял сигарету и закурил. Затянувшись, он выпустил дым через нос, раздувая ноздри.

— Ну, почему? — настаивал Санду. — Почему мы должны уйти отсюда?

Тот сплюнул волоконце табака и преспокойно сказал вразумляющим тоном:

— Вы должны убраться отсюда, это вам не пустырь, чтобы всяк, кому не лень, шатался здесь и вытворял, что ему вздумается. Тут рядом вон что. — И он многозначительным жестом указал в сторону фабрики.

— Мы тоже знаем, что там фабрика, — ответил Санду.

— Ерунда, малец, ерунда! — Голос незнакомца опять стал резким: — Некогда мне тут рассуждать! Тебе ясно было сказано: убирайтесь! Да побыстрее! Не дожидаясь вечера! Больше чтоб я вас здесь не видел, понял? — И прежде чем Санду успел ответить, он бросил сигарету и зашагал прочь.

Санду провожал его взглядом, пока тот не свернул за угол высокого забора. День ещё только начинался, а Санду вдруг ощутил страшную усталость. Он чувствовал, как тяжелеют ноги, словно на нём были не сандалии, а свинцовые калоши скафандра. Он присел на пенёк. Подле расположился Топ. Мальчик молча гладил его лоснящуюся шерсть…